***
Ягер с Тилике тоскливым взглядом проводили танк, исчезающий за воротами ремонтного цеха. — И чё теперь делать? — шмыгнул носом старший. — Оставайтесь у нас! — радушно отозвались за их спинами. Не успели они обернуться, как Краубе уже обнял их за шеи,/ протиснулся между ними и торжественно заявил: — Пойдём в бар! Стоящий позади него с кислой миной Готтенберг — тот самый хмурый чёрный кителёк в очочках — подозвал адъютанта: — Шиман, скажи мне… А СПОКОЙНО ПОЖИТЬ В ЭТОЙ БЕЛОРУССИИ МОЖНО?***
— Хм, неплохо, — кивнул Клаус, рассматривая бывшую столовую при НКВД. — А то! — гордо выпятил грудь гауляйтер. — Правда, Готтенберг? Тот угрюмо зыркнул из-под бровей. ПОТОМУ ЧТО ФОН ГОТТЕНБЕРГ, ВАЛЕНОК ТЫ ГИТЛЕРОВСКИЙ! ФОН ГОТТЕНБЕРГ! Не услышав ничего в ответ, Краубе обернулся и посмотрел на обергруппенфюрера очень внимательным взглядом. Уловив на себе взгляд «Шо молчишь, псина сутулая?!», тот поспешно исправился: — Угу. Снова-добрый-дядюшка-гауляйтер улыбнулся гостям и потащил всех за столик поближе к сцене. Оставив Тилике с открытым ртом рассматривать всё вокруг — пускай, чай, не маленький уже! — Клаус бочком-бочком придвинулся к бару. — А коньячок у вас тут есть? — Обижаете, — покачала головой миловидная черноволосая официантка. — Лучший! Ягер довольно разулыбался и рухнул за стол к Краубе, Готтенбергу и Тилике.***
— Какая красота! — закинув ноги на стол, любовался Клаус на потолок и свою жизнь. Мужчина покачивался на стуле, закинув руки за голову. На сцене, распихав танцовщиц, выделывал пируэты перебравший Тилике. Ягер глядел на это чудо в перьях — реальных перьях, которые он спёр из веера одной мадам! — с одной-единственной мыслью: «Опять нажрался!» Краубе смотрел на это дело с умилением. Ну оно и понятно: тот же Готтенберг вряд ли согласится носиться по залу и орать «Бздюуииии», выдавая себя за самолёт. Готтенберг мрачно окидывал взглядом сие действие. — Пойдёмте-ка уже спать! — решил Краубе, наблюдая за тем, как Клаус за ногу стаскивает со сцены адъютанта, шипя: «Не позорь меня!» Кое-как, в шесть рук, мужчины дотащили Тилике (который отчаянно упирался и хотел вернуться на сцену) до выхода. Загрузились в чью-то там машину.***
— Доброе утро! — гауляйтер завалился в комнату и одёрнул занавески. — Свееет! — верещал Тилике, заныкиваясь под оде6яло с головой. — Нееет! — Клаус прикрыл глаза рукой, но сел на койке. — Ну ребя-ят! — бодрый гауляйтер уже выдёргивал одеяло у бешено орущего Тилике. — Я ж вам ещё ничего не показал! Сейчас завтрак, и поедем на экскурсию. — А где мы? — Дома у меня! — последовал ответ из дверей. Краубе помахал перед тиликевским носом одеялом и унёсся с ним по коридору. Тилике с визгом «Отдай!» рванулся следом. Клаус зевнул за троих и пошёл за этими двумя. За столом уже сидел заспанный Готтенберг (которому — между прочим! — пришлось вставать раньше всех и переть к гауляйтеру на дом!), держась рукой за голову. — Галина! — взмолился он у проходящей мимо служанки. — Принесите мне кофе. — Хорошо, господин обергруппенфюрер, — вежливо кивнула девушка и направилась на кухню. — Галина, три кофе! — поправил заказ Краубе девушке вдогонку, появляясь в столовой. И с размаху двинул засыпающего мужчину подушкой. (Стоп, подушкой? Он что, все спальные вещи у Тилике спёр?) — Ой! Раздался грохот. Обалдевший от такой наглости Готтенберг высунулся из-за стола, прижимая подушку к груди. Обиженно шмыгнул носом — наорать