Приручение

Он сидел за столом, наблюдая плывущим взглядом, как длинные тонкие пальцы перебирают кнопки клавиатуры. Он всегда сидел практически неподвижно, подмечая новые движения босса, изучая каждый миллиметр его длинных пальцев взглядом. Если бы только кто ему позволил, он бы… Он бы обхватил эти пальцы своими, чтобы мягко гладить каждый миллиметр огрубевшей от длительных тренировок кожи, почти невесомо касаться губами сплетения вен. Но сейчас все что он мог — наблюдать, ныряя взглядом под белоснежные рукава аккуратно выглаженной рубашки, упрямо пытаясь забыть навязчивую деталь: у его босса уже есть человек, который каждый день Савады делает счастливым, которому позволено касаться этих рук, видеть улыбку и слышать похвалу, которого он нежно обнимает и целует на прощание. Хибари поднимается с кресла и подходит к окну, ощущая дрожь во всем теле, ощущая как сжимается его сердце, осознавая, что этим человеком ему никогда не стать. Все, что ему позволено, это преклонить голову перед своим боссом, поцеловать его руку, принимая задание или приветствуя короля итальянского мафиозного мира. Кёя садится на подоконник и обхватывает свои плечи руками в безрезультатных попытках сдержать дрожь во всем теле и столь ненавистное ощущение слабости, беспомощности. Мужчина вспоминает о ребёнке, жене: впрочем воспоминания о них не помогают, а лишь сильнее разжигают желание разорвать себя на куски, чтобы не было этого отвращения, этой ненависти и жгучей боли, от которой может избавить лишь человек, работающий сейчас в кресле. Ему нужно одно лишь прикосновение, ради которого он готов растоптать свою чрезмерную гордость, стать на колени и ластиться к его рукам, как нежное облачко. Савада удивительным образом воздействовал на каждого из своих хранителей: взрывной ураган Гокудера становился мягким и нежным, обволакивающим ветерком; проливной дождь Ямамото — тихим, едва слышным, мелко капающим дождиком; яркое, обжигающее солнце Сасагава превращался в согревающее весеннее солнышко; громкая и ослепительная гроза Ламбо затихал в секунды, стоило ему только заслышать, что босс скоро придет; даже чертов густой и непроглядный туман иллюзиониста хренова вдруг прояснялся и просто едва заметными клубами проплывал мимо; как не прискорбно для гордого, одиноко дрейфующего облака, мрачной тучи, идущей своим путем, но, увы, даже его путь накрепко привязался к этому человеку, рядом с которым его холодная, бессердечная натура превращалась в горячую и страстную не только в боях, но и в нежных руках босса. Погрузившись в мысли, он вспоминает маленького ангелочка, своего любимого сыночка. Мужчина впервые за вечер улыбается, думая о ярких сверкающих серых глазах, смотрящих из кроватки на большого-пребольшого папу. Маленький Ацуши — копия отца. Черные переливающиеся волосы, серые глаза, только улыбка неизвестно чья: жена так не улыбается… А Хибари никогда ранее не видел своей улыбки. Единственное, что напоминает его улыбка, это нежность Савады, но откуда в его ребенке взяться улыбке Неба Вонголы? Задумавшись, Хибари не замечает, как к нему приближается Десятый. Тсунаёши накрывает плечи мужчины ладонями, ведя вниз, и довольно властным движением опуская руки Кёи. Оставляя лишь одну руку на запястье того, Небо ведёт Хранителя из кабинета. Где-то в этом огромном доме уже сладко и крепко спит ничего не подозревающая хозяйка поместья Дечимо, любимая жена и прекрасная заботливая супруга Савады. Впрочем, они оба знают, что им нужно, знают, зачем сегодня Кёя снова, несмотря на запрет, пришёл к нему домой без приглашения, знают, за что он будет наказан. Савада никогда не действовал резко, полностью отождествляясь со своим атрибутом. И сейчас он тоже заводит мужчину в комнату, спокойно и тихо, закрывая за ними дверь. Личные покои Тсунаеши. Он остаётся здесь лишь тогда, когда к нему приходит Кёя, либо когда настолько устал, что не в состоянии добраться до их с Киоко комнаты. Вся эта напускная хладнокровность снаружи со стороны Хибари всегда внутри разбивалась о моменты ожиданий, когда «зверёк», «травоядное» решал его судьбу. Дечимо слегка улыбается, кажется, в очередной раз выбрав, каким