18:21

Жизнь — штука жесткая… ей на нас плевать. Не то, чтоб она ненавидела нас… нет, но и любить нас она тоже не любит. Стивен Кинг «Сияние»

Поздний утренний свет пробивается сквозь небольшую щёлочку плотно зашторенной ткани, образуя единую вертикальную полосу, что не спеша сползает на лицо спящего брюнета. Слегка вздёрнутый нос утыкается в мягкую перьевую подушку, отчего тот дышит, как через респиратор — гнусаво и шумно. Густые линии бровей сходятся в переносице, левая рука, заросшая редкими волосами, вздёргивается вверх, к закрытым векам. Туда, где как раз проплывает белая полоса света. Отмахивается, точно прогоняет назойливую мушку, задевает большим пальцем кончик носа, щурится. Уже проснулся, но не решается открыть глаза. Точнее борется с очевидным и таким пленяющим желанием вновь предаться любимому занятию. Имеет право, всё-таки каникулы как-никак. Синяя футболка задралась чуть ли не до шеи, оголяя живот, что периодически вздымается при каждом вздохе. В комнате душно и мрачно. Из правого уха торчит едва заметный пластиковый кругляшек наушника, второй свободно отдыхает на просторах смятого покрывала. Музыка там уже давно не играет, по причине севшего аккумулятора плеера. Полоска света продолжает настойчиво висеть на юношеском лице, нагревая и без того припухшие веки. Дилан лениво перекрывает их всё той же рукой в надежде, что это дьявольское свечение когда-нибудь отступит и даст парню спокойно выспаться. Хотя уже наверняка час дня, или около того, судя по положению солнца в данный момент. Вчера О’Брайен обещал себе вернуться до заката, чтобы успеть на киномарафон хорроров по соответствующему каналу, которые они проводили каждые выходные. Он обещал Джесси. Кто же мог знать, что именно в этот день у Дила возникнут сложности на подработке и придётся пахать в две смены. Как и предыдущие выходные. Он объяснял, что эти деньги сейчас очень важны. Она всё равно не понимала, как и родители. Парень заставляет себя не забивать этим и без того мутную голову. Резко откидывает руку с лица, неохотно устремляет долгий взгляд на чёрную точку в углу потолка. Пауков он не любит, вообще любых насекомых. Но пауков особенно.       Привстаёт на локтях, провод от наушников даёт о себе знать, медленно вытягивая красный кругляшек из его уха. Дилан подносит пальцы к глазам, начиная растирать их под закрытыми веками до появления светлых кругов. Выдыхает такой же, как в комнате сухой воздух. Язык превращается в наждачную бумагу, царапая нёбо, нужно поиметь привычку готовить стакан воды перед сном и оставлять его в доступном радиусе. Ладони с характерным хлопком опускаются на согнутые в коленях ноги, босым касается холодной поверхности пола, пятка задевает что-то мягкое под кроватью. Убирает гарнитуру с телефоном на тумбу. Дилан наклоняется, одним махом подцепляет уже порядком поношенные носки и надевает их. В ноздри ударяет неприятный запашок пота и грязи, скопившейся на одежде за несколько недель. О’Брайен упрямо игнорирует сей факт, выпрямляясь в спине и наконец-то покидая отлежанное место, шаркающими шагами добирается до ванной комнаты и буквально окунается в раковину под струи холодной воды. Ощущения такие, будто его вытащили из-под наркоза, Дилан шатается, удерживаясь за бортик раковины. Утренние процедуры занимают у него от силы пять минут, затем парень возвращается к постели и приступает к её застилке. В доме подозрительно тихо. Либо они ещё спят, либо ушли до его пробуждения. Второе более вероятно. Только Дилан способен просыпать всё на свете, даже собственный день рождения, что нагрянул пару месяцев назад. А парень не потрудился и гостей встретить. Общество тёплой постельки оказалось заманчивее. Покончив с уборкой, О’Брайен плюхается обратно на матрас, хватая с полки смартфон и облокачивается на стену. Несколько минут он тупо пялится на новостную ленту, проверяет почту и прочие сети, пока его не одолевает странное чувство. Дилан напрягает слух, силясь услышать хоть какие-нибудь признаки жизни в этом доме, ответом служит звенящая тишина. Тогда он откладывает мобильник, хмуря лоб в настороженном выражении, в голову проскальзывает логичная мысль сходить и проверить наличие домочадцев. Парень косится на комод с вещами, куда он по памяти сбросил рубашку, и где её почему-то уже нет. Тогда взгляд карих глаз скользит вниз и натыкается на свёрнутую в углу тряпку, определённо напоминающую клетчатую рубашку. Цокает, но всё же поднимается за одёжкой, отряхивает, выпуская в комнату облако пыли. Мама обозвала бы его «хрюшкой поросячьей» и обязательно заставила гладить, а лучше сначала хорошенько отстирать, ведь Дилан уже неделю носится в ней, как в зад ужаленный. Рубашка скоро начнёт облеплять тело от пота, словно вторая кожа, но кого это волнует? Точно не Дилана О’Брайена… Половицы под ногами изредка скрипят, что раньше раздражало Дилана, всё-таки дом не такой новый, как может казаться внешне. Со временем перестаешь обращать внимание на подобные мелочи, вроде следа от чашки кофе или брошенного мимо корзины полотенца. Он останавливается в нескольких футах напротив распахнутой настежь двери, за которой все четыре с лишком лет жила младшая О’Брайен. Парень никогда не нарушает личное пространство сестры, но сейчас что-то заставляет его сделать шаг по направлению к комнате.  — Эй, Даффи? — заглядывает, попутно напяливая рубашку. Не застеленная кровать, сменные вещи аккуратно сложены на стуле у шкафа, не тронутые.  — Ау, Капитан Водолаз? — это уже не имеет смысла, и так ясно, что девушки нет в комнате. Дилан причёсывает пальцами тёмный ёжик волос и замечает открытую створку окна, из-за чего в помещении гоняет слабый ветерок, колышущий занавески. Парень терпеть не может сквозняки, наверное, сказались бесконечные простуды в детстве. Поэтому он решительно сокращает расстояние между дверным проёмом и окном, отодвигая белоснежную ткань в сторону. В глаза ударяет яркий столб света, заставивший Дила рефлекторно зажмуриться, бросая тихое, но такое искреннее «Блять». Пару минут уходит на то, чтобы привыкнуть к сему утреннему явлению, затем он берётся за ручку, толкая раму вперёд и замирает. Проникший без особого приглашения лучик солнца скользит по щекастому, слегка бумажному лицу, местами усыпанному коричневыми крапинками — родинками, что редкой вереницей идут от левой брови вниз по скуле. И это ему ещё повезло, у Джесси вся спина будто подражание шерсти далматинца, или как говорит отец, семейства «Точно мыши обосрали» — кратко и чётко, а-ка пулемётная дробь в самое сердце…  — Что он там забыл? — ненавязчиво промелькает среди прочих мыслей. Наклоняется ближе к стеклу, высматривая кого-то рядом с задним двором. Высокий и слишком худощавый, как жердь, блондинистые вихри спадают ему на широкоскулое лицо, мешая подробнее разглядеть гостя. Стоит он, полусогнувшись прямо за калиткой, что слегка напрягает О’Брайена. «Ясен пень, напрягает: дома ни сестры, ни родителей, а первая даже не додумалась оставить записку или черкануть смску. И ещё этот стрёмный пацан — Мистер натуральный блонд». Он выходит из комнаты Джесс, спускается по лестнице, замечая сбитую синюю сумку, однако не заостряет на ней особого внимания. Проходит в кухню, бросая быстрый опасливый взгляд на стеклянную раздвижную дверь, огибает барную стойку. Родительские кружки со вчерашнего дня чиллят на сушилке, как и тарелки, что подкрепляет догадку Дила об отсутствии предков прошлым вечером. И этим утром. Выходит, Джесс коротала то время совсем одна, если только Стеф не вытащила её на прогулку. Вполне вероятно так и было. «Но сейчас-то она где?» Парень неоднозначно ведёт бровью, большими шагами меряя гостиную и ванную, где могла бы быть младшая О’Брайен. По пути влетает в оставленные у выхода кроссы.  — Джесси? — зовёт, остановившись примерно в середине дома, между столовой и гостиной. Коттедж не очень большой, а за счёт высоких потолков ещё и обладает интересной акустической особенностью. Здесь всегда слышно, если кто-то есть в доме. «Может родителям позвонить?», неплохая идея сразу же отбрасывается, ибо те сразу начнут пилить его и обвинять во всех грехах смертных. Дилан вспоминает, что оставил телефон в спальне, возвращается, зачем-то косясь на дверь сестры. Будто она появится за ней как ни в чём не бывало, из воздуха и клубка дыма, под дождём из серпантина или конфетти.       Набирает номер Джесс, экран светится синим, прикладывает к уху, выжидая сопутствующих гудков. «Номер не доступен…», — с расстановкой произносит робот-ассистент, Дил сильнее хмурит лоб. Повторяет вызов. Тот же монотонный голос, те же слова. Чертыхается, вскакивая с кровати, почти слетает со ступенек на первый этаж. Встаёт рядом с камином, спиною к стеклянной двери. Теперь ищет среди контактов номер Стефани, проходит языком по нижней губе, теребя вздернутый нос.        — Алло, — раздаётся, парень выдыхает, закатывая глаза.        — Это Дилан, — жестикулирует по привычке, — брат Джессики.        — Знаю, — очевидно вбрасывает, как бы поторапливая собеседника. — Что-то случилось?       Дилан проходится рукой по волосам, почёсывая затылок.        — Нет, то есть, ничего особого просто, — вновь смотрит на своё призрачное отражение в стекле, — ты вчера не встречала её? Стеф будто поперхнулась. Вдалеке раздаётся звук газонокосилки.        — Ну, мы гуляли немного… — нерешительно тянет.        — И долго? — с заметным облегчением интересуется Дил, промачивая горло слюной.        — Где-то до семи или восьми, точно не помню. О’Брайен качает головой, соглашаясь со своими мыслями о том, что девчонка точно ночевала в доме. Но, судя по всему, её ветреная подружка понятия не имеет, где та сейчас.        — Лады, а утром она тебе ничего не говорила?       — Не, я сегодня ещё не писала ей, а что? Дилан поджимает губу обдумывая сказанное, Флетчер продолжает ждать ответа.        — Ничего, спасибо, — и отключается. Парень опускает трубку в руках, слегка сжимая корпус, касается подбородка пальцами и принимает задумчивый вид. Взор карих глаз мечется по паркету туда-сюда, звук газонокосилки становится громче и ближе. Теперь до него добирается лёгкий аромат свежескошенной травы. Что теперь ему делать? Ну точно не разводить панику на пустом месте, ведь Джессика могла просто выйти в магазин за хлебом или совершить пробежку до мэрии. Интересные догадки, если не брать в учёт, что девушка предпочитает пешие прогулки с друзьями, когда выдаётся момент. А так она почти круглосуточно отсиживается в комнате. Дилан не понимает этого, хотя и не осуждает. Тогда Дилан повторяет попытку дозвониться с мыслями, что за время его беседы со Стефани что-то изменится. И здесь его ждёт очередной провал. Провал в бездну плохих предчувствий и отчаянных действий. О’Брайен набирает номер матери. Лия Поппи О’Брайен, в девичестве Браун, отвечает не сразу, её сотрудник Нэд очередной раз принёс целую кипу различных бумаг из бухгалтерии, уповая на работоспособность женщины и её слепое милосердие. Всегда придёт на помощь, даже если проблема несущественна, вполне решаема усилиями тех, кто обращается. Никогда не скажет: «Нет». Воспользоваться этим гнусно и несолидно как для фирмы, так и для её служащих, но разве можно упустить соблазнительную перспективу побездельничать лишний час? Лия поднимает трубку, прежде взглянув на высветившееся имя сына, подкладывает телефон под ухо, прижимая плечом. В руках перебирает бесконечную макулатуру. «Алло?». Дилан звучит слегка напряжно.       — Сынок? Что-то случилось, — сразу перехватывает Лия, почуяв неладное. Обычно Дилан звонит только предупредить, что задержится на подработке.        — Нет, всё в порядке, хотел спросить…       «Мам, а ты случайно не знаешь куда может пойти тринадцатилетняя девочка, страдающая кризисом переходного возраста?» Тут парень прикусывает язык, зажмуриваясь и представляя, как он будет объяснять отцу. Человеку, который не понимает слов «пропала» и «я не виноват». Зарывается рукой в тёмно-каштановые волосы несмотря на то, что там и зарываться особо не во что.       — У Джесс телефон барахлит, живёт своей жизнью, вам звоночки не поступали? — пытается казаться максимально спокойным и оптимистичным.        — Нет, отцу уж точно, свой он оставил у Галлагеров. — Миссис О’Брайен кротко улыбается, роняя пару бумажек на стол. Затем нагибается, возвращая сбежавшие листочки в общую кучку.       — У-у, ясно.       — Ты уж прости нас с отцом, — тон Лии меняется с добродушного, материнско-нежного на провинившийся и Дилан подозревает о чём далее пойдёт речь, — Чес и Филл немного перебрали с алкоголем, пришлось у них заночевать, а утром мы на минутку заскочили домой за документами и сразу на работу. Не может злиться, подходит к стеклянной двери, замечая, что та чуть приоткрыта. Хмурится, гуляя взглядом от крыльца, вверх по тропинке, мимо старых, уже поеденных насекомыми качелей, мимо плетеной садовой мебели. И тормозит, врезавшись в белую деревянную ограду.       — Сынок? — Лия прислушивается, понимая, что парень не станет возмущаться. Понимает и от этого тяжелеет в груди.        — Да, забей. Не в первой. Привык. Знал бы он, как она переживает, как… жалеет. Не спит ночами на пролёт, облокотившись на жесткое кресло в конторе, нашептывает текст Obsessed Мэрайи Кэри, льющийся приятной мелодией из радио. Она не может бросить. И он знает.        — Люблю тебя. И Джесси.        — Ага. Убирает мобильник, уже целенаправленно вышагивая в сторону незнакомца. Может, он видел девушку утром, этот странный пацан со светлой шевелюрой, отливающей желтизной. Дил сокращает расстояние до калитки, одолеваемый противоречивым ощущением, чего-то неполноценного. Но не может понять чего именно. В ноздри бесцеремонно проникает едкий запах никотина, отдавая соответствующим привкусом во рту. Исходящим от блондина. Тот стоит неподвижно, уперев руки в бока на холме и оглядывая окрестности. Будто что-то ищет.       «Или кого-то» вдруг вбрасывает сознание. Нашло козла отпущения, как же. Хотя… Подойдя уже чуть ближе Дилан внезапно опознаёт утреннего гостя, и это настолько очевидно, что парень сперва словно вмерзает ногами в землю, таращась на серую спину, пока мозг неспешно обрабатывает полученную информацию. Настолько элементарно Ватсон, что ахереть как глупо. Высокий, тощий, слегка сгорбившийся, он стоит полубоком, приложив ладонь ко лбу и используя её а-ки козырёк против солнечных лучей. Видимо, спросонья Дилан был не в состоянии узнать собственного соседа, с коим живёт почти пять лет. Даже как-то неловко. Подходит сзади, открывая рот дабы задать назревший вопрос, парень оборачивается, опережая О’Брайена.        — Давно стоишь? — вопрос ударяет в лоб, отчего Дилан с секунду таращится на того с открытым в тихом непонимании ртом.        — К тебе тот же вопрос.       «Мистер блонд» ухмыляется, Дилан встаёт рядом, убирая руки в карманы.        — У меня собака пропала, вот ищу, — сощуривается на лице соседа, — ты не видел? Второй пожимает плечами, покосившись на участок Сангстеров, туда, где стояла будка. Так вот чего ему не хватало, проходя мимо их дома. Собачьего лая, уже порядком въевшегося в подкорку звонкого, отрывистого звука.        — Я пришел поздно ночью, лая уже не было, — как же зовут его. — Но моя сестра, Джесс может знать. Правда, она тоже пропала… Стоящий рядом хмурит брови, да так, что те образуют плавные изгибы ближе к переносице. Газонокосилка резко замолкает, порыв ветра взъерошивает густые волосы парня, они оказываются не такими длинными, как на первый взгляд посчитал Дил.        — Странно. Теперь оба, влекомые необъяснимым предчувствием смотрят далеко, за пушистые позолоченные кроны Серого леса. Холодает.       — А твои родители?       — На работе, — откашливается, — сутками. Тогда парень разворачивается, поднимаясь обратно к заборчику О’Брайена, бросив тому «Пойдём, покажу». Дилан вопросительно провожает спину нового-старого знакомого, но всё же идёт следом. Сангстер останавливается напротив калитки, опускаясь на корточки возле грязевой дорожки, что коричневыми сгустками тянется вдоль ограды. Хозяин заборчика показательно выгибает бровь, на что блондин поджимает губы, тыкая в шайку следов, как раз уходящих от калитки к дому Сангстера. Он поднимает голову, ожидая реакции Дила.        — Ты нашёл наши следы, поздравляю. — скрещивает руки на груди, выражая полное непонимание прикола. Ведь они только что по очереди топтались на этом месте.        — Не совсем, — с хитрецой заявляет, поднимаясь с колен, — зацепки.       «Чего? Каво? Какие ещё зацепки, юный следопыт?», — поражается Дил, пока и до него не доходит «сакральный» смысл сказанного. Его лицо дважды переходит из выражения «ничего не понял, но очень интересно» в «а вот оно как оказывается…».        — Ты хочешь сказать, что вчера вечером тут кто-то ходил? Не свой. — зачем-то добавляет, не до конца осознавая значение последних слов. Сангстер кивает, и, более того, он, кажется, готов назвать имя незваного гостя.        — Именно. Насчёт того, что не свой поспорю. — упирает руки в бока, касаясь подбородка в задумчивом жесте, — Дилан, ты когда сестру видел, она не говорила, что кого-то пригласит? И снова вопрос ставит парня в ступор. Во-первых, как он вспомнил его имя, спустя аж четыре года, а во-вторых, откуда в нём такая уверенность, что в этом замешана Джесс? К тому же отпечатков слишком много, и они практически размылись, превратившись в кашеподобную смесь.        — С чего ты взял, она вчера гуляла с друзьями весь день. Да и на кой хер ей твоя собака? — звучит слегка жестко, но светловолосый лишь хмыкает, щуря глаза от солнечного света.        — В любом случае те, кто свистнул мою собаку, шлялись и возле твоего дома. — с некой долей иронии сообщает тот, — советую оставаться начеку.       — Спасибо, э-э-э, — с сарказмом в голосе начинает, тут же запинаясь, «мистер блонд» вновь давит ухмылку.        — Томас.        — Точно. Два соседа стоят на опушке леса, прямо напротив того самого знака «Осторожно, за проникновение штраф десять тысяч!». Теперь Дилан опускается на колени, закусывает нижнюю губу, глядя на примятую к земле траву и редкие следы, уводящие в лес. Спустя пару минут после диалога с Томасом они решают объединить усилия, так как проблема у них схожая. Да и предположения Дила изначально заставляют его довериться «блондинке». Он знает местность лучше. Опасения О’Брайена оправдываются. Ещё в прихожей, натягивая старые, поношенные конверсы он не заметил любимой обуви Джесси. А любимой она была из-за причудливой формы подошвы. Зигзаги на ней образовывают множество треугольничков, один в другом, узор напоминающий зеркальный коридор. Но Джесс видела в них всевидящее око иллюминатов, на что Дил часто отшучивался, мол, она шпионка масонов и всё в этом духе. Сейчас ему не до смеха. На земле, среди поломанных веток и примятой сухой листвы, словно страшный приговор красуются отпечатки нескольких треугольничков. Один за другим. Вереница, исчезающая в лесной глуши. Дилан бледнеет на глазах, когда в нескольких метрах находят ещё больше следов и треугольничков. Теперь вместе с отпечатками лап. Парни молча переглядываются. В это время белокурая девочка выглядывает из-за угла дома в другом конце опушки, дёргается назад, точно с кем-то переговариваясь, и вновь устремляет взгляд-прищур на знакомые затылки. Сангстер будто почуяв на себе чей-то следящий взор оглядывается через плечо, но ничего не замечает.        — Нужно идти в полицию, — мрачно высказывается, после изучения «места преступления». Томас кажется с ним не согласен.        — Повремени с этим, лучше самим разобраться. Дилан удивлённо смотрит на него.        — Да и каким образом? — напряжённо поджимает плечи, раскидывая руки, — Она пропала. В Чёртовом. Лесу. Говоря последнее, он чуть ли не срывается на крик, направленный, скорее, не на Тома, а куда-то в пустоту, к высшим силам. Плохие мысли вовсе выбивают почву из-под ног О’Брайена. Она там не одна, а те следы могут принадлежать её похитителям. Видно, что Томас ему сопереживает и это отражается в тёмных, почти чёрных глазах.        — Пока копы всех допросят, заведут дело и начнут вести расследование, мы уже сто раз обыщем этот закуток. — Серьёзен, теперь совершенно хладнокровен, — Время идёт, Дилан, и если мы продолжим бездействовать, с Джесси точно случится что-то плохое. И здесь он словно читает мысли Дилана за последние пару часов. Неожиданно для себя парень соглашается с доводом соседа. Его слова имеют месту быть.        — К тому же, сам видишь, — тыкает в предупредительный щиток, кривя губы в саркастичной ухмылке, — прогулка в глуши дороговато обойдется. О’Брайен нервно хмыкает, поднося к лицу отцовские наручные часы. 1:13 РМ        — Значит пойду ближе к вечеру, когда стемнеет, — решительный, но вязкое, противное ощущение не отпускает его. Что-то точно пойдет не так…       — Я с тобой. Спорить нет желания. Дил думает, как правильно выразить благодарность словами, но ничего путного на ум не приходит. Он кратко кивает, чем зарабатывает дружелюбный взгляд-поддержку. «Мы в одной лодке».       — К шести на этом месте. — устанавливает, вспоминая про «чужие» следы, — прихвати что-нибудь обороняться. Мало ли… Томас в знак согласия качает головой, обильно заросшей слегка засаленными, светлыми прядями. Они не прощаются, разбредаются каждый в свой дом. Сангстер сразу приступает к сборке походного рюкзака. А Дилан, вернувшись в комнату сестры обессиленно опускается на краешек кровати, упирает локти в согнутые колени и накрывает вспотевшими ладонями лицо. Лёгкий ветерок качает синие занавески, периодически раздувается тюль, задевая ноги молодого парня. Птичье пение заполняет практически опустевший дом. Снова ревёт газонокосилка. Пыльный столик напротив притягивает внимание, с фотографии в красочной рамке смотрят два счастливых человека. Брат и сестра. Последнее совместное фото. Том не церемонится, сразу с порога влетает в свою комнату, заперев дверь на щеколду. Буквально за стенкой слышатся частые шаги и скрип половиц, затем раздаётся настойчивый стук. Сангстер проводит рукой по волосам, наклоняется между ножкой тумбы и креслом, вынимая на свет божий походный рюкзак. В один шаг достигает источника звука, недовольно морщит лоб, но отпирает, приветствуя этой миной сожителя. Лысеющий мужчина, пятидесяти лет, пожелтевшая вся в пятнах белая майка с «Red Socks» еле прикрывает пивное пузико, вывалившееся на застиранные семейные штаны. Трёхдневная щетина и заплывшие жиром щеки. Всё, что осталось от прежнего Ноя Сангстера — его голубые кукольно-мечтательные глаза. Сын бросает на того безразличный взгляд, мужчина переминается с ноги на ногу, оглядывая комнату. Он рассеян и явно апатичен.        — Это, обедать иди, — прерывистая речь, проглатывающая буквы. Томас закрывает перед его носом дверь, не желая продолжать общение. Только не сейчас, нужно скорее собраться и свалить. Перетерпеть пару минут и свалить. Самозабвенно заполняет дно рюкзака, сосредоточившись на главной цели, его не волнуют посторонние звуки с улицы, вроде газонокосилки или ругани родителей. Под руку попадаются лишние вещи, вскоре отбрасываемые в угол комнаты. Самое необходимое собрал, остались баллончики. И тут вновь раздается стук. Томас оставляет всё как есть, спокойно выходит, даже не оборачивается. Направляется к столовой, уже накрыто, стул справа и два напротив.       «Переждать, немного, переждать». Повторяя про себя эту мантру раз за разом, начинает верить, что пройдёт гладко. Он сдержится. Садится на свой стул с шатающимися ножками. В ноздри проникает до тошноты приевшийся запах капусты и свиного мяса. В отвращении воротит нос, отец послушно занимает своё место. Ждут хозяйку. Рядом с ним возникает жилистая фигура, длинные сальные волосы убраны в небрежный пучок, на талии самодельный фартук. Том смотрит в тарелку, заполненную блевотного цвета жижей. Стол застелен кружевной скатертью его матери, вглядывается в малиновую капельку возле своей тарелки, оставленную когда-то домашним вареньем. Женщина расставляет столовые принадлежности, присаживается на соседний с Ноем стул. Бледно-восковая рука тянется через не слишком широкий стол, опускаясь на середине ладонью вверх, другую берёт отец и подносит сыну свою. Увядшее, покрытое тёмными пятнами лицо поднимается на Томаса, не выражает абсолютно ничего. Сангстер младший поджимает губы, вкладывая потные ладони в руки родителям. Хватка женщины холодная, как гробовая плита у могилы. Она криво улыбается, обнажая ряд верхних, пожелтевших зубов.        — Помолимся Богу. Долорес Гертруда Сангстер поднимает сцепленные руки над пищей, закрывает впалые веки, то же повторяет её супруг, Томас равнодушно продолжает сверлить взглядом красную каплю на белой ткани. Её хриплый голос режет слух.       

Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость [Твоя] да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.*

Два человека, шепчущих молитву замолкают, размыкая круг. Долорес выжидающе глядит на пасынка.       — Томас, — не реагирует, копаясь ложкой в мясном болоте, — Почему не читал вместе с нами? Тишина. Ной начинает трапезу без семьи, в столовой нагнетает атмосфера. Том косится на часы, что висят сбоку, обречённо выдыхает, женщина по-школьному складывает руки к груди, не намереваясь отступать без боя.       — Твоё неверие есть кратчайший путь во тьму, Томас, воззови к Господу, ибо только священный свет принесёт душу к познанию! — с каждым последующим словом Долорес повышает тон, её глаза заплывают лихорадочным блеском. Однако то её нормальное поведение.        — Да, Томми, нужно воззывать к Богу! — вторит Ной, уминая мясную рульку, — Очисти греховные помыслы свои, прими благодать Пастыря твоего. Как же он изменился, как опротивел. Парень не чувствует, когда его рука сжимается в кулак до боли в костяшках, ногти вонзаются в горячую плоть, оставляя кровавые следы-полумесяцы. Он обещал сдержаться.        — Еретики горят в Геене огненной, ибо отступились они от веры. — Миссис Сангстер приподнимается на локтях, нависая над столом, словно одержимая, повторяя одно и тоже, кажется ещё секунда и она накинется на парня со своей проповедью. — Убережёт ото всякого зла, Господь — Пастырь мой; я ни в чём не… Оглушительный звон металла об паркет выводит Долорес из своеобразного транса, её глаза округляются в ужасе, когда она встречается с полным ненависти взгляде пасынка. Ной подскакивает на месте, роняя ложку в супницу и хмурит брови, недовольный поведением и выражением лица Тома.       — Гнев! — брызжет слюной Долли, внешне она спокойна, но глаза горят безумием, — Гнев, плотоядный червь, жрёт тебя изнутри, демоны уже преисполнили чашу твою…        — Ну и хуй с ним, — скрепят челюсти, кулак становится кирпично тяжёлым и плотным. На шее бьётся одинокая венка. Наблюдает как Долорес открывает рот в немом шоке и возмущении, а Ной, видимо, почуяв что-то неладное, кладёт широкую ладонь на плечо жены и опускает её вниз. Том резко вылетает из-за стола, проходя мимо брошенной ранее ложки, в ушах стоит гул, мышцы на пределе, как и нервы. Он не сорвался. Могло быть и хуже. Миссис Сангстер невозмутимо вздёргивает нос, продолжая обедать. Лишь глухой хлопок двери заставляет её слегка дёрнуться, отпивая горячий напиток из сервизной чашки. Время — 1:45 pm. Расхаживает по дому туда-сюда, не находя себе места. Он не знает что взять в лес, точнее, даже не думает. Все мысли крутятся вокруг Джессики. Что с ней могло случиться? Почему она не предупредила Дилана? А что, если хотела? Но парень спал в наушниках всю ночь и не смог бы услышать её голос. О’Брайен встаёт посреди гостиной, потирает переносицу, судорожно выдыхая:       — И что я скажу маме? — понимает, если сейчас не перестанет мучить себя вопросами, на которые пока нет ответов, то вскоре станет заложником паники и нарастающей депрессии. Нужно отвлечься. Разворачивается на пятках, устремляясь в свою «гробницу», находит школьный рюкзак, бросает в него телефон, энергетические батончики и аккумуляторы для фонарика. В родительской находит скудную аптечку, содержащую бутылочки спирта, маток бинта и несколько пластырей. Фонарики он видел в антресоли на первом этаже, и надо бы позаботиться о самозащите. Дилан знает, где искать отцовский складной нож. Однажды Филл приводил в гости старых друзей, показывая им армейский подарок и рассказывая интересные факты: «Острый, многофункциональный — не на вооружении, а на снабжении. Им и пробку шампанского выкрутить и провода перерезать во время диверсии». Отец хранит его в кабинете под замком. А ключи всегда носит с собой. Однако парень не видит в этом особой проблемы. Сейчас любая проблема кажется пустячком на фоне пропажи сестры. Он спускается в кабинет — среднего размера помещение между кухней и залом. Отец не запирал его, значит, задача упрощается. В правой руке парень держит прихваченную заранее отвёртку. И он понимает, что Филл заметит. Что будет в ярости. Но Дилану не до этого. Обходит офисный дубовый стол с резными ножками, пинает кресло в сторону, открывая доступ к шкафчику. Он видел, как такое делали в кино про ограбления, не уверен, что сможет повторить. Вставляет кончик отвёртки в мебельный замок, усмехается при мысли что случилось бы, если бы за этим занятием его застали родители.       «Ничего хорошего, Дилан, верти уже чёртову отвёртку». И он поворачивает: достаточно нескольких простых движений и армейская заточка на свободе. О’Брайен празднует микроскопическую победу, рассматривая камуфляжную рукоятку, пихает её в карман и задвигает ящичек на место. Будто ничего и не было. Возвращается в комнату, где на кровати валяется полупустой рюкзак. Переодевается в более утеплённую одежду, на деле тупо натягивает поверх рубашки кофту с капюшоном. Что дальше? Остаётся ждать назначенного времени.       «Может, перекусить?», хорошая идея. На кухне готовит себе сэндвич из сыра и любимой колбасы, плюхается на диван, надавливая кнопку пульта. Напротив загорается синий экран: местная корреспондентка Лики Хэвич берёт интервью у приехавших на каникулы туристов с Юга. Всем стадом на Мерцающее озеро. Когда-то и О’Брайены отдыхали в лагере при нём. Прошлой зимой там устраивали фестиваль, в центре города возводили гигантские лыжные горы для катания с ледянками. Кажется, один мужчина сломал тогда руку, неудачно приземлился. Дилан даже водил Джесс на каток, учил держать равновесие на «адовых лезвиях», как обзывала коньки девушка. В ту зиму и было сделано фото. Когда бутерброд оказывается доеден, а программа досмотрена, Дилан вынимает смартфон, погружаясь в пучину самобичевания. А что, если она вернётся до вечера, вдруг это чья-то злобная шутка? На самом деле никто не похищал собаку Томаса, как и сестру. Хорошо, если так. Но, а вдруг нет. И всё именно так, как представляет себе Дилан. Страшные мысли, которые беспрестанно терзают сознание. Психологическая пытка. Сидеть и ждать подходящего момента. Пока где-то в зелёных дебрях неизвестные лица жестоко измываются над беззащитным ребёнком, накачивают наркотиками и избивают, насилуют до потери пульса, пока изо рта не потечёт пена. Везде глушь и никто не услышит чужие крики. Никто, кроме вечно немого леса. Чётко представляет, как её бездыханный труп скидывают в вырытую яму, могилу для Джессики. Хладнокровно и кооперативно присыпают землёй, заметая следы, наверняка думая «Здесь искать не станут», и покидают Веспер Холт. По пути сдают в ломбард ценные вещи Джесс, в том числе и телефон. По этой причине она не отвечает на звонки.       Потому что мертва.        — НЕТ! Хватит нести чушь, Дилан, в этом штате подобные случаи маловероятны, — зло отдёргивает себя, сердце стучит в висках, ладони потеют так, словно минуту назад парень опускал их в воду.       «Да, но не сводятся к нулю». Внутренний голос кажется парню очень доказательным и рассудительным. Сейчас Дилан не хочет поддаваться панике, сейчас как никогда необходимо здравомыслие. Он качает головой, выражая несогласие и протест самому себе.       «Подумай, Дил. Тогда откуда следы возле опушки? Кому они могут принадлежать, как не маньякам и убийцам?»        — Не знаю я, — отвечает пустому дому, зарываясь в короткие тёмные волосы. Дилан чувствует, что упускает важную деталь, но не может ухватиться за неё. Всё перемешалось. Это всего лишь паранойя, свойственная людям в подобной ситуации. Не стоит углубляться в переживания или сойдёшь с ума. Здравомыслие, О’Брайен, здравомыс… Неожиданно раздаётся стук со стороны стеклянной двери, Дилан поднимается с дивана, пропуская гостя. «Мистер блонд» осматривается, скидывая наполовину набитую сумку в кресло возле камина, прохаживается до столовой, всё время вертя головой. Дилан спокойно наблюдает за ним, скрестив руки на груди, может даже хорошо, что парень пришёл раньше. Что вообще зашёл.        — Ниче такие апартаменты, О’Брайен, — ухмыляется, замечая напряжение в позе Дила, — Подумал лучше нам вместе туда пойти. Второй кивает на брошенный рюкзак, Сангстер встаёт спиной к барной стойке, оттуда открывается неплохой обзор на гостиную и прилегающую к ней столовую.       — Что собрал?        — Да так, по мелочи, — Томас на момент задумывается, стоит ли спрашивать разрешения закурить, но затем, увидев бледное и отрешенное лицо соседа вдруг передумывает, — На всякий захватил баллончик с краской. Путь помечать.        — Отлично, — воодушевляется Дилан, прихватывая свой багаж, только сейчас ему приходит в голову сверить время. На наручных часах в стеклышке отразился его слегка растерянный видок, вероятно от пришедшего осознания, что парень просидел в абсолютной тишине, пытая себя догадками целых два с лишним часа. Тут же пролетает мысль, а не задремал ли Дилан после нудноватой телепередачи, раз так потерялся во времени? Внезапное изменение настроения подмечает Том, прежде чем подойти к соседу, встревоженно вглядываясь в усыпанное родинками лицо. Хочет спросить, ведь знает как тяжело. Ему есть повод переживать больше чем Сангстеру. Наверное, лучшее, что может сделать — это отвлечь. Особенно важно подобрать правильные слова, он не знает Дилана, а значит нет доверия, связующего звена, которое не так-то просто заслужить. Однако есть основание попытаться, пока кто-то один уверенно держит вёсла, управляя лодкой, другой должен освещать ему путь.        — Слушай, — Дил отрывается от стрелки часов, неминуемо приближающейся к полудню, — У меня не вышло прихватить пару бутербродов, может соберём в дорогу?        — Я кинул несколько батончиков, в рюкзаке поищи, должно хватить. Том участливо кивает, проверяя неглубокие карманы сумки, в коих обнаруживается съестное, завернутое в красочную фольгу. Дилан облокачивается на стену, делящую два помещения, смотрит косо на юношу, что запихивает два батончика куда-то в отделы рюкзака. Проходится языком по внутренней стороне щеки, хмурит лоб, уводя понурый взгляд на шерстяной ковёр возле камина. Ведь он, наверное, тоже переживает за своего питомца, что едва оправдывает решение Тома помогать малознакомому человеку. О нём столько дерьма по городу ходит, с чего вдруг такое внимание к чужим бедам. А бедам ли? Дилан сам не знает, ничего ещё не знает. И сейчас ему важна поддержка, любая, наверное, в этом и смысл.        — Осталось не больше получаса, — констатирует, через стеклянную дверь пробивается полоса света, заменяющаяся тенью.       — Что будем делать когда найдём? — кажется ничего важнее ответа на заданный вопрос для Дилана не существует, его тяжёлый взгляд исподлобья говорит сам за себя.       — Решим уже на месте, — ответственность или хладнокровие? — Не стоит раньше времени хоронить её.       От Томаса веет уверенностью, надеждой, чем не похвастается О’Брайен.       «Хоронить. Именно это и придётся. Ужасное слово».       