на гауляйтера было, к сожалению, нельзя. — Да ладно тебе! Ну разве не весело? — хохотнул тот и оббежал стол. С лестницы кубарем скатился Тилике, разыскивая взглядом нарушителя сна. — Эм… Можно? — спросил он у Готтенберга, тыкнув пальцем в подушку. — На. И на глазах изумлённого обергруппенфюрера подушка полетела прямо в лицо гауляйтеру! Готтенберг ошизел. А когда Краубе увернулся и с хохотом кинул снаряд обратно, ошизел ещё больше. Кое-как мужчина взял себя в руки, встал, отошёл от стола, подальше от этого побоища. Проследил за спускающимся по лестнице Ягером, который тоже получил подушкой по голове и был вынужден ввязаться в драку. Попридержал Галину с кофе, дабы хоть кто-то не пострадал этим утром. Отхлебнул горячего кофе. И кое-что вспомнил. — А где дети Краубе? — обернулся он к служанке. — Фрау Анита забрала их с собой. Хочет присмотреть новую обувь мальчикам и платья для Мари. — Да уж… дети уехали, а детский сад остался, — глубокомысленно заключил Готтенберг, наблюдая за прыганьем мужчин вокруг стола.***
Когда утренний кофе был выпит, подушка раскидана в виде перьев по всей столовой, а мужчины наиграны и успокоены, было решено поехать, показать гостям свои владения. — Тут у нас кафе… но вы помните, — голосом гида объявлял Краубе. — А вот тут фонтан… был… но его вы тоже помните! Проехали парикмахерскую, автомастерскую, рынок. Поехали по главной улице. Через дорогу метнулась тень, в следующую секунду перед машиной взорвалась граната. — *&^#*, а это-то что? — рявкнул поднимающийся с пола Клаус. — А тут у нас партизаны, — мрачно ответил за гауляйтера Готтенберг. — Твою мать!***
— Герр гауляйтер, вы целы? — к машине подскочили двое: один в чёрном, другой в форме песочного цвета. Спрашивал второй, что пониже. — Герр обергруппенфюрер? — другой сразу притянулся к Готтенбергу, стоило тому появиться из машины. — Шиман, ну и где ты был?! — накинулся на него тот, грозно сверкая очками. — Где ты шлялся, когда всё началось? Ты этих подпольщиков нашёл?! И где они?! Парень испуганно хлопал глазами, но держался стойко. И, оставив злого дядю орать на этого бедного Шимана, Клаус с Тилике прошмыгнули следом за Краубе и его человеком. — Янецке, я не понимаю, чем вы все занимались? — строго — но не так, как Готтеберг, — спросил гауляйтер. — Преступники пойманы? — СС занимается этим. Мне уже доложили, что двое из нападавших убиты. — Хорошо, — Краубе потёр переносицу и заметил Ягера с Тилике. — А, вы тут! Знакомьтесь, — он положил руку на плечо докладчику. — Это Янецке. Мой адъютант. — А кого там?.. — Клаус кивнул назад, в сторону криков. — Я в подробности не вдавался, — посмотрел туда гауляйтер поверх голов других, — но сдаётся мне, что прибьёт он пацана. — Шиман это. Адъютант его, — вздохнул Янецке, поглядывая туда же. Клаус тоже обернулся. Готтенберг, похожий на большую чёрную курицу, наступал на вжавшего голову в плечи адъютанта. И не переставал делать выпады. — Это что такое? Как это понимать? Я вас, Шиман, внимательно спрашиваю! И Ягер вдруг понял, куда надо сдать Тилике и всех курсантов для полной дисциплины.***
