Зарубки на тёмном дереве

В жизни Серхио всё подчинено чёткому распорядку, всё распланировано на пять, порой десять шагов вперёд - с учётом всех возможных переменных. До каждого жеста, до каждого слова, до каждой мимической реакции, присущей случаю: как и положено беглецу, что организовал и совершил самое громкое ограбление в истории чуть более года назад. Однако в данный момент его хватает лишь на одну короткую фразу - отзеркаленную, сентиментальную, прогоняемую в памяти сотни раз. - Возьми мою... если нужно. Дальше ничего по плану. Словно её дрожащая улыбка и слёзы, навернувшие на глаза за мгновение, пробивают брешь в броне Профессора - на вылет. И под её осыпающими осколками обнажается, оставаясь один на один с женщиной, преодолевшей ради него пол мира, лишь Серхио. Растроганный, счастливый более, чем мог себе представить. И бесконечно растерянный, как может быть только человек, в жизни которого второй раз за очень краткий срок сбывается заветная мечта. Ракель, медленно и плавно огибая барную стойку, приближается к нему с тихой улыбкой, перед которой меркнет солнце. В их глазах, не прерывающих контакта, ответы на все непроизнесённые вслух вопросы - слова сейчас попросту излишни. Он всё ещё здесь - ради неё; она здесь, чтобы остаться. От этого осознания штормит. И их объятия, что по крепости могут поспорить с коньяком тридцатилетней выдержки, являются даже не выбором. Необходимостью. Чтобы не рассыпаться, не раскрошиться на сотни крошечных осколков вслед за их привычной бронёй, под давлением эмоций. Обрушившихся разом, сокрушительной волной. И Серхио даже не знает, кто из них вздрагивает сильнее, когда его руки скользят по её плечам, позволяя соприкоснуться кожа к коже. Судя по всему, в таком состоянии, цепляясь друг за друга будто выжившие в кораблекрушении, они проводят слишком много времени: изумлённый возглас позволяет себе даже извечно безукоризненно вежливый и учтивый бармен, а не только растроганная парочка туристов за их спиной. Но рубашка на его груди влажная от слёз, а руки Ракель по прежнему отчаянно сминают ткань пиджака, словно до конца не веря, что всё это происходит в реальности. И он игнорирует всех и вся, давая ей требуемое время, чтобы совладать с этой первой волной чувств. Скрывая от любопытно-понимающих взглядов в укрытии собственных рук. - Ты чёртов, чёртов романтик. Кто же в здравом уме делает всё так... Голос Ракель, когда она наконец отрывается от него, звучит хрипло, но на губах по прежнему играет лёгкая улыбка, пока она поспешно отирает слёзы с глаз и щёк внутренней стороной ладоней. Это не может не быть очаровательным и трогательно притягательным. В данный момент ему совершенно наплевать, что вокруг них люди, и лишь тот факт, что сама Ракель по обыкновению не подаётся к нему на встречу, желая большего, удерживает Серхио на том малом расстоянии, что их разделяет. Вынуждая замереть в нерешительности, не сводя глаз с её подрагивающих раскрасневшихся губ. В итоге он не целует её и не извиняется - даже в шутливой манере, что в этой ситуации прозвучало бы уместно. Лишь неторопливо стирает остатки слёз со щёк ласковыми движениями горячих пальцев. Чуть касается уголка губ, тут же дрогнувшего не то в удержанном всхлипе, не то кривой усмешке. После чего крепко берёт за руку и тянет за собой по направлению к лодке у дальнего причала, увлекая прочь от любопытных туристов, не скрывающих наслаждения от представившегося зрелища. У небольшой моторки он не без труда отпускает её руку, оставляя Ракель в одиночестве на скамье для пассажиров, укутанную в слишком большой спасательный жилет, в то время как сам становится у руля. Иное расположение опасно, а Серхио не хочет рисковать ею и самую малость. Но, вопреки доводам разума и правилам безопасности на воде, он всю дорогу до дома только и делает, что смотрит и смотрит на неё, будто загипнотизированный. Едва успевая порой вовремя выправить лодку, когда та начинает недопустимо отклоняться от курса. Солнечные лучи пронизывают её развевающиеся волосы, венчают светящимся ореолом. А совершенные губы, которые Ракель то и дело облизывает из-за попадания крошечных капелек солёной воды, растягиваются в улыбке, стоит им только встретиться взглядом. Заставляя сердце в груди предательски сжиматься от ничем незамутненного счастья. По крайней мере в начале пути. Чем дальше отходят они от координат точки встречи, тем более задумчивым становится выражение её лица. И кажется, что реальность, со свойственной ей безжалостностью, неотвратимо вступает в свои права, выставляя на первый план не радость встречи, а горечь застарелых обид. Их неразрешённые вопросы. Что не может не тревожить. Такой встречи, как бы Серхио того ни желал, не было в его планах. И глядя на поддавшуюся раздумьям Ракель, что в этот миг отрешённо хоронит мобильник в морских волнах, он в который раз за день чувствует себя растерянным. Припозднившееся письмо Манилы, поспешный звонок его человека из аэропорта, объятия вместе пощёчины на залитом солнцем пространстве открытого бара - всё это просто невозможно уложить в единую систему. Что заставляет его мысли лихорадить, ладони потеть, а сердце биться ещё быстрее. Пока, неожиданно даже для самого себя, Серхио не выдыхает с нехарактерными шумом и решительность. И не отпускает ситуацию. Легко. Бездумно. Совершенно непредсказуемо для всех, кто когда-либо знал его прежде. Кроме, разве что ... Ракель, которая попросту упускает этот миг, не подозревая о его важности, засмотревшись на стайку летающих рыб по правому борту. Перекрикивая шум волн и мотора Серхио вскоре указывает ещё на одну стаю, чуть поодаль. И благоговейно упивается её искренним восторгом, не оставляющим и следа от былой задумчивости. Он знает, что даже если первым делом по прибытии в бухту она потребует с него объяснений, то в страхе перед ними нет необходимости. Ракель поймёт его. Обязательно поймет. Благодаря той связи, что всего за несколько жалких дней разрослась между ними - двумя сломанными людьми, изукрашенными неприметными глазу шрамами; тянущимися друг к другу, словно растения к солнцу. И потому Серхио больше ничего не предполагает и не планирует - к чертям все прочие переменные. Лишь с улыбкой любуется ею, пока они всё ближе подходят к знакомому берегу с одиноко стоящим домом на четыре спальни. Ракель, первой грациозно спрыгнув в пенящуюся у борта лодки воду, лучезарно улыбается и захватывает протянутую руку обеими ладонями. Влажными не то от волнения, не то от солёных брызг. И, воплощая в жизнь самые смелые его ожидания, без лишних слов сама тянется ближе, касаясь губ Серхио дразнящие лёгким поцелуем, исполненным обещания. Прежде чем направиться в сторону дома с приветливо распахнутыми окнами...