I hate your voice I hate your lips I hate how bad I wanna steal your kiss But you're all that I've been dreaming of This is not another song about love
— Ты её любишь? — спросила как-то Криста Микасу. Как-то давно спросила, когда они ещё были в плену стен. Тогда это был первый вопрос подобного характера, прозвучавший между ними. Микаса в то время несколько дней подряд приходила к прозрачному, будто стеклянному камню. Проводила пальцами по острым неровным сколам, стучала по поверхности. Любовалась сквозь сотни тёплых отблесков на переливающиеся радугой светлые волосы. Вглядывалась в закрытые глаза, чью синеву увидеть было уже нельзя. И до скрежета сжимала зубы, прищуривая глаза. Было больно. Как будто все руки были изрезаны этими неровными сколами. Слёзы от этой боли наворачивались непроизвольно — поэтому и щурила глаза. Не реветь же. Тогда Криста и спросила. Спустилась однажды к тому камню, застала там Микасу, вот и спросила. Микаса тогда обернулась к ней, как-то очень рассеяно, почти неловко, поглядев поверх макушки. А после опустила взгляд к соломенным волосам. Тоже светлые, тоже тёплые, тоже переливаются радугой в отблесках факелов, освещающих подземелье. Такие у Кристы были волосы. И глаза были синие. И их синеву можно было увидеть. Только это всё было не то. Слишком насыщенный, слишком пшеничный оттенок у волос. Слишком яркая, слишком навязчивая синева глаз. Но всё равно так похоже… Что даже как-то греет. Так что Микаса тогда не ответила. Только улыбнулась как-то слишком тепло, необычно для себя. — А ты любишь Имир? — спросила она тихо, будто искажённое эхо. Криста на секунду удивилась, распахивая свои синие-синие глаза, а после призадумалась, отворачиваясь к камню. — Не знаю… — ответила она в тон, тоже как эхо. — Вот и я не знаю, — чуть вздохнула Микаса, снова обращая взгляд к знакомым чертам, запечатанным в хрустале. Это была чистая правда. Микаса не особо понимала, что чувствует к Энни. Что она для неё? Давняя соперница? А за что? За лидерство в отряде? Нет, так было бы очень просто для себя думать, но Энни никогда с ней не конфликтовала на этот счёт. Ей не нужно было какое-то лидерство и даром — всегда была себе на уме. За сердце Эрена? Так было бы думать даже проще, но до сердца сводного брата Микасе не было никакого дела. Волновалась она за него, да. Больше жизни. И за Армина. И за многих других в отряде. За ту же Кристу очень волновалась. Да и как за такую не переживать? Но эти волнения были скорее похожи на заботу матери о своих детях. Очень опекающей матери, но всё же. Не хотелось Микасе никого терять. Не снова. Не после всего пережитого. А с Энни меж тем дело было вовсе не в соперничестве. Но в чём тогда? В чём, в чём, но явно не в любви. Нет уж, ну где здесь любовь? Она переживала за кого угодно, даже за Имир со всей её наглостью. Даже за Берта и Райнера с их скрытностью. Но не за Энни. Не было у неё к ней такого трепетного чувства заботы, как к другим. Какая-то она была слишком чужая, неправильная. Или слишком самодостаточная со всеми своими навыками и отчуждённостью. Но почему-то при взгляде на эту фигурку в хрустальных стенах сердце болезненно сжималось и начинало биться чаще. У Микасы такое чувство было в последний раз, когда она смотрела на погибшую мать: что-то важное было утеряно, без возможности вернуть. Как будто последние капли воды в пустыне утекали сквозь пальцы. Любовь это — не любовь, непонятно. Да и без разницы. История сослагательного наклонения не имеет, а будущего у этих чувств явно не предвидится. Микаса проглотила тогда невесть откуда взявшийся ком в горле, вздохнула и ушла из подземелья, оставив Кристу одну.***
— Так ты её всё же любишь? — спросила Криста во второй раз, когда её вернули из плена. Из плена её вроде как возлюбленной Имир. Микаса и тогда тоже обернулась к ней. На это раз резче, чётче, удивлённо распахнув глаза. — Её — Энни? Почему ты так думаешь? Почему ты вообще сейчас спрашиваешь? — В голосе стальной ноткой промелькнуло раздражение. Криста в целом была удивительной девушкой. Удивительным образом умудрялась заслуживать уважение. И удивительным образом умудрялась раздражать. — Ты тогда ответила вопросом на вопрос. — Криста чуть пожала плечами. — Так обычно делают, когда не могут что-то признать. И на меня ты так странно смотришь… Я тебе напоминаю её, верно? Вопросом на вопрос. Она не может что-то признать, оказывается. Как интересно. Ну разве может то чувство называться любовью? Это смешно. Её, Микасы, тоска по Энни ни разу не похожа на отношение Кристы к Имир. Ну ладно, возможно, похожа немного: под рёбрами ноет та же щемящая нежность. Микаса по взгляду Кристы это видела, когда застала их с Имир разговор в пылу сражения. Даже со стороны себя видеть не надо, чтоб