— Тилике, иди вон, там Шиман показывать что-то хотел. Спровадив Тилике и прочую мелюзгу, взрослые дяди наконец остались одни и смогли обсудить свои серьёзные дела. — Сколько займёт ремонт танка? — спросил Ягер. — Точного времени никто не назовёт, — покачал головой Готтенберг. — Два дня точно будут копошиться. — За день тоже могут успеть, — возразил Краубе. — Если все запчасти есть, а повреждения не серьёзны, то… — Хорошо. Мне нужны карты. Никак не пойму, как в таком состоянии мы оказались так далеко, да ещё и никем не замеченными? — Этого даже я не знаю, — хмыкнул Готтенберг. — Хотя я знаю здесь фактически всё. — У меня там курсанты. Учения через неделю, а я тут… Черти что творится! — Успеешь ещё, — кивнул Краубе. — партизаны снова подорвали поезд, но деталей на один танк должно хватить. Нужно ждать. — Не, ну вы посмотрите, какие паршивцы! — обергруппенфюрер, нахмурившись. буравил взглядом трёх идущих обратно адъютантов. — Вы что наделали?!***
— У меня был серенький, — задумчиво протянул Клаус. — А у меня чёрненький, — также задумчиво отозвался Готтенберг. — Ну и зачем вы поменялись формой? — спросил Краубе. Все трое синхронно пожали плечами. Как оказалось, знать форму, в которой шляется твой адъютант, вовсе не обязательно. А вот по роже узнавать — это да, это нужно! — Ну и что будем делать? — Клаус почесал в затылке. — Дай-ка подумать… Готтенберг мерял шагами шеренгу из трёх человек. — Шиман, ты где? — Сами угадайте! — единодушно отозвались все трое. — Тилике, не смешно! — попробовал Клаус. — Давай, выходи, пошли. У нас с тобой дела ещё есть. Даже не ответили. — Есть одна идейка… — задумчиво сообщил Готтенберг. — Краубе, а домой ты позвонить можешь? — Да, вроде бы. А что? Направились к СС-овцам: до готтенбергской резиденции было ближе всего. В одну машину запихнули всех адъютантов, в другой поехали сами. Завидев начальство, все сразу зашевелились, и до телефона Гауляйтер добрался почти сразу же. Набрал номер. — Да, это я. Анита приехала? Нет? Может, это и хорошо. Тут трубку перехватил Готтенберг. Жестом отогнал всех от телефона подальше. — Позовите… Дальнейший разговор можно было понять только по отдельным репликам. — Да… нет, ненадолго… Да, к нам в здание… Да даже не внутрь заходить… Я же сказал, что это быстро… Хорошо, я жду. Он передал трубку Краубе обратно. — Скажи, чтобы машину организовали. Сейчас нам немного помогут. Вскоре ко входу подъехала машина. Вопреки ожиданиям многих, оттуда вышел не амбал, а… девушка-служанка. — Галина? — вскинул брови Краубе. — Галина, — расплылся в улыбке Готтенберг. Но тут же попытался сделать невозмутимое лицо и, подхватив девушку под руку, направился к месту действия. — Фрау, нужна ваша помощь. Подошли к скучающим адъютантам. Те бегло глянули в сторону девушки. Двое безразлично продолжили чертить на земле носками сапог доску для крестиков-ноликов. Третий выпятил грудь и стал бродить возле девушки, спрашивая, идёт ли ему серый цвет, и как он выглядит. Но очередном круге его-то и сцапал за шкирку Готтенберг. — Ага, Шиман! Ну, как при Ягере служил? Из танка хоть пострелял? Ну и всё!***
— Вальтер, я не знаю, как это произошло! — орал в трубку Ягер. Трубка в свою очередь орала на него — Вальтер тоже не знал, как так получилось. Всё началось минут пять назад, когда Клаус с Тилике под мышкой ввалился следом за Готтенбергом в гестапо, записал парочку оборотов, которыми крыл Готтенберг Шимана, подождал окончания взбучки и только после осмелился подвалить к оберу. — Слышишь, а позвонить от вас тут можно? — получив нужные указания, прошёл туда, набрал номер приёмной S lll и стал считать гудки. А потом, когда они оборвались, просто сказал: — Привет! Это я, Клаус! Выслушал о себе много нового, воспользовался готтенберговскими оборотами и, пока поражённый неизвестными доселе словами Вальтер молчал, коротко обрисовал ситуацию. — Да не, что ты! Никого не надо высылать! Танк мы, конечно, рас*уярили, но ничё, прорвёмся, не ссы! Да не, его починят скоро. Ну вот, я же говорю… Да скоро, скоро, постараемся побыстрее. Честно. Целую, ариведерчи! — Пид*р, — хихикнул Клаус, почти положив трубку на рычаг. Трубка снова разоралась. — Да конечно не тебе это, Вальтер! Я ж этим, — быстро исправился Клаус и бахнул трубку на место. — Чао, пока! Телефон тут же зазвонил по-новой. Ничего хорошего это не сулило. — Тилике, кажется, Аня хочет поговорить с тобой! — мгновенно среагировал хитрож…мудрый Клаус. — Уже бегу! — ага, прибежал. С другого конца здания. Где хавал в тихуху эклеры с столовке. Что влюблённость с человеком делает! — Алёооу! — с умильным выражением лица взял Тилике трубку. И с открытым ртом остался стоять охреневшей статуей. И с доброй улыбочкой Санты, раздающего подарки, оставив адъютанта медлено седеть от «комплиментов», Ягер пошёл гулять по коридорам, насвистывая, будто он тут ни при чём. — Ну, чё у вас ещё интересного есть? — придолбался он к Готтенбергу (фон Готтенбергу!). — Отстань! — отмахнулся тот. — Иди отсюда! Погуляй пока! — Что, завал дел? — участливо поинтересовался Клаус. — Даже не представляешь, сколько! — буркнул обер, читая какую-то бумажку из пухлой папки. За ним едва поспевал Шиман, волокущий кипу таких папок, опасно качающихся у него над головой. Ну, Клаус унывать не стал — пошёл доставать мирных жителей на улицу. Вышел на крылечко — и офигел. У подножия лестницы стояли и переговаривались на белорусском двое в чёрной форме. Ни на СС, ни на Вермахт они не походили. Оставался один вариант. Лицо штандартенфюрера озарила восторженная лыба ребёнка, которому только что подарили набор юного химика, и он уже подготовил нитроглицерин для грандиозного «взрывчика»! — АЙН-ЦВАЙ, ПОЛИЦАЙ! — заорал он с дебильной рожей, вытворяя жесты, свойственные скорее для «Skibidi», чем для нормального человека. Двое у подножия лестницы повернулись посмотреть на того дебила, что решил так пошутить. А некоторые гестаповцы даже из окон повысовывались, чтобы не пропустить это зрелище. — ЗИБЕН-АХТ, ГУТЕН НАХТ! — продолжил орать дурниной Ягер. Инстинкт самосохранения его, кажется, покинул. Хотя тут больше подошло бы просто «кинул». Ну его нахрен, психа такого! — Полный, — сказал один из полицаев другому, меланхолично осмотрев идиота на вершине лестницы. — Полный гутен нахт. — Согласен, — кивнул второй, стаскивая с плеча винтовку. — Оп-па! — увернулся от первого выстрела Ягер и понёсся скакать по всему, на ходу крикнув в окно: — Тилике, кажется, Аня сама решила к тебе приехать!***
Закончив дыхательную гимнастику, Готтенберг выдохнул и вернулся к шахматной доске — проверенному средству от нервов. — Как же вы, ужратые в *беня, сумели пробраться сюда незамеченными? — ломал он голову, задумчиво крутя в руках фигурки. Как будто те могли ответить. Позади раздался скрип. Готтенберг повернулся, готовый увидеть всё, что угодно: от Шимана в розовом фартуке, до Джека-Потрошителя. — Привет! — В окне торчала только нога — сам Клаус уже почти весь влез внутрь. — ЙОПТВАЮМАТЬ! — Готтенберг выглядывал уже из-под стола. К такому его жизнь не готовила. — Да не, это я, Клаус! — Ягер высунулся в окно, осмотрелся и закрыл его. — Ты что тут делаешь?! — Ух ты, шахматы! — восхитился тем временем Клаус. — А давай играть? Я ж тоже умею! — В эти — не умеешь, — буркнул Готтенберг, отряхивая китель. — Спорим?***
— Нечестно! — и с этим воплем «магическая фигура» прилетела точно в лоб Готтенбергу. Тот, с дергающимся глазом, коим он обзавёлся за последние полчаса, держался изо всех сил. — Я сказал — нечестно! — в лоб прилетел слон. — ШИМАААН! Да, господин обергруппенфюрер, — мгновенно нарисовался тот в дверях. — Забери его отсюда ЖИВО, ПОКА Я НЕ ПРИБИЛ ЕГО НАХРЕН! — Будет исполнено, — вздохнул Шиман и потащил упирающегося Ягера «вон отсюда» — подальше от истончившихся нервов обергруппенфюрера. Позже, когда Готтенберг пришёл в себя и вышел из кабинета, к нему робко подошёл изрядно поседевший Тилике и спросил, где здесь можно найти парикмахера. Тот лишь махнул рукой в сторону Шимана — это по его части, не Готтенберг же постоянно бегает краситься так, чтобы «тут височки белые, а тут чёрные»! Выяснив нужную информацию, Тилике стремительно умчался туда. И спустя двадцать минут вернулся. — Ну и где? — спросил он первым делом. Ему повторно объяснили и сказали, что там прямо вывеска висит, указывает на место. Вернулся он через новые двадцать минут с заявлением, что это всё жесткий обман — на той табличке, видите ли, написано «что-то страшное и не по-русски»! Пришлось Шиману самолично вести его и доказывать, что «цырульня» — это действительно парикмахерская, а не филиал ада на земле. Для этого пришлось пойти на риск и оставить Клауса одного в гестапо — по улицам***
Задремавшего Клауса, который решил размять ноги и прошёлся-таки вместе с Готтенбергом, разбудил звук хлопнувшей двери. Мимо процокала каблуками Галина. — Как же вы все меня достали! — бурчала Галя. — Да не любовница гауляйтера я! — она яростно прицокнула каблучком. — Что, правда не любовница? — быстро спросил Клаус. Позади Помазан раздались шаги — кто-то тоже шёл с допроса. — Конечно нет! — возмущённо вглянула девушкана этого несведующего. — Ты его видел?! В тенях позади неё уже можно было угадать обергруппенфюрера и его адъютанта. — Знаешь ли! — продолжала распаляться Галина. — Да я лучше Шимана поцелую! Хотя, чем лучше-то? — А я что, разве плохой вариант? — обиделся Шиман. — Нет, прекрасный! — съязвила девушка. — Как же вы меня достали! — она перекинула взгляд на Готтенберга, преспокойно в тот момент её рассматривающего. — Оба! И, развернувшись на каблуках, прошествовала к выходу. А после, метнув на Готтенберга испепеляющий взгляд, вышла, хлопнув дверью. Проводив взглядом галины ягодицы до дверей, Готтенберг вздохнул и вернулся к прерванному разговору. — Ах, какая женщина! — Угу, — хмыкнул Ягер, — просто огонь. — Ой-ой-ой, только не надо заглядываться! — пригрозил обер. — Леди занята! А вообще… — он призадумался. — А у всех, по сути, одна и та же история. Вот нравится тебе кто-то? — Допустим, — настороженно кивнул Клаус. — Вот, нравится она тебе, ты за неё любому голову оторвёшь и в ссылку отправишь, а у неё, оказывается, есть своя любоф. И это, увы, не ты. Ягер вдруг хлопнул себя по лбу. — Тилике! — Клаус высунулся из окна по пояс. — Заводись! Нам срочно надо обратно! Я совсем забыл про Ивуськина! В мгновение ока слетев по лестнице, Клаус впрыгнул в машину. — Было круто, всем спасибо! Тилике, гони! Её же увезёт Ивуськин! И маленькая машинка понеслась навстречу новым разрушениям.