Значительно похолодало, в доме полно сквозняков, за которыми невозможно уследить если ты совершенно один. Ну почти. Тем не менее Дилан оставляет соседа, заверив, что скоро вернётся, взлетает вверх по ступеням, шагая в направлении тёмно-бурой двери. Сангстер следит как исчезает его фигура на лестничном пролёте, встряхивает белёсыми прядями, лезущими то на глаза, то в нос. В ушах стоит противный гогот — металлический резкий звук, и словно под водой звучит голос мачехи. Постепенно растворяющийся среди отдалённого эха шагов. Размеренных и неторопящихся. Вскоре за правым плечом мелькает чёрный затылок, бледная рука отодвигает стеклянную дверь, разворачиваясь к «мистеру натуральный блонд». Последний раз опустив глаза на циферблат он обращается к Тому.       — Пора. Небесное полотно уже одёрнуто первой сумрачной тенью, постепенно растворяется алая вуаль, переходя в новую фазу заката. Зажигаются уличные фонари с отрывом в пару секунд. Веспер Холт опускается в самую неспокойную ночь за многие года. А Серый, величественный и настолько же загадочный лес встречает ищущих ответы двух юношей. Они стоят напротив лабиринта из густой листвы и скрипучих стволов, окруженных металлической сеткой, местами дырявой и значительно проржавевшей. Рабочие так и не отважились оградить злосчастный лесок полностью, вследствие чего, среди травы и корней деревьев можно отыскать куски арматуры с намотанной проволокой. И поэтому же в некоторых местах забор абсолютно отсутствует, что никого уже давно не смущает. Да и патрулироваться эта поляна стала реже, времена серьёзных похищений прошли. Как и чувство ответственности губернатора вкупе с правоохранительными органами. Именно такое халатное отношение к безопасности гражданам в итоге приводит к семейным трагедиям, проблемам и внештатным ситуациям. Жаль лишь, что понимают это немногие. Дилан вручает товарищу по несчастью фонарик, предварительно обеспечив предмету энергию двумя батареями. Сангстер принимает, перекладывая в свободную руку единственный источник света на ближайшее время, в правой сжимает баллончик с краской ярко-бирюзового, неонового цвета. При слабом освещении Дилан видит только зеленую среднего размера баночку с чёрным дозатором. Внезапно по спине пробегает холодок, от одного взгляда в неизведанную дремучую чащу запотевают ладони, в горле резко пересыхает. Парень проглатывает накопившуюся во рту жидкость, косится на соседа, что пребывает в невероятно безмятежном состоянии, лишь едва заметный блеск карих радужек выдает его настороженность.       — Какой у нас план? — удивительно, однако подумать об этом уже на пороге мини путешествия, когда из средств самозащиты одна отцовская заточка.        — Идти по следам, отмечать дорогу, — звучит весьма уверенно, хотя Дилан почему-то не доверяет такому холодному тону, — Когда следы закончатся будем искать зацепки. Всё просто и логично, главное не отдаваться чувствам тревоги или панике. Особенно последнему. Томас поворачивается к О’Брайену, смотря будто бы насквозь, изгибает уголок губы в усмешке, отчего на левой щеке образуется небольшая ямочка.        — Ты просто держись рядом, o'кей?        — Типо у меня есть выбор? — саркастично вбрасывает парень, игнорируя нарастающее в груди беспокойство. И вот они ступают во тьму. В округе ни звука: периодический хруст сухих веток под ногами и голоса юношей заполняют тишину, кажется, что воздух в лесу под напряжением. Он тяжёлый, густой, как и зелено-золотистая листва, накрывшая их головы шелестящим куполом; а ветер здесь совершенно иной — не завывающий, скорее шепчущий, живой. Хоть по слухам в Сером лесу не водятся животные от слова совсем, но изредка в лучи от фонаря попадает мелькнувшее очертание чёрного существа, не факт, что зверя. Это мог быть причудливой формы пень, оказавшийся жертвой игры света. Очередной такой раз Томас ловит себя на навязчивой мысли присутствия чего-то помимо них двоих. Или кого-то. Возможно враждебного, ведь оно следит, выжидает момента, притворившись неодушевлённым предметом, вроде широкого ствола дерева. А когда ничего не подозревающие одинокие силуэты мальчиков пройдут мимо, осветив данное место дрожащим лучом, оно выглянет из укрытия, устремив бездушный, голодный взгляд в удаляющиеся спины. Дилан обернется, заметив периферийным зрением вытянутую нечеловеческую тень, тут же скрывшуюся за деревом с дуновением ветра. По телу стадом пробегут мурашки, возникнет острое чувство дискомфорта, сменяемое легкой дрожью в ногах и запястьях. Он повторно осветит то место издалека, боясь оторвать взгляд от чего-то наводящего страх. Сглотнёт и продолжит путь, несколько раз бегло обернётся, упорно выжидая появление тени, любого движения. Сангстер окликает парня, указывая фонарём на прогалину в нескольких шагах от него, где единственным деревом является многовековой дуб с раскидистыми ветвями и толстыми стволами. Редкие следы ведут сюда, треугольнички с подошвы Джесс повторяют путь аж четыре раза, видимо сюда она и возвращалась. Причина популярности местечка оказывается намного пугающей, нежели следящие существа за деревьями. Ребята становятся над островком примятой травы, Том присаживается рядом, не побоясь запачкать штаны, тянет руку к земле, на которой ещё виднеются собачьи следы, подцепляет двумя пальцами кончик верёвки. Оборванный фрагмент от бечевки, используемой в хозяйстве как канат для мокрого белья, обёрнут вокруг ствола и затянут петлёй. Он сдерживал своего пленника недолго, импровизированный поводок разорвался и спустил животное на волю. Именно такими аргументами обнадеживает себя Сангстер, сидя напротив последнего пристанища Лекси. Поднимает голову вверх, растерянный вид Дилана говорит сам за себя.        — Похоже ты был прав, — тихо произносит, замечая как Томас выгибает бровь, прикусывая губу, — Джесси замешана в этом, судя по следам. О’Брайен сам прифигевает от противоречия тому, что упорно доказывал не только Томасу, но и себе. Однако очевидность сказанного бросается в глаза, а правда больно режет сердце. Но от неё не убежишь.        — Мне жаль, Дилан. Вновь этот каменно-бетонный голос, ни капли сочувствия в словах. Тогда почему он верит им?        — Не думаю, что она сделала это сама, — хмурится, разглядывая вереницу следов от дерева к тропинке в лес, встаёт с колен, отряхивается, упирая руки в бока, — Тут должен быть лидер, определённо. Допустим человек, оказывающий влияние на Джессику, кто-то без особого мотива подставить девушку. Томас расхаживает взад-вперёд, поглядывая на задумчивого напарника, обходит дуб в поисках зацепок, пока Дилан напряжённо обдумывает его монолог. Джесси никогда не отважится на подобное издевательство над невинным животным без особого давления. Парень буквально чувствует, как цепочка соединяется в звенья приводя его к ответу.        — Да, но какой кретин додумается привязать собаку к дереву в глухом лесу? В чём суть и лично его выгода? — развёл руками в стороны, замечая азартную ухмылочку Томаса. Он никогда его не поймет.        — Наконец-то ты ожил, О’Брайен, — хмыкает «блонд», указывая на затоптанный клочок земли, — Я считаю тут не было какого-то замудрённого мотива или выгоды. Ещё как только мы пришли сюда, я заметил там, на опушке обилие следов, — Дилан подходит ближе, вглядываясь в отпечатки ног возле дуба, — Тут они дублируются. А из этого исходит, что Джесси находилась в компании знакомых Ей людей.        — С теми, кто мог оказать на неё влияние и принудить участвовать в этом?        — Вот именно, — подводит Томас, — Сам подумай, она не сопротивлялась, доверяла им. От самого дома тянулись следы до указателя, значит она пропустила их через сад. Что бы компания не задумала, Джесси поддержала их. Кажется, сам парень уже давно догадался кем являются похитители Лекси, но ждёт пока Дилан сопоставит факты, подтверждая его версию. И О’Брайен начинает анализировать, перебирая в уме всех подозреваемых: из школы, соседей, знакомых и родственников. Оно так очевидно и близко, юноша чувствует это. Впустить в двор Джесс могла лишь близких друзей, а вчера по показаниям Стеф они гуляли. Точно, блять, как он этого не вспомнил сразу? Лицо Дила буквально сияет в осознании, а глубоко внутри что-то вскипает от нахлынувшей ярости. Он ведь предупреждал Джесс, что водиться с ними опасно. Элвин тот ещё разгильдяй и друзья его не лучше. Дил знал о чувствах сестры к этому гомункулу, но набрасываться со своими нравоучениями не хотел. Зато теперь необходимость в этом отпадает, сменяясь на желание набить морду Теренсу и его соратникам.        — Боже, — касается ледяными ладонями лица, надавливая на закрытые веки, пыхтит явно недоброжелательно, — Какой же я тупой…        — Почему? Догадался же, — саркастично подмечает Томас, хлопая соседа по плечу. Удивительно, что сам Сангстер совершенно не злится на похитителей, скорее глубоко разочарован в младшем поколении. Но вот беспокойство за Лекси и сестру Дилана остаётся на прежнем месте. Второй старательно пытается понять, что конкретно пыталась доказать им Джессика. Неужели мнение этих недоносков важнее её собственного? От мысленных терзаний его спасает призывающий голос напарника. Раскрытие дела никоим образом не решает общей проблемы, лишь добавляет вопросов. Правда теперь Дилан чувствует заметное облегчение, а плохие предчувствия о похищения Джесси, кажутся теперь смешными и на грани нелепости.        — Есть идеи зачем она вернулась сюда? — Томас взлохмачивает белокурую шевелюру, глядя на нового-старого знакомого.        — Наверное замучило чувство вины, — пожимает плечами, направляя луч фонаря за широкий ствол, туда, где обрывается тропа, но не следы девушки. — Будем дальше искать. Наверняка Дилан имеет в виду зацепки о чём и думает «блонд», продолжая обыскивать полянку. Несколько минут они молча шастают вокруг дерева, перебрасываясь короткими фразами, пока Томас не останавливается за пару шагов в лес от прогалины. Он делает это резко и дёргается, опуская голову вниз, убирает правую ногу в сторону. Парень нагибается, протягивая руку к горстке стекла в листве, а поднимает оправу разбитых очков. Слегка погнутые дужки и единственная линза держится на соплях, вторая представляет собой мозаику из осколков и сквозных отверстий. Прикусывает нижнюю губу, возвращаясь к рыскающему среди кустов Дилану, он стоит за спиной не решаясь, потому что догадывается кому принадлежали очки. Впервые за долгое время его одолевает страх.        — Дилан, кажется, я нашёл кое-что. О’Брайен оборачивается, радостная улыбка сияет на его лице ровно до тех пор, пока Томас не протягивает ему странный предмет. Он хмурит брови, аккуратно вкладывает остатки былых очков себе в заляпанные грязью и травой ладони. С секунду пялится на них, затем переводя полный отчаяния взгляд на Томаса.       «Это может значить что угодно, но только не хорошее», — умозаключает Дилан, судорожно облизывая пересохшие губы.        — Будем продолжать поиски, она явно где-то рядом, — выдыхает парень, вынимая из кармана платок и бережно заворачивая очки сестры, — Заблудилась и в панике обронила очки, вот и объяснение. Последнее Дилан говорит шёпотом, как бы успокаивая себя, на что Том обеспокоенно заглядывает в мрачное лицо напарника. Молчит, убирая свёрток в рюкзак, целенаправленно шагает к дубу, «блондинка» за ним.        — Меть. Второй достаёт из сеточного кармашка на сумке баллончик и делает пару скрещенных пшиков на кору дерева. Затем оба переглядываются, прогоняя в мыслях идею обратиться к полиции, но тут же забывают. Том ведёт к месту обнаружения находки, там же едва заметные треугольнички мелькают среди травы. Два ярких жёлтых луча направляются во тьму, Дилан покрепче сжимает фонарик. Он найдет Джесси, неважно сколько времени и сил это отнимет. Напарники делают уверенный шаг в неизвестность, а позади раздается тихий хруст. Около тридцати минут ребята бродят в зелёных дебрях без особого ориентира, уповая лишь на фортуну, Томас метит краской каждое десятое дерево, а Дилан освещает ему и себе путь, на коем часто попадаются куски проволоки и арматуры, что было вполне просто перешагнуть. Раза два им приходится возвращаться в одно и то же место, но чаще всего это случается незапланированно. Всё дело в очень плохой видимости, даже при свете фонарей зачастую сложно определить, где они проходили, а куда нужно двигаться дальше. К тому же весьма мешает паранойя, поселившаяся с этого дня глубоко в сердце Дилана. Как бы парень не старался убедить себя в том, что за деревьями никого нет, и за ними никто не следит. Всё его существо упорно подсказывает обратное, в добавок указывает на доказательства вроде мелькнувших горящих в темноте глаз, или костлявой тени с неестественно длинными руками и когтями. Томас пытается сохранять спокойствие, что ему великолепно удаётся с самой встречи с О’Брайеном. Хладнокровие помогает держать мысли ясными и в любой ситуации оставаться разумным человеком. Только вот оно не всегда играет в его пользу. Как сейчас, когда Дил отчаянно нуждается в поддержке, он не может выдавить из себя хоть что-то помимо язвительной колкости и фирменной ухмылочки. Дело тут не в незнании друг друга, а в характере Сангстера. Таким его воспитала жизнь. Самое удивительное здесь то, что Дилан понимает парня, не осуждает, хотя и говорит с ним впервые за пять лет. Это странно и быстро. Однако ни у первого, ни у второго вопросов не вызывает. Тем не менее оба продолжают держать путь в неизвестном даже им направлении, ведь любые зацепки в виде следов закончились. И может они случайно свернули не туда, правда никогда об этом не узнают. Даже когда так сильно стемнело, что напарники с трудом видят собственные ноги — они идут вперёд. В какой-то момент Томас хмурится, развернувшись к плетущемуся сзади Дилану, переводя на его усталое лицо свет фонаря. Тот останавливается, ожидая объяснений, на что Сангстер медленно запрокидывает голову, уводя луч вверх, к кронам деревьев. О’Брайен сводит брови к переносице, выдыхает.        — Эй? Ты чего это? В ответ Том возвращает ослепляющий луч на лицо парню, отчего тот начинает ещё больше возмущаться. Но вовремя замечает его странный видок, не предвещающий ничего хорошего.        — Ты заметил? — обеспокоенно спрашивает, надеясь услышать от Дилана хоть что-то. В свою очередь О’Брайен достигает последней стадии непонимания и откровенного замешательства. Он устал и в отчаянии, сестру найти не смог, как и собаку Томаса. Да и плюсом потеряли след, впрочем, и надежду тоже. А Сангстер решает поиграть в «Угадай какого хрена я творю».       — Не понял. Что? — раздражённо выпаливает.       — Потемнело резко, — судорожно подмечает, тыкая пальцем в небо, обильно «заросшее» листвой. И до него доходит. Они долго шли и было вполне ясно, хотя наступил вечер, так быстро потемнеть не могло чисто физически. Будто разом отключили всевозможные источники света, а луна вовсе исчезла с небосвода, точно её там и не должно быть. И это оказывается действительно странно, что оправдывает резко изменившееся поведение Томаса.       — Твою мать, и правда, — округляет глаза Дил, — Мы не больше получаса шатаемся.        — Часы. — мямлит Сангстер, выжидающе глядя на напарника. Тот непонимающе переспрашивает.        — Чего?        — Часы, время покажи, — с нажимом повторяет, суровеет на глазах. Дилан торопливо закатывает рукав кофты, чуть ли не под локоть, хотя циферблат спокойно висит на запястье, просит жестами освятить стрелки, Том встаёт плотнее, поднимая над рукой фонарик. На лице О’Брайена проскальзывает явное смятение, его ладони вновь запотевают, изо рта вырывается сдавленный хрип вместе с выдохом.        — Не понимаю, — шепчет, сощуривая глаза, Томас выпрямляется, освещает пространство позади него, — Они стоят. Пару минут назад Дилан уже сверял время и сейчас ничего не изменилось. Но это были новые часы, отцовский подарок на восемнадцатилетие. Они не могли остановиться, аккумулятор рассчитан на два-три года, ну никак на два-три месяца. Сангстер снова направил луч на стрелку, застывшую в одном единственном значении.       18:21 Наверное, самым страшным является осознание всей обречённости их положения: ни ориентиров, ни чёткого представления местонахождения и потеря во времени, хоть и незначительная. Нагнетающая атмосфера леса не даёт концентрации шанса, однако Томас не собирается сдавать позиции. Зато у Дилана на этот счёт иные мысли.        — Приплыли, а теперь может стоит начать волноваться? — не скрывает пессимистичного настроя, постукивая по стекляшке, что защищает стрелочный механизм. Томас зарывается рукой в волосы, сжимая их в кулаке на затылке, глаза беспомощно бегают вслед за мелькающим светом, направляемый его дрожащей рукой. Говорит, нет, приказывает себе собраться. Кто-то один должен.       «Освещать путь…»        — Томас, мы ведь не застряли? — сколько взывающей надежды к человеку, которому доверился. Круто поворачивается на месте, осторожно подходя к напарнику. Он уже перестаёт лихорадочно искать метку на рядом стоящих деревьях, пластиковая рукоять фонаря скрипит в твёрдом кулаке Сангстера. Неподвижен. Слышится лишь его глубокое размеренное дыхание. Он смотрит в ответ на Дилана, и тот понимает, что не был один. И не будет.        — Надо возвращаться, боюсь, мы сделали всё, что смогли, — кладёт ладонь на плечо О’Брайену, опуская глаза в землю. И всё же он знал, что так и закончится их путешествие. Именно этими словами. Дилан выдыхает, покачивая головой, соглашаясь со своими прежними доводами. Вечно бродить они не смогут.       «Ты обещал найти её, во что бы то ни стало. И так быстро сдаёшься?» Голосу не понять, он кажется сейчас таким же чужим и далёким как подбитый фонарный столб возле их дома. Или мечта Томаса съехать от родителей в большой город, стать известным ударником, а может лучше художником?        — Как вернёмся сразу звони копам, родителям, всем, кто может помочь. Снова кивок. Внутри него что-то искрится, разъедает словно кислотой, обнажая кости, тонкие нити вен и мышц. Эмоции беспощадно обгладывают его, не оставляя и капли крови. Он не может оторвать ног от земли, врос в неё с корнями. Каменная хватка заставляет хрупкий фонарик трещать от давления, внезапно свалившегося на него. Секунда — и всё исчезает. Сангстер улыбается ему, не так как прежде, уже специально. В руках протянутый батончик со злаками и ягодами, вроде малиной. Дилан хмурит лоб, изо рта вырывается поток морозного воздуха.        — Мило, но я не голоден. Теперь усмешка, натянутая с трудом. Затем следует действие рукой, призывающее взять еду на перекус не задавая вопросов.        — Это мне, подержи — облокачивается на широкий ствол довольно ветвистого, заросшего мхом дерева, вынимает из недр рюкзака дешёвую бутыль с прозрачной жидкостью. Дилан возвращает батончик, скрещивая руки на груди. Тот неторопливо открывает сосуд, делая несколько освежающих глотков, косит взгляд на напарника протягивая ему воду без слов. И от этого О’Брайен отказывается, наблюдая, как «блонд» раскрывает шуршащую упаковку батончика и за две минуты уминает его.        — Знаешь, — в перерыве между пережевыванием вбрасывает Томас, — Энди говорила, что ты та ещё привередливая фифа. Фыркает, прикрывая рот тыльной сторон руки, брови Дила моментально взлетают вверх. Он ведь про неё? Про ту самую Энди? Заметив этот вопросительный, слегка удивлённый взгляд Томас прыскает дважды, откидывая упавшую на глаза чёлку. Высоко над ними что-то промелькает среди веток, маленькое и будто бы животное.        — Ясно, — нарочито — подозрительно тянет Дилан, — Последний раз мы виделись после переезда… Многое, знаешь ли, изменилось, в том числе и я. Старается не думать, что окружён дремучими дебрями, в абсолютной гнетущей тишине, глубокой ночью. Вроде как ночью.        — Так и передай ей, — дружелюбно отзывается, догадавшись, что Энди учится с Сангстером в одном классе. В отличие от О’Брайена, что все четыре года сидит на параллели. Так уж устроена школа.        — Сам и передашь, когда встретитесь, — заявляет, отчего у Дилана само собой расплывается лёгкая, непринуждённая улыбка. Он скучал.        — Ладно, иди за мной, пока я дорогу помню, — парня немного настораживает его «пока», но возражать точно не будет. Здесь больше нечего ловить. «Мистер блонд» обходит каждое дерево вокруг них, освещая участок коры на уровне лица, где должна быть зеленоватая метка. Когда находит, подаёт знак Дилу, махнув рукой, и тот без комментариев увязывается следом. Уже на пол пути к дому метки встречаются чаще, так как Томас тогда рисовал их на каждом пятом дереве, ибо боялся заблудиться. Тогда его не покидало жуткое ощущение преследования. Оно шло за ними с самого холма, спуска к опушке, нечто явно обделённое сознанием, или его отголосками. Даже выглядящее, как человек. Вот только, живое ли? Дилан же всю дорогу размышляет не о странных тенях, а вспоминает былые времена. Это хорошо отвлекает. Энди, мать её, Галлагер не могла так просто уйти из его порядком скучной жизни. У него появляется столько вопросов к Томасу. Начиная тем, как они познакомились, и заканчивая главным вопросом: «Почему мы перестали общаться?».        — Томас, — хоть парень и не оборачивается, Дил знает, что он слышит и слушает, — Что она обо мне говорит?       «Серьёзно, О’Брайен? Это же нихерашечки не то что ты хотел спросить!» И как на зло он ловит уже знакомое выражение лица напарника, означающее крайнюю степень ехидства. Что странно, не похожего на неприязнь к самому Дилану, скорее дружеская насмешка.        — Только хорошее, — не скрывает сарказма, заставляя О’Брайена впервые за пару часов знакомства покраснеть до самых ушей, хоть и не в зоне видимости Томаса.       «Переведи тему, болван…», — талдычит недовольный голос. Дилан замолкает, гуляя лучом по тропинке. Почему во всей ситуации он вдруг чувствует себя хлюпиком? Один единственный Сангстер умеет мыслить ясно, разряжать обстановку своим специфическим, но всё же юмором. «А чем мы хуже?» Тем, что не бросает, не выделяется, не сдаётся. Глубоко в душе знает. Но на поверхность выносить стремается. Стоит так доверять «блонди»?       — Вы встречаетесь? — догадка срывается с его губ, прежде чем тот успевает подумать о тактичности действия. Томас снисходительно ухмыляется.       — Можно и так сказать, тебе мать рассказала? Ваши родители часто с Галлагерами тусуются.        — Да, — неправда. Лия не стала бы утаивать от любимого сына такой лакомый кусочек для сплетен и обсуждения, а значит, что она ещё не в курсе. — Мы типа были одной семьёй до переезда. Дружили с пелёнок, нас даже свести собирались в будущем, — ностальгия вызывает тёплую улыбку.        — Потом вы вместе приехали в Веспер Холт, потому что твой отец и мать Энди работают в одной фирме, а у нас как раз их главный офис, — заканчивает цепочку Томас, явно наслышанный об этом из уст девушки. Дилан с облегчением примечает тот самый дуб в нескольких метрах, скрытый в глуши зелёного, непроходимого ужаса. Поднимает руки к небу, воздавая высшим силам, складывает ладони в молящемся жесте, наигранно закатывает глаза и выдыхает искреннее «Спасибо!». А проходя мимо оборванной бечевки и примятой травы Том на минуту опускается рядом, касаясь ладонью сухой, серой почвы. Дилан не решается подойти, наблюдает со стороны.        — Ты была мне хорошим другом. — О’Брайену не видно его глаз и лица, они скрыты тенью волос, — Лучшим подарком… Здесь его голос вздрагивает, сбивается речь. Юноша быстро поднимается с колен, отряхивается, устремляясь мимо напарника, бросив ему холодное «Пошли». С каждым шагом, отдаляясь от дуба, сгущается тьма. Её всё больше, она необъятна, велика, как ночь. Ледяной воздух постепенно перестаёт трепать листья. Приближаясь к забору, Дилан наконец видит те самые фонарные столбы: их желтоватый свет, и один мигающий возле самого дома. Где наверняка ждут родители. Он вызовет полицию и всё будет хорошо. Мать простит его, но вот отец не забудет. Томас вышагивает вверх по холму, упёрто игнорируя тот факт, что над головой лишь слабо сияет полумесяц. Полупрозрачный, словно тень. Его кожу не обдаёт и намёком на ветерок. Вокруг всё замерло, выйдя из такого же тихого, точно мёртвого, леса они не замечают разницы. Не придают этому значения. В закрытых окнах пусто. Темно. Ребята останавливаются друг напротив друга, в метрах от калитки, разделяющих их жилища. Во дворе О’Брайенов покачивается, подвешенное с двух сторон, деревянное сидение на толстом канате.        — Ты не раскисай, если что я готов дать показания, — уверенно заявляет, по-дружески трепля парня за плечо.        — Спасибо, Томас, — впервые благодарит его, особо не подбирая слова. Обмениваются рукопожатиями, так же молча расходятся, преодолевая небольшое расстояние между участком и ограждением. Одновременно переступают порог своих домов, напоследок переглядываясь, и захлопывают двери.       Веспер Холт проснулся.

***

Первым делом в голову приходит проверить наличие родителей, так как те должны были вернуться в пол седьмого вечера, а на часах наверняка уже за полночь. Но точно Дилан не может знать, ибо его наручные часы остановились на пол пути к дому. Тем не менее парень широкими шагами обходит гостиную, замечая горящий в кабинете отца свет, готовится к предстоящему серьёзному разговору. Будь что будет, главное безопасность сестры. Он набирает побольше воздуха в груди, расправляет плечи, чтобы казаться себе уверенным. Спину пробирает холодок, который он тут же списывает на волнение, направляется в сторону офиса. «Говори чётко и не торопись, Дилан, они поймут, это ведь Джесси…» Встаёт напротив тяжёлой коричневой двери со стеклянными, полупрозрачными вставками, кладёт вспотевшую ладонь на железную ручку с красивым изгибом, и нажимает вниз, одновременно толкая дверь вперёд. Странно, что слишком тихо.        — Пап, я до… — обрывает речь на полуслове, когда видит, что никто его не встречает. Да и мамы по какой-то причине не было в холле, что подозрительно, ведь женщина всегда после работы сидит у камина, просматривая записи любимого шоу. До него доходит, что в коттедже по-прежнему ни единой души. Он здесь один. Но почему родители не предупредили, что так сильно задержатся? Может Дилан просто не увидел сообщение, телефон весь день находился в его кармане и вероятно мог вырубиться из-за холода или севшего аккумулятора. Сохраняя эту идею свежей в своём сознании, парень тянется к джинсам, извлекая оттуда металлический корпус в силиконовом чехле, выдыхает с облегчением, обнаруживая большой процент зарядки. Правда в тот же момент хмурится в недоумении. Ни звонков, ни сообщений за всё время. Ни единого уведомления даже с соц сетей. За интернет он платит всегда вовремя, что исключает любую возможность вылета сети. Очень странно. Лия обычно делает по тысячу смсок на дню, отец данным качеством не обделён. И это наталкивает на мысль, что предки опять засиделись в бухгалтерии, иначе никак данный феномен не объяснить. Тогда О’Брайен слегка расстроено набирает номер матери, попутно включая во всех помещениях свет, исключая кабинет. Видимо парень упустил этот момент, когда второпях собирался на поиски сестры. Раздаются гудки, Дилан уже настраивает себя на долгий и мучительный диалог, как вдруг его ожидания прерываются монотонным голосом ассистента.       «Да вы угараете?!» Если бы. Миссис О’Брайен имеет дурную привычку держать телефон на связи постоянно и таскает по всюду кабель для зарядки. Она никогда не игнорирует звонки сына или дочери. Напрягается, когда при повторном звонке ничего не меняется. Начинает нервно мерить дом шагами, совершая многочисленные звонки сначала матери, затем друзьям Джесс, включая Стефани, одноклассникам, соседям, знакомым и родственникам, последним отчаянным действием становится звонок отцу. Страх сковывает его мышцы, обхватывает горло ледяными щупальцами, прокручивая в голове запись робота. Он даже не понимает, как оказывается в комнате Джесс, стоящим напротив плотно запахнутого окна.       «Не может быть, как это возможно…» Заблокированы. Абсолютно все контакты, даже служебные, в том числе и полиции. Он бы проверил с другого сотового, но таковых в доме нет. Телефон ведь может просто сломаться, так бывает, проходит срок годности, и он начинает глючить, жить своей жизнью. Однако свой андроид Дилан приобрел сравнительно недавно.       «Как и часы». Спину вновь ласкает лёгкий холодок, вероятно являющийся исходом не ликвидированных сквозняков. Парень запускает руку в волосы, почёсывает затылок, осматривая комнату сестры. Он не может думать о плохом. Нельзя. В доме есть другие часы, в кабинете отца и на кухне, те, что в родительской спальне давно не ходят. И если у парня электронные, то на стенах висят исключительно механические, винтажные, переданные по наследству от Браунов. Они точно не соврут. Лия с особенной заботой следит за их работоспособностью, надеясь сохранить важный фрагмент её прошлой жизни, детства и ценность семейной реликвии.       «Нужно будет сходить к соседям, может даже Томасу, попросить сотовый», собирается с мыслями, понимая, что наверняка доебался до парня со своими проблемами. Хотя тот вроде был не против. Половицы скрипят больше всего как раз над подвалом, где постоянно проходят домочадцы по пути к холодильнику. В самом помещении Дилан никогда не был, но по словам матери там хранится всякий хлам от прошлых жильцов и некоторые коробки с их старыми вещами, вроде одежды, видеокассет, игрушек. Странно лишь, что вход туда находится не в самом доме, как это обычно принято, а со стороны улицы. Причём дверь фактически сливается с облицовкой и при первом обходе семья даже не заметила её наличие, панели полностью повторяли рисунок дерева на двери. Вероятно, по этой же причине семья особо не пользовалась «услугами» помещения, оно очень долго оставалось не тронутым. Да и сейчас туда почти не наведываются. Дверь всегда закрыта на увесистый замок. Но есть там среди всего мусора одна вещь, при упоминании которой у парня встают волосы дыбом, сердцебиение учащается, а всё тело цепенеет от неописуемого страха. О ней Дилан предпочитает не вспоминать, как и о событиях далёкого прошлого.       «Где ты, сучонок, я хочу поговорить!»Жмётся в угол между кроватью и письменным столом, постепенно съезжая на пол.       «Выходи, погань! Я знаю, это ТЫ сделал!» Закрывает руками воспалённые от слёз глаза, подползает под кровать, не отрывая взгляда от двери. «Мерзавец… Я тебя выпорю, как порол меня мой отец. Может, тогда ты станешь мужчиной!» В проходе появляется тень чёрных ботинок. Задерживает дыхание, сильнее прижимая ладони ко рту, зажмуривается. «Мерзкий выродок…»       Шаги становятся ближе, он понимает, что его нашли. Срывается на истеричный плач, когда грубая мужская хватка вырывает его из-под кровати за ногу. «ТЫ ДРЯНЬ! КАК ТЫ ПОСМЕЛ?» В крике распахивает глаза, перед которыми маячит кожаный дедовский ремень с железной бляхой. Осыпающийся, но всё ещё крепкий. Старается абстрагироваться, игнорировать горящие адским пламенем чувства. Уже пять минут стоит напротив окна, выходящего к небольшому выступу в стене со стороны улицы. Если встать под определённым углом, можно полностью увидеть обшарпанную временем дверь в подвал. Но он не хочет. Отворачивается, в отвращении морща лицо, возле барной стойки замечает первый объект недолгих поисков. Резные, белоснежные, окаймлённые стеклянными мелкими цветочками и незамысловатыми узорами под вышивку. Никаким образом не вписывающиеся в интерьер кухни. Но сказочно великолепные. У парня от возмущения отпадает челюсть, когда его карие глаза находят стрелки часов. Эта дуристика заставляет того нервно рассмеяться, почти бегом преодолевая расстояние до кабинета отца. И чуть ли не сбив с дороги единственный в доме фикус. Он запоздало тормозит, упирая руки в бока, точно предъявляя часовому механизму за его неисправность. Другие были современней, но не уступали предыдущим по своей изящности и детализированности. И даже это не удержит парня от навязчивого желания раздолбать их вдребезги. Оба циферблата показывают разное время. Причем ладно бы разницей в пару минут, так на одних стрелка отбивает 12:33, а другие останавливаются на показателе в четыре часа ночи. Парень взвывает в искреннем непонимании, проверяя время на телефоне, и там его глубоко разочаровывают как внутренние настройки, так и поисковая система. Мнения разошлись, а что хуже — версии страннейшим образом менялись каждую проверку. Получается, что у Дилана даже временной ориентир отсутствует. И никакой логикой не объяснить.       «Только мистикой…», а что как вариант. Правда паники от этого становится в разы больше. Раздаётся хлопок, до того резкий и громкий, что не ожидавший подвоха Дилан дёргается с места, уносясь к источнику звука, складывается впечатление, будто где-то уронили гигантский платяной шкаф. Парень осознаёт, что шлёпнулось со стороны улицы и сводит это к пьяным мусорщикам, что очищают баки без особого расписание и разрешения. На этих ребят постоянно кто-то жалуется, а им всё не почём. Спустя несколько секунд после произошедшего сердечный ритм восстанавливается, паника и беспокойство сходят на нет. Парень усмехается, поражаясь собственной слабонервности и вспоминает, что оставил сумку с вещами у входной двери. Лениво перебирается шаркающими шагами к прихожей, потирая уставшие веки подушечками пальцев, непроизвольно зевает, холодок пробирается под футболку, щекоча кожу. Подцепляет рюкзак, закидывая его за спину, минует стеклянную раздвижную дверь, опрокинутую сумку для гольфа. Справа от него звякают друг о дружку металлические предметы, это длится ничтожное мгновение, Дилан застывает, резво оборачиваясь на звук, сердце пропускает удар. Он рефлекторно задерживает дыхание, не успевая переварить случившееся. Снова тихий, отдаляющийся лязг, уже где-то из коридора, делящего два помещения каменной перегородкой. Парень глядит туда, держащая рюкзак рука сжимается, пока ногти не начинают впиваться в плоть, оставляя характерные следы.       «Показалось. Показалось, Дилан, не слушай». Не моргает, боится упустить что-то важное. Пугающее до мозга костей. Звук повторяется, и О’Брайен точно знает откуда он идёт. Парень медленно опускает сумку на пол, странное непреодолимое чувство охватывает его тело, он не может сопротивляться порыву, его тянет. Шаг за шагом, Дил движется к кабинету, стараясь не спугнуть звенящее нечто, прислушивается, споря с внутренним голосом, твердящим о безрассудстве, глупости и полном отсутствии инстинкта самосохранения. Ему невероятно страшно. Это может быть что угодно. Грабитель, животное, птица.       «А вдруг это то существо, что следило за нами всю дорогу из леса?», подбрасывает сознание. «Может ОНО до сих пор следит?» Темно. Но ведь он включал свет везде, и к тому же стоял здесь несколькими минутами ранее. Кто-то прокрался в эту часть дома и специально приманивает юношу своими жуткими играми. Грабитель или преступник. А его выдумки насчёт похищения Джесси маньяками вовсе не выдумки. И этот кто-то решил подчищать хвосты, что, если родителей он тоже так заманил, а потом тихо разделался, спрятав их трупы в подвале, например.       «Господи, Дилан, хватит накручивать, это может быть простая белка.» Перестраховаться всё же стоит, хоть и идея с преступником никак не объясняет аномалию с часами и телефоном. О’Брайен припоминает сбитую сумку для гольфа, в паре метров от двери кабинета. Чем-то же нужно белку отлупасить? Наконец, в поле зрения оказывается кабинет отца, от него до Дилана максимум восемь шагов, дверь распахнута настежь, отсюда можно увидеть лестницу наверх и прихожую. Знакомый уже лязг даёт по ушам, парень дёргается, фокусируя зрение на кабинете, собирается идти дальше, когда его взгляд ловит нечто чёрное прямо за дверью. Стеклянные вставки позволяют разглядеть силуэт высокого широкоплечего мужчины в длинном бесформенном плаще. Он стоит неподвижно. И несмотря на то, что глаза, как и лицо не выделяются, скрыты тенью, Дилан уверен — незнакомец смотрит на него.       «Монстр». Дилан вздрагивает от подобных предположений, склоняя себя к варианту с домушником, поэтому не задумываясь прихватывает одиноко валяющуюся от общей связки клюшку для гольфа. Крепко сжимает её в мокрых и скользких ладонях. Переступает с носка на пятку, поскрипывая половицами.       «Человек не может быть настолько бесшумным, каменным, а из этого следует, что…»        — Это не преступник, — отвечает шёпотом, грозно поднимая клюшку для замаха. В пяти шагах от незваного гостя его рука омертвело рухает вниз, выпуская единственную защиту из хватки. Зрачки быстро расширяются, настоящий животный страх вырывается вместе со сдавленным хрипом, звук соприкоснувшейся с паркетом клюшки слегка отрезвляет его. Поступившая в мозг информация, будто взрывается громадной петардой эмоций, давая телу необходимый разряд тока. Дилан открывает рот в безмолвном крике, ведь напротив него стоит настоящее чудовище. Призрак прошлого. Силуэт действительно принадлежит мужчине, однако сам человек исполинского роста, ненормально объемён в плечах. Его руки по-обезьяньи болтаются на уровне колен, чёрный плащ полностью скрывает основное телосложение, но по торчащим костям из плечевого сустава ясно, что он болезненно худощав. Также это подтверждает бесформенная голова с впалыми белыми щёками. Черты лица неточные и размытые, из-за мутной декоративной вставки сразу их было не разглядеть. Сейчас же, находясь в небезопасно близком расстоянии от «человека» Дилан готов бежать в ужасе прочь. НЕЧТО глядело на него пустыми чёрными глазницами, рта вовсе не было, вместо него фарш из зубов и тканей мышц. Ни бровей, ни ушей. Волосы редкие, тонкие и будто соломенные. Перед ним стояло чучело, марионетка. Неестественная поза и абсолютная неподвижность внушают парню неподдельный ужас, ведь живые люди так не делают. Это существо не дышит, не издаёт ни единого звука. Оно просто наблюдает.        — К...кто? — выдавливает из себя Дилан, сглатывая слюну. А может ему это просто мерещится? Игра света или обман зрения.       «Так пойди и проверь», съязвил внутренний голос. Он бы взял в руки колюшку, но не удержит. Слишком страшно. О’Брайен не в том состоянии, чтобы искать логику в происходящем. Ему срочно нужно бежать! Но парень продолжает сверлить взглядом марионетку. Что это? Откуда он взялся, и чего он хочет? Только это и заботит Дилана в двух метрах от смерти. Нечто дёргается. Юноша отскакивает к стене, вжимается в неё словно маленький ребёнок к груди матери. Он с ужасом наблюдает за тем, как неестественно медленно поднимается правая рука монстра. Точно кто-то невидимый тянет её за ниточки. Широкая, обтянутая костями ладонь выглядывает из-за двери, с сухим хрустом раскрывая изящную пятерню. Длинные, кривые пальцы, бледно-воскового цвета, увенчанные на конце жёлтыми, грязными когтями. Обхватывают край дверного полотна, опускаясь на железную ручку, красивого изгиба. Стоит не в силах отпрянуть от стены и броситься наутёк, подальше от неведомой херни. Внутри всё бушует и протестует, а мозг упрямо игнорирует факт надвигающейся опасности.        — Убирайся из моего дома! — на срыве мямлит парень, замечая, что существо неторопливо закрывает дверь со своей стороны. Теперь точно пора делать ноги. Вот только куда, это ведь его дом? Ещё чуть-чуть и нечто предстанет перед ним во всей «красе», а затем и вовсе нападёт, навалится сверху своим грузным, мёртвым телом и задушит этими костлявыми пальцами. Именно такая мысль заставляет парня молниеносно развернуться, зацепляя краем глаза уже показывающуюся тёмную фигуру, что бесшумно движется к нему. Хватануть брошенную ранее клюшку, сжать её в объятиях и пуститься что есть духу на второй этаж. Он даже не особо понимает зачем бежит наверх, ведь логичнее было бы на улицу, однако мозг не хочет нагружать себя подобными мелочными проблемами, когда за спиной к тебе приближается оживший мертвец. Дыхание сбивается, кажется, нечто следует за ним, наступая на пятки, иначе откуда такой пробирающий насквозь холод, что так незатейливо касается его плеч, треплет волосы. Дилан добегает до своей комнаты, не оборачиваясь захлопывает её, опуская щеколду, в панике отходит к окну, выходящему на скат крыши. Он не думает, совершенно не понимает, что делать дальше. Слышит, как к нему что-то подбирается, видит подрагивающую ручку, зачем-то откидывает клюшку на кровать, задвигая её вплотную к двери, надеясь, что это немного задержит существо. Он знает, что это ОНО забрало Джесси и его родителей. Теперь пришла очередь последнего О’Брайена. Вновь звякает металл, совсем близко к двери. Дилан уже слышал этот звук раньше. В далеком детстве.       «ПОГАНЕЦ! Я тебя научу слушаться старших!» Ручка задёргалась сильнее. Дилан жмурится, в попытке отогнать воспоминания, пульс учащается. Страх и паника завладевают парнем, отчего тот не в силах сдвинуться с места и предпринять хоть какие-то попытки самозащиты.       Перед лицом мальчика маячит тяжелый кожаный ремень, с увесистой металлической бляхой. Мужчина угрожающе суёт её под нос сыну, сыпля матерными словами.        — Прошу, отец… — отчаянно шепчет, жмясь к подоконнику. Дверь дрожит, петли звенят в ушах, как и те металлические предметы, только сильнее и быстрее.       «ТЫ РЫЛСЯ ТАМ, ДА? ОТВЕЧАЙ, ВЫРОДОК!» «Нет…», срывающимся визгом отвечает ребёнок.       — Я клянусь, — на щеках появляются солёные, мокрые дорожки, что-то холодное касается его плеча. Чья-то ледяная рука и такое же безжизненное дыхание ударяет в шею.       «Врё-ёшь, сосунок…», протягивает мужчина, треся ремнём возле глаз мальчика, тот сворачивается в клубок, готовясь к удару. Но такого не следует, а в ушах стоит противный лязг от отцовской бляшки. Ещё пару минут и дверь сорвётся с петель, Дилан распахивает глаза, закрытые пеленой слёз, он делает глубокий вдох, бегло оглядывая комнату в полутьме. Ничего, чтобы обороняться, кроме несчастной клюшки. Тогда О’Брайен разворачивается к окну, одним резким движением руки срывает хлипкую гардину, оглядывается через правое плечо, понимая, что времени совсем не осталось. Он дёргает за ручку окна. Не поддаётся.       «Нужно чаще проветривать, идиот, вот к каким последствиям приводит твоё свинство», взвинчивается голос, на что Дилан мрачно ухмыляется, повторяя попытку. И снова облом.       — Блять! — срывается с его губ, прежде чем раздаётся звук, весьма напоминающий удар петли о паркет. Дилан замер. Дверь отгибается, и из небольшой щели, образованной сорванной сверху петлёй, к щеколде тянется длинная костлявая рука. С не менее тонкими жилистыми пальцами. Невозможно передать сколько ужаса отразилось в карих глазах парня, осознающего наконец серьёзность ситуации. На кону ЕГО жизнь. Дилан обхватывает ручку, постоянно оборачивается на ковыряющуюся с петлёй рукой существа, рвано и гулко выдыхает, как будто на тренировке армрестлинга. Надавливает на неё со всей своей мощи, краснеет от давления, продолжая прерывисто дышать, и с паникой наблюдает, как отворяется дверь. ОНО настолько огромно, что еле помещается в арке, ему приходится нагибаться, чтобы войти в помещение, перелезть кровать. Нечто тянет к нему свои аномально длинные руки, Дилан рвёт ручку на себя, теряя всякую надежду. Чёрные глазницы и гниющая челюсть. Вот, что последнее он увидит перед смертью. И тут ручка опускается вниз, рама съезжает в сторону, открывая обзор на прилегающий к дому участок и дворик. О’Брайен сперва так радуется успеху, что забывает о бредущем к нему чудище. Дилан забирается на подоконник, перевешивая ногу на скат крыши, как же ему чертовски повезло выбрать именно эту комнату! Парень уже почти вылез, как нечто хватает его за голень, утягивая обратно. Хватка у него такая же холодная, как могильная плита, но очень слабая, юноша быстро отбивается от мертвеца, победно вскидывая руки вверх. Отходит дальше от окна, в надежде, что существо не полезет вслед за жертвой. Существо смотрит на него чёрными, пустыми глазницами и будто-бы улыбается, что больше напоминает злобный оскал. Оно неестественно поднимает правую руку, в которой болтается тот самый отцовский ремень.       «НЕТ!» Дилан цепенеет, не в силах отвести взгляд от злосчастной вещи в руках пришельца. Он отрицательно качает головой, отказываясь воспринимать происходящее, пятится назад, к самому краю и оступается.