понять, что на ту хрустальную тюрьму сама она смотрела точно так же. Но всё же какая тут любовь? — Может быть, — хмыкнула Микаса в ответ, на секунду потерявшись в размышлениях. Снова с какой-то растерянностью. — А ты сама? Ты всё-таки её любишь, Имир? — Она чуть приподняла бровь. — Люблю, кажется. — На этих словах Криста поникла и задумчиво устремила взгляд куда-то в сторону горизонта. — Она там. Она далеко. Не знаю, увидимся ли мы теперь ещё. — Ты потому спрашиваешь про Энни, что тебе нужно с кем-то разделить ношу, Криста? — Голос Микасы слегка смягчился, когда пришло это простое осознание. Всё-таки в их ситуациях действительно было что-то общее. — Может быть. — Криста чуть улыбнулась, то ли тепло, то ли с хитрецой. Как будто специально передразнивала. И Микаса не могла не улыбнуться в ответ. Всё-таки было между ними что-то общее, кроме ситуации. И чем-то они, наверное, правда могли бы друг другу помочь.***
— Ты… — Криста, уже Королева Хистория, всхлипнула. Надрывно вдохнула и снова всхлипнула. — Ты всё же любишь? Любила? Мне правда важно знать. — Она сильнее сжала чужую ладонь. Она спрашивала об этом уже в третий раз. Кристу, Хисторию, короновали, человечество вырвалось за приделы стен. А Имир погибла. И Микасе уже нет нужды спрашивать, нужно ли Кристе с кем-то разделить свою ношу. Кристе уже ничего не нужно. А Хистория с Микасой такую ношу, новую, уже не разделит. В их ситуациях теперь намного меньше общего. И поэтому Микаса почувствовала, что теперь этот вопрос стал намного более серьёзным. Интимным даже. Важным. И поэтому в кой-то веке, возможно, надо быть честной. С Хисторией, с когда-то Кристой, да и с самой собой. — Любила, — отвечает Микаса севшим голосом. — Кажется, я до сих пор люблю. Хистория судорожно вздохнула и беззвучно захныкала, вновь сжимая ладонь Микасы и утыкаясь ей в плечо. Та в ответ легонько погладила по волосам. Таким же светлым. Только более тёплого оттенка и на порядок длиннее. Погладила, пропустила шелковистые пряди между пальцами, и почувствовала в горле мерзкий ком, а глазах — предательские слёзы. — Тогда пообещай мне. — Хистория оторвалась от плеча подруги. Действительно подруги. Единственной. — Пообещай, что ты ей об этом скажешь, когда она вернётся. Она вернётся, я знаю. Я с Имир уже никогда не увижусь, но вы с Энни… Вы ещё можете. Микаса на секунду оторопела. Непонятно, от слов Хистории или от её взгляда, в котором крайняя степень отчаяния сплеталась с толикой надежды. — Хорошо, — выдавила Микаса, сглотнув ком в горле. — Я тебе обещаю, Хистория. — И обняла. Что ей скажешь? Что она бредит от горя? Слишком прямо, слишком жестоко. Нет у них с Энни никакой возможности увидеться, никуда она не вернётся. Да и Микаса бы ей не сказала никогда в жизни о чувствах, в которые сама верить не хочет. Но хотя бы из сочувствия к Хистории, к подруге, нужно пообещать.I don't know why I come back I do every time We get close to the end It's a finish line Sing these words for the girl I've been dreaming of Is this just another song about love?
Микаса держит на руках Энни. Маленькую, хрупкую, как её хрустальная тюрьма, дрожащую. И не верит своим глазам. Вообще своим чувствам. В том числе чувству реальности. Хистории теперь уже нет с ней рядом. И Эрена нет, того самого сводного брата. Да и чувства забылись, спустя столько лет, приелись. Только, видимо, никуда не исчезли. А Хистория тогда как в воду глядела. Микаса аккуратно берёт в руки чужое лицо, проводит большими пальцами по скулам, ровным и бледным. Заглядывает в глаза, синие и прищуренные от непривычного освещения. И всё никак не может поверить. — Энни… — шепчет она. Тихо, с придыханием, почти интимно. Слегка касается тонких прохладных губ. Коротко, будто на пробу. Чувствует какую-то слабую неясную попытку ответить. — Ми… Микаса?.. — слышится в ответ то ли вопрос, то ли какое-то по-странному радостное утверждение. Едва различимым, хрипловатым голосом. Микаса в каком-то тумане прижимает к себе чужое ослабшее тело. Греет в объятьях. В каком-то сумасшедшем порыве осыпает жгучими сухими поцелуями чужую шею. Будто в лихорадке. Слышит в ответ такой же сухой стон, обжигающий ушную раковину. Хистория всё же действительно была удивительной: разглядела чувства, о которых даже сама Микаса догадывалась весьма смутно. А ведь и спрашивала она всего три раза. И, видимо, всё же стоит исполнить данное ей обещание. — Люблю тебя, — выдыхает она куда-то в ключицы Энни. — Я до сих пор люблю… — И чувствует в стриженных волосах тонкие прохладные пальцы, перебирающие прядки. А на лбу невесомый поцелуй сквозь улыбку.I need your voice I need your lips I need you bad I wanna steal your kiss Cause you're all that I've been dreaming of This is just another song about love