образом накажет зазнавшегося одиночку. Савада всегда хотел научить этого человека любви и нежности. Он усаживает мужчину на кровать, надавив ему на плечи, и становится перед ним. Небо проводит большим пальцем по подбородку, подхватывая его указательным и заставляя своего Хранителя посмотреть себе в глаза. Хибари постепенно теряет себя в этих глазах цвета молочного шоколада, в их нежном и теплом взгляде. Тсунаеши делает с ним просто невероятные вещи, а он, ведь, только слегка гладит его по щеке. И Кёя снова закрывается, запирает себя на замок, лишь бы не выдать своей слабости. Впрочем, было бы что выдавать. Его сердце уже давно растаяло от первой же улыбки Дечимо в его сторону. Он никогда не умел сопротивляться этим глазам, рукам, улыбке. Только здесь Кёя может видеть его таким; на тренировках он другой: жёсткий и беспощадный, его руки — тверды как камень, прекрасные глаза — холодны как сталь. И все это во время боев обрушивается на врага, а во время тренировок — на Кёю. С остальными хранителями он улыбается, смеётся, но Хибари остаётся лишь наблюдать со стороны с презрительной ухмылкой на губах, как будто ему все это не нужно. Нет, не как будто. Ему не нужно. В стаи, действительно, сбиваются только слабаки, которые не могут сделать ничего сами. Он никогда не хотел быть с ними. Сначала он просто хотел понаблюдать на Савадой, проверить, на что он способен, затем незаметно для самого себя признал его силу и стал уважать. Лишь пару лет прошло, а взгляд Хибари уже был прикован только к достижениям этого некогда наивного, глупого слабака: сначала чертов иллюзионист, затем Варийцы и их неадекватный босс, Мельфиоре, Шимон, проблемы Аркобалено, получение короны мафии, пребразование колец, появление дикой силы, подавляющей. Любое препятствие на своем пути Десятый Босс Вонголы проходил с удивительным упрямством, борясь с собой, с людьми вокруг, с испытаниями и шутками судьбы. А затем, когда Савада получил свою корону, в сердце Хибари, как будто, что-то изменилось. Нет, это изменилось давно, но осознал он это только, когда Тсунаеши с улыбкой принимал заслуженные поздравления с коронацией, с достижением цели, а затем, зайдя в кабинет, сбросил эту маску: упал в кресло, растрепал волосы, отбросил пиджак и просто холодно посмотрел на вошедшего в комнату без стука Кёю. Сердце Хибари ухнуло вниз: он потерял себя окончательно. Именно это и положило начало этому их общему безумию. Безумию, что стало их секретом. Ладони Тсуны опускаются на закованные в пиджак плечи: Савада слегка сжимает их, ощупывает, словно пытаясь что-то почувствовать, а затем со спокойным мягким взглядом и нежной улыбкой, растегивает лишнюю вещь, снимая и отбрасывая куда-то в сторону. Хибари уже и не помнит, что когда-то эта вещь стоила очень дорого — он сильно берег ее. Застегнутая на все пуговицы фиолетовая рубашка с затянутым поверх галстуком становится следующим препятствием на пути к телу Хранителя Облака. Но когда препятствия останавливали этого человека. Савада лёгким движением руки подцепляет галстук мужчины двумя пальцами и тянет на себя, расправляя в руках и укладывая холодную шелковую ткань на глаза Хибари. Когда Хибари ничего не видит, он становится таким хрупким: когда не видно его холодного взгляда, то слегка приоткрытые губы Облака полностью выдают его истинное состояние. Мягкий толчок руки, и Кёя уже лежит на кровати, зная, что потом будет в который раз хладнокровно и безэмоционально объяснять жене, почему вчера выстиранная и выглаженная рубашка снова помята, почему от неё несёт парфюмом Десятого Вонголы и потом. Он снова придумает отговорку, басню, в которую она… Снова не поверит. Они знают об этом, но оба делают вид, что все хорошо… Что они хоть когда-то были семьёй. Тсунаеши проводит слегка отросшим ногтем по чувствительной шее Кёи, он обводит кадык, слегка царапает и заставляет его полностью вернуться сюда, где нет места словам, признаниям. Здесь нет места лишним. Савада слегка теребит верхнюю пуговицу, замыкающую воротник, словно ошейник вокруг крепкой шеи Хибари, и, наконец, растегивает ее, наблюдая, как тот сглатывает, приоткрывая тонкие губы и уже с трудом дыша. А ведь, Кёя пропал, расстворился в нем уже так давно. С того самого времени, как десятый Босс Вонголы, его непосредственный глава семьи, Тунец, «Никчемный Тсуна», «Глупый Тсуна» и прочее, прочее, прочее, вышел на бой с первым препятствием на пути становления Вонгола Дечимо. Хранитель Облака не утруждает себя запоминанем лишнего. Но он прекрасно помнит имя своего босса. И не раз, и не два повторяет его в сонном бреду, когда ему кажется, что босс рядом, когда он снова касается во сне, когда ласкает каждый миллиметр его тела, когда повторяет столь неправдоподобные слова о важности, нужности и драгоценности Облака, ведь настоящий Савада никогда ему об этом не скажет… И Хибари тоже не позволит сказать. Он не позволит своему боссу упасть до того, чтобы повторять все те слова, что он слышит во сне. Савада таки переходит точку невозврата, мягко касаясь кадыка Кёи губами, ухмыляясь потерянному и удивлённому лицу и раскрывая его воротник. Из-под застегнутой рубашки выглядывают ключицы, удерживающие крепкие мужские плечи. Тсуна ложится рядом на бок, оперевшись на одну руку, а второй ладонью нежно касается так сильно привлекших его внимание ключиц. Острые, крепкие, являющие собой часть неотъемлимой неуемной силы Хибари Кёи. Он пробирается ладонью под рубашку мужчины, с некоторым упоением проводя большим пальцем по правой ключице, слегка задерживаясь на ямке между косточками, которой, наклонившись, касается языком, вызывая дрожь по всему телу Облака, а затем снова ведет большим пальцем, но уже по левой ключице, вглядываясь в лицо своего сильнейшего хранителя. Заканчивая со столь необходимой лаской, Савада снова растегивает пуговицы, теперь две, и разводит рубашку слегка в стороны, вытаскивая ее, всегда чинно заправленную, из брюк. Вопреки ожиданиям Хибари Десятый пробирается под рубашку и нежно гладит холодную кожу горячими ладонями, ощущая как тело Кёи подсознательно льнет к его рукам, к теплу, к своему Небу, признавая в нем властителя всей мафии. Хибари, которым он был еще несколько лет назад, остановил бы босса при любых обстоятельствах, но сейчас Кёя вздрагивает от каждого прикосновения Дечимо, приоткрывает губы, словно выброшенная на берег рыба, а Тсуна как будто специально медлит, не замечая признака надмерной чувствительности Хибари. Достаточно насладившись стройным телом своего Хранителя: огладив его немного подкачанный животик, широкую сильную спину, Десятый снова возвращается к пуговицам. Он растегивает рубашку по одной пуговице, медленно, почти мучительно, проводя горячими губами дорожку из поцелуев: на месте каждой расстегнутой пуговицы оказывался новый поцелуй, вырывающий из ледяного принца полустон-полувздох. Тсунаеши полностью растегивает рубашку, даря последний поцелуй слишком близко к брюками Облака, вызывая этим однозначную реакцию тела того. Дечимо мягко касается вспотевшей ладони хранителя, сплетая их пальцы и поглаживая большим пальцем его большую ладонь. Та несколько больше ладони Тсунаеши, но это не мешает тому властвовать, проводить ногтем по венам Облака, с губ которого срывались с таким трудом сдерживаемые постанывания. Хибари ощущает как прерывается его дыхание, когда Савада растегивает рукава рубашки, когда он касается запястья губами и слегка царапает острыми зубками. Низ живота мужчины сворачивается в узел внутри, член уже стоит колом, требуя освободить его из невыносимого плена. Единственное — Тсунаеши не спешит: он прослеживает губами и языком каждую венку на его руке, время от времени, царапая зубками. Пламя Облака сходит с ума, оно взвинчивается в воздух, затевая танец, выдавая все возможное, что ощущает мужчина. Спустя пару секунд к нему присоединяется горячее, опасное пламя Неба, сплетаясь с мистическим пламенем Хибари в жарком противостоянии, в страстном танце. Хранитель ощущает, что его пламя тонет в ласке и мягкости, оно тоже проигрывает своему родственному пламени. Так же, как когда-то проиграл он. Тсунаеши отстраняется, снимая пиджак и рубашку. Они летят на пол к вещам Кёи, где забываются надолго. На всю ночь. Дечимо стаскивает с Хибари рубашку, но все также не приближается к его паху, касаясь губами идеального торса: его тонкие губы обхватывают затвердевший сосок, свободная ладонь ловит второй, слегка сжимая и повторяя движения губ. Небо нежно обводит ореол языком, вырывая из горла Облака стоны. Он уже не может сдерживаться. Вторая ладонь оглаживает его тело, пока Тсуна спокойно сидит у него на бедрах, никак не реагируя на горячие стоны, на стройное извивающееся тело от одних лишь прикосновений к соскам. — Тсу… Тсуна-аеши, — выдыхает Облако, подаваясь вперед, бесконтрольно подставляя свое пылающее тело под умелые руки Савады, отдавая всего себя в его полное распоряжение. Душу и тело. — Го-горячо-о-о, — выстанывает тот, пытаясь потереться изнывающим пахом хоть о что-то, и только слегка прижимается к бедрам к босса, позорно, но уже не в первый раз кончает прямо в штаны, прикрывая рот ладонью, словно в попытке сдержать рвущийся наружу громкий стон. Эта комната видела Хибари всяким. Его тело, легко переносящее любые побои, практически устойчивое к боли, с трудом переносило малейшую ласку со стороны босса. Когда он возвращался с миссий избитый и израненный, именно в этой комнате под его неумное бурчание и недовольство его босс, его Небо, залечивал его ранения и озарял яркой улыбкой, говоря, что скоро все заживет. Эта безусловная забота, конечно, была необходима Хибари, но одновременно ему становилось все сложнее говорить себе, что он так заботится о каждом своем Хранителе. Ведь, они его семья. Самовнушение иногда просто отказывалось работать и сердце как будто счастливо повизгивало, срываясь в пляску. Хибари просто ненавидел ощущать себя влюбленной девицей. Он ненавидел свое сердце, что неспособно послушать логические доводы рассудка, которое влюбилось в того, кому его любовь не нужна. Савада только слегка ухмыльнулся, растегивая и снимая мокрые брюки со стыдливо покрасневшего Хибари, который не мог в который раз даже видеть своего босса, а он так сильно хотел бы безостановочно смотреть в его яркие глаза, чтобы видеть, как тот смотрит на него, нравится ли ему, счастлив ли он также, как его Хранитель. И Тсуна словно слышит его мысли. Следом за брюками, он снимает и галстук с серых, подернутых дымкой возбуждения глаз. Хибари выглядит так, как будто решается на что-то, а затем мягко ложит руки ему на плечи. — Прошу… позволь мне. Хотя бы сегодня. Больше никогда. — Облако упирается лбом в его плечо, тяжело дыша и шепча практически в бреду. И Тсунаеши решается отдать немного власти в руки своего Хранителя, но даже в таком положении умудряется вести. Король не может быть ведомым. Кёя с неким упоением прижимается к шее Савады, покрывая ее нежными поцелуями и опускаясь ниже. Он знает так много о том, что нравится Десятому, о чем не знает даже его драгоценная жена: знает, что тот не любит, когда касаются сосков, никому не позволяет приближаться к затылку, ощущая себя там уязвимым. И, о мой Бог, как еще много Хибари о нем знает. Он опускается все ниже, наконец оказываясь прямо напротив его паха. Он громко сглатывает и касается его губами через ткань штанов. Он не посмеет самостоятельно обнажить своего босса, не поставит на кон всё. И так слишком много уже стоит. Но своенравный Хранитель со всей нежностью касается прямо через штаны, целует, вылизывает с таким упоением, как будто перед ним его любимая сладость и Небо, довольно порыкивая, властно поднимает его голову и отстранившись раздевается полностью, веля Облаку ложиться на него так, чтобы Тсунаеши видел его и чтобы обоим было удобно. Кёя ложится, оказываясь лицом прямо напротив ствола своего Босса, нежно и несколько обожествляюще касаясь его губами, издавая утробный рык, когда пальцы Савады, касаются колечка сжатых мышц, а его язык поддевает яички. Десятый еще ни разу такого не делал и бывший ГДК был уверен, что тому, как минимум противно, но сейчас он с такой легкостью ласкал его, вознося на вершини блаженства, что из головы Хибари вовсе вылетели любые мысли, кроме: «Тсунаёши». Крепкие руки босса мягко развели его ягодицы в стороны и одно его движение вывело Кёю из состояния его частично установившегося равновесия. Десятый нежно коснулся языком сжатого колечка мышц, осторожно проталкивая его и доводя Хибари до чувства абсолютной прострации. На несколько мгновений он оказался затерян для всего мира, и лишь следующий толчок привел его в чувство вместе с сорванным громким несдержанным стоном. Облако упрямо пытался вернуться к своему занятию, но разве мог он это сделать, когда его тело горит в невыносимом огне, распадаясь пеплом и вновь собираясь по уголькам. Лишь несколько движений Савады привели уже к крайнему моменту возбуждения. Тсунаеши мягко отстранился и навис сзади, поддерживая мужчину за идеально ровный животик и обольстительно шепча ему на ухо, обжигая его дыханием: — Ты же не хочешь снова так быстро? — Его вторая ладонь проскальзывает по груди, вниз по ребрам, плоскому животику и пережимает ствол у основания, зубами он слегка прикусывает его холку, словно ведет слепого котенка. Отпуская крепкое тело, он выдавливает смазку на пальцы и аккуратно проникает пальцами внутрь горячего тела, чтобы ощутить, как оно призывно засасывает его пальцы, прося больше, буквально, действительно вымаливая прикосновения. Тсунаеши все это время кусает его спину, оставляя свои следы, синяки, что не сойдут еще около двух недель, напоминая прекрасному владельцу тела, что он полностью и весь занят, заклеймлен и никто не смеет даже заглядываться в его сторону. Этот хищник — его. Десятый Босс Вонгола приложил слишком много усилий, чтобы приручить его и чтобы всякие не мешали осознанию того, что зверек полностью завладел зверем. Тсунаеши жадно смотрел на выгнувшуюся, словно у огромного кота, спину, на запрокинутую в безумном удовольствие, в беззвучном стоне голову, слушал сорванный голос Облака, что слегка покачивался, приспосабливаясь к чужеродному вторжению в его тело, он срывался, как будто пытался подняться, освободиться, но дергаясь только неосознанно снова насаживался, теперь уже глубже, вновь оглушая комнату горячим стоном, проходящим электрическим током по телу Дечимо. Несколько еще таких движений и Савада добавляет третий палец, меняя угол входа и тут же попадая в заветную точку. От шока зрачки сильнейшего Хранителя расширяются и он с громким вскриком, что явно сорвал его голос, слетает и неконтролируемо усаживается обратно на полную длину и теперь кричит уже от боли. Десятому приходится остановиться. Он осторожно вынимает пальцы и проникает внутрь языком, нежно вылизывая его внутри и снова слушая стоны полные удовольствия. Его хищник такой послушный. Тсунаеши аккуратно отстраняется, выдавливает обильное количество смазки размазывая ее по члену, чтобы в следующую секунду, приставить его к анусу мужчины. Дечимо погружается мягко, крепко держа непослушные бедра, что так и стремятся рвануть назад и насадиться на Саваду полностью, но тот знает, что Хибари будет безумно больно не может этого допустить ни в коем случае. Медленно, сантиметр за сантиметром Десятый Босс Вонголы входит в податливое разгоряченное тело, затем рывок и он уже полностью внутри. Пошлый хлопок двух разгоряченных тел был заглушен полными наслаждения стонами. Тсуна так сильно соскучился по этому умопомрачительно узкому и желанному телу, что не было способен сдержать рык. Конечно, он невероятно сильно любил свою жену, но женское тело ощущалось совсем по другому в руках. Такое хрупкое, что боишься сломать. Здесь и сейчас же он мог полностью отдаться своим желаниям, сбросить вечно удерживаемые маски. Хибари же казалось, что он теряет ощущение реальности от идеальности происходящего. Его не гонят, все еще держат рядом, значит, он нужен. Мягкие толчки, хлопки горячей, влажной плоти и жаркие стоны — лишь ночь была свидетелем единения этих двоих одиночек, что отыскали некоторого рода спасение друг в друге. На следующее утро они снова проснутся лишь как босс и его подчиненный, но они оба помнили каждую ночь, проведенную вместе. К обеду в особняк Савады заявляется Кира с маленьким Ацуши, что так похож на отца. Хибари младший с наглостью присущей лишь бывшему ГДК усаживается на колени к любимому крестному и там и засыпает. Еще совсем маленький двухлетний ребенок уже является кандидатом в будущие боссы Вонголы. Нет. Он станет следующим боссом. Уж, Савада Тсунаеши об этом позаботится.