Пепел

Разведкорпус – это воплощение печали и скорби, истинной храбрости и силы. За легионом по пятам шныряет смерть. Нет, она живёт вместе с воинами в замке, в штабе, в палатках. Преследует повозки и лошадей, тянет когтистые лапы и плещет ядом изо рта, желая отравить и подкосить бравых бойцов. Чтобы те свалились на землю, упали с дерева, угодили прямиком в раскрытую пасть титанов. Леви знал, что смерть всегда идёт позади, удерживая его за плечо. Она появилась в жизни Аккермана с уходом матери, так и оставшись за мужскими плечами, почти приросла к его спине и конечностям, почти стянула мёртвой хваткой, но в какой-то момент Смерть.. отступила. Удивительно, как некоторые люди меняют жизнь. Сначала Изабель и Фарлан, потом Эрвин и новое окружение разведки в лице высшего офицерского состава. И Ханджи. Зое настолько странная женщина, что, кажется, даже Смерть крутит пальцем у виска, убирая костлявые пальцы от женской шеи, приговаривая: – Мне такое счастье не нужно. Действительно. Ханджи относилась к Смерти как к старой подружке. Будь её воля, то точно бы позвала костлявую за общий стол в столовой, чтобы та выпила дешёвого вина и испробовала воинского обеда. Может, Смерть пересмотрела бы свои принципы, оставила бы в покое легион раз и навсегда. Нет, Ханджи боялась умереть. А кто не боится? Леви отрицает все доводы очкастой, но он сам - сильнейший воин человечества! - шепчет про себя что-то на подобие простой молитвы, когда ситуация вокруг набирает обороты чересчур стремительно. Но каждый раз, каждый чёртов раз, Ханджи неслась навстречу Смерти с распростёртыми объятиями: кидалась на гигантов, не обдумав план отступления, подтрунивала над капралом, когда тот был не в духе, лезла в глотки подопытным. И если бы не подручный Бернер или Аккерман, который «просто заботится о том, чтобы отряд Ханджи не повесили на него», она бы уже давно плескалась в утробе любимых титанов, изучая полость гиганта изнутри. Леви почему-то считал, что на Ханджи держится весь Легион. Весь запал юнцов и ветеранов, огонь в глазах и сердцах подпитывается бурлящей энергией этой женщины, которая сможет разрядить любую обстановку: будь то очередная перепалка с военной полицией, будь то новая неудавшаяся экспедиция. Везде и всегда был слышен её смех и виден был блеск глаз, это словно подпитывало и не давало бойцам окончательно свихнуться. Какой парадокс: чокнутая баба держит в светлом уме и ясной памяти целый легион! Без Ханджи нельзя было представить разведку. Для Леви Зое уже давно стала частью мельтешащего зелёного пятна, коим были вояки на вылазках. Для разведки Зое была самым настоящим сердцем: горячим, пульсирующим, живым. Но скоро сердце легиона замерло. А вместе и с остальными дыхание задержал и Леви. В тот миг грохотала кровь в ушах и билось сердце где-то в глотке. По спине шёл ток, прошибая в самый затылок – это Смерть стучит крохотным молотком прямо по черепу, напоминая: она ещё здесь, она всё ещё рядом и будет забирать всех, кто ему дорог. Он не слышал крика и вопля. Задрожала только земля, когда гигант топнул ногой, откидывая очередное бездыханное тело в сторону. Леви бы вряд ли придал этому значение, ведь после экспедиций возвращались немногие. Но разбитые очки отразили прямой луч солнца, словно специально ослепляя именно его. И сердце остановилось. Показалось, что даже титаны замерли, оглядываясь, никак почуяли, что единственный больной до них человек погиб, упав в бурьян. Разведчики повисли на тросах, раскрыв рты в немых криках, на дне глаз осело гадкое и мерзкое чувство. Всё надломилось в тот день. Странно было возвращаться вот так. Без смеха прямо над ухом, без пищания где-то позади о том, что Моблит вновь не сделал зарисовки и не смог выследить аномального титана. Все молчали, на плечи свалилась такая тяжесть, что ни подвинуть, ни снять. Как же быть? Теперь, без той, на которой держалось всё. Без той, у которой мозг был больше головы колоссального титана. Без той, которая ободряла каждый раз, когда возвращались в молчании из-за стен. А Смерть ликовала, наконец имея возможность познакомиться с Ханджи ближе. Вместо вина, правда, в руке бокал горячей крови майора, а из сувениров костлявой достались разбитые очки, так и оставшиеся в зарослях колючей травы где-то в лесах у Троста. Вот же оно, вот! Сердце самой горячной женщины прямо у Смерти в руке! Ах, сколько было попыток, окончившихся весьма неудачно. Но в этот раз костлявая цепко ухватила Ханджи за развевающийся плащ своими лапами, утянув окончательно в хладные владения. Бернер рыдал, не смея униматься. Леви хотел ударить его, выбить дурь и запихнуть его эти никчёмные сейчас сожаления прямо в задницу. Потому что боялся, что может тоже не сдержаться и рвануть прямо из ровного строя на жеребце к повозке, где лежат завёрнутые в холсты* трупы. В голове набатом ухало «не успел». В любой другой день успевал выхватывать, только и клацали кривые зубы титана около женских пяток, а сейчас.. ходить в то крыло, где был её кабинет отныне запрещено. Вспоминать и ворошить то, что связывало с ней запрещено. Но не для костлявой. Она-то с удовольствием подкинет Леви на ночь старые воспоминания, которые больно жгут уютом и теплом, которых больше никогда не будет. Тёмные и глубокие синие глаза стали ещё глубже, ещё темнее, совсем почернели. Потеряли блеск и сияние, ведь их источник умер. Моблит всё пищал и пищал, как побитая девчонка, а Леви ощущал, как свербит нутро от его надрывных рыданий. Хотелось выбить всю дурь, сказать, что он мог бы и помочь ей, но.. разве кто-либо виновен в её смерти? Виновен. Один. Он просто не успел вовремя, занятый кровопролитием. А этой женщине нужен был вечный ангел-хранитель под боком. Погибших в тот день было на удивление немного. Легион знал, что, конечно, потерял намного больше, чем подсчитал Эрвин. Они потеряли огонь, остался только пепел внутри сердец. По обыкновению тела должны были передать огню. Так поступали всегда из-за соображений экономии полей и лугов: если бы Разведка и другие подразделения хоронили погибших членов войск, то территории стен уже давно бы заполонили косые каменные плитки. Сначала погибших обмывали. Простая процедура, ведь на тот свет - Леви надеется, что хоть там Ханджи найдёт покой - грязными нельзя. Форму подшивали и чистили, губы зашивали и клали, вроде бы, цветы на глаза. Странный обычай, который казался Леви чем-то несвойственным для армии и суровых лиц в ней. Сейчас же всё было нужным и правильным. А потом павших с честью и достоинством оборачивали в чистую ткань, только потом занимались подготовкой погребальных костров. Одна только мысль, что её прах, смешавшись с пылью и пеплом, развеется над владениями стен, вселяла в Леви ужас. Она не может уйти так: разлетевшись по кусочкам над землёй. Но и не может быть погребена где-то в тёмном лесу: стены могилы её пропитаны кровью, там с глиной вперемешку лежат дроблённые кости. Не лучше ли отпустить её на свободу вместе с порывами ветра? Чтобы она узрела мир там, за каменными оградами? Эгоист. Он не хочет отпускать её даже сейчас, не хочет расставаться. Пусть и назовёт её перед погребением грёбаной дурой, но он оставит её рядом с собой. Эрвин понимает немую просьбу. Ему достаточно просто прочесть красноречивый взгляд двух ртутных пятен с прорезями-зрачками, чтобы слабо кивнуть и дать согласие на похороны одной из самых легендарных бойцов за свободу и мир. У Аккермана дрожат руки и холодит кончики пальцев, когда он берёт из кладовой лопату. Скольких он похоронил в тайне от Эрвина вместе с Ханджи? Десяток? Сотню? Список сбился, счёт потерялся, но они должны были оставить память о павших именно так: пустив слёзы вниз, в могилу, вонзив в рыхлую землю плиты с выцарапанными именем и фамилией. И двумя датами через тире. Скрип телеги отдаётся троекратно в ушах. Звенит что-то, ломается, хрустит, рушась на мелкие частицы. Он возница, а рядом с телом майора в повозке сидит Смерть, и, наверное, с удовольствием рассматривает лицо с зашитыми губами и с двумя колокольчиками на закрытых глазах. Леви едет медленно, словно не верит, всё ждёт, что она вдруг вскочет в своём репертуаре, крикнет, что это был розыгрыш, расхохочется от души и громко, до дрожи в ногах. Он бы и не ругал её, не бил, только добился бы увольнения из армии... Но вместо смеха и знакомого до боли голоса – карканье ворон в глуши леса. Вместо блеска янтарных глаз – сверкание звёзд на ночной небе. Никто не разбудит больше в законный выходной криками и вышыбленной дверью кабинета с ноги. Теперь у него на правах постоянного соседа живёт Смерть. Но не для того, чтобы в дальнейшем снова забрать кого-то, а чтобы мучить треснувший разум каждый новый день. Прощай, Ханджи. Костёр твой погас, развеявшись пеплом над пыльной тропой. Уже через пару часов в лесу, на большом «неофициальном» кладбище появилась новая могила.