***

Вбегает в дом, не смотрит по сторонам, так как знает, что они даже не заметят. Скидывает рюкзак в угол комнаты, закрывая ногой дверь, рывком опускает щеколду, не включая свет. Томас мягко садится на кровать с достаточно жёсткими пружинами, кладя голову на подушку и несколько минут тупо пялится в тёмный потолок. Он чувствует вину за неудачу. Плохо старался, хоть Дилан и не корил его за безразличие. Потерял Лекси и не нашёл в себе силы выдавить необходимые слова. Сдулся.        — Слабак. Подносит к лицу смартфон, быстро набирая сообщение, Энди была в сети несколько часов назад. Это и к лучшему, Томас успеет успокоиться и обдумать произошедшее. Может, он придумает чем ещё помочь Дилану.       [Томас]: «Сегодня был редкостно отвратный день». Не находит что добавить и чем объяснить. Прислушивается к звукам извне, понимая, что домочадцы наверняка давно в постели.       [Томас]: «Подробности расскажу при встрече». Которую не знает когда назначить, девушка последнее время часто оказывается занятой семейными проблемами. Или учёбой, ей она отдаёт большее предпочтение.       [Томас]: «Гулял с твоим бывшим лучшим другом. Он милый…» Будь Энди в этой комнате, то непременно стала донимать его расспросами о парне. Естественно, без колких замечаний не обошлось бы. Томас думает стоит ли говорить о Джесси сейчас или оставить тему до их встречи.       [Томас]: «Напиши, как будешь свободна. Скучаю». Мешкается перед отправкой смайла-сердечка, всё-таки неловкость никуда не уходит. Может, они и пара, но в первую очередь близкие друзья. Томас закрывает переписку, косится на тумбу, где раньше стоял будильник, и замечает внушительный слой пыли. Странно, ведь парень протирает мебель в своей комнате каждое утро. Окна были плотно закрыты, значит она не могла скопиться так быстро за время его отсутствия. Да и Сангстер хорошо помнит, что оставлял форточку перед уходом, а так как к нему никто не заходит, кроме Галлагер, появляется больше вопросов. Парень принимает задумчивое сидячее положение, хмурит лоб и бросает короткий взгляд на дверь. Только сейчас он различает едва заметные приглушённые шаги в дальнем конце коридора. В той части дома только два основных помещения: гостиная, переделанная под комнату отдыха отца, где он чаще всего ночует, и спальня мачехи. Бывшая родительская. И что этой дуре не спится? Там кроме туалета больше негде разгуливать. Тем более так поздно. Томас поднимается с места, вспоминая финт с часами в лесу, невольно тянется к телефону, снимая блокировку и впадает в ступор. Мобильник пару раз мигает электронным циферблатом, показывая стрелкой между девятью и десятью утра и выключается. В чёрном гладком экране отражается его удивлённое лицо. Затем парень пытается вернуть гаджет к жизни, на что ему дают бесповоротный отказ.       «Чего, блять?», весьма странное поведение телефона заставляет парня тихо негодовать. А отдалённые шаги на фоне прибавляют парню раздражительности. Раньше мачеха не страдала лунатизмом, да и Ной лишний раз не покидает отлежанный диван. Том потирает подбородок, замечая, что при входе не удосужился поинтересоваться включен ли на кухне свет. В этом доме единственное остаётся неизменным — освещённая главная комната в центре здания. А такой её оставляют, в частности, когда кто-то из домочадцев не спит. Вновь раздаётся шум, но теперь ближе к нему, эти шаги размеренные, неторопливые и очень аккуратные. Явно женские. Будто бы она пытается привлечь внимание Томаса, не создавая особой стукотни. Решает сходить, проверить исподтишка, заодно утолить давно мучащую его жажду. Сперва стягивает через голову утеплённую кофту, остаётся в клетчатой рубашке и старой, серой футболке с надписью в стиле панк-рока «SweetBoy». Взлохмачивает шапку светлых волос, отпирая щеколду, лениво толкает дверь вперёд, затем прикрывая её за собой. Лампа не горит. Весь дом погружён во мрак. Брови сходятся в переносице, обозначая крайнюю озадаченность юноши. «Забыли. Они ведь не знали, что я весь день не в комнате провёл». Закатывает глаза, шаркающими шагами добирается до включателя, резко опуская на него ладонь, над головой появляется тусклый, желтоватый свет. Клонит в сон, ясное дело, наверняка поздний час. Жаль у них нормальных часов нет, чтобы в этом убедиться. Только если в гостиной, над телевизором. Непроизвольно зевает, прикрывая по привычке рот, отпирает тяжёлую дверцу холодильника, под характерный звук звенящих бутылок, склянок. Из верхнего, морозильного отсека достает за сеточку связку пива, освобождая одну банку из плена, другие же возвращает на место. Отец не заметит, никогда не замечал. Захлопывает, не беспокоясь, что громким звуком может разбудить семью. От которой остался только дубовый стол и парочка фотографий из старого альбома. Парень разворачивается на пятках, намереваясь вернуться в покои и залить горе потери питомца, как вдруг в том конце коридора раздаётся голос. Очень тихий, неразборчивая речь мешает понять суть диалога. Но принадлежит он, вероятно, Долорес. Медленно переступает с носков на пятки, становясь прямо за синеватую, потёртую дверь, отделяющую коридор от кухни и прихожей. Прислоняет ухо к шероховатой, деревянной поверхности, слегка задерживая дыхание, дабы не выдать своего присутствия. В такой незамысловатой позе ему удаётся распознать несколько сомнительных фраз.        — Во тьме, Он прибудет с тобой, — говорящая будто бы имеет проблемы с голосовыми связками, слишком хрипло и болезненно она звучит. Парень никак не может уловить смысл её фраз. Бессвязная чушь, к которой он приспособился за несколько лет сожительства. Неужели женщина всё-таки потеряла рассудок из-за своих фанатичных вероубеждений?        — Я стану твоим проводником. Твоим Пастырем. — её тон начинает приобретать безумные оттенки, — Поставлю на Путь Истинный! Только я, я… Сангстер всерьёз пугается, вспоминая, что буквально за стенкой отдыхает его отец. «Эта конченая придушит его и не заметит!», именно подобные мысли заставляют кровь стынуть в жилах и толкают парня к следующим действиям. Томас решительно отпирает дверь, по-прежнему сжимая банку пива холодными руками, за что многовероятно получит от Ноя, когда тот заметит. Правда сейчас это не играет особого смысла. Он останавливается в проходе, замечая тёмную, сгорбившуюся фигуру в самом конце коридора. В том углу раньше стоял бабушкин сервант, но после её недавней смерти Долорес переставила его туда, где как раз стоит сейчас Томас, прямо за его спину, вплотную к стене. А вместо него соорудила некий алтарь, импровизированный аналой* своими руками. Обычно там стоит одинокая восковая свеча, две среднего размера иконы и молитвенник, который женщина постоянно носит с собой, или оставляет там, запертым на ключ в ящичке. Сейчас же Сангстеру сложно разглядеть хоть что-то из вышеперечисленного. Снова его лицо мрачнеет, косит взгляд на дверь гостиной. Заперта к счастью. Парень вдыхает поглубже, набираясь храбрости и выпрямляет спину.        — Долорес, вам не пора спать? — слишком приказной тон может разозлить её. Женщина не реагирует, она полностью скрыта в тени.        — Слышите меня? — уже обеспокоенно произносит, делая аккуратные шаги к мачехе. Наконец она совершает дёрганное движение, начиная медленно оборачиваться. Томас встает на месте от назойливого предчувствия. Это не к добру.        — До… — ещё более осторожно начинает он, становясь внезапно прерванным странным жестом. Долорес резко поднимает правую руку, максимально отведя её назад, пригрозив пасынку указательным пальцем, что смотрится крайне неестественно и нелепо. А сама рука через чур серого, даже коричневого оттенка, вся покрытая многочисленными пятнами и чем-то ещё, что парень не может разглядеть из-за отсутствия освящения. Только он думает поинтересоваться о самочувствии женщины, как та едва поворачивает голову, явно обращаясь к Томасу.        — Каждый сверчок, — будто бы не своим голосом проговаривает она, — Знай свой шесток. Парень поражается, сколько скрытой злобы находится в, казалось бы, терпеливом человеке. И этот поучительный тон словно дразнит Тома, заставляя пыхтеть от злости. Он ведь просто хочет как лучше. Всегда старается быть понимающим, хоть и не говорит об этом.        — Путь истинный лежит через боль, — с надрывом прерывает его мысли, сгорбленная фигура стоит неподвижно. Руки Томаса сжимаются в кулаки, под скулами ходят желваки, а шея постепенно обтягивается венами. — Прими Пастыря своего, вознеси хвалу к небесам! Услышь Его, только через страдания можно достичь просветления, Томас. С каждым словом голос её становится ниже, речь быстрее и отрывистее, добавляется ещё чужой мужской баритон, и детский низкий. Они все сливаются в один: множественный, дьявольский шёпот, отдающий эхом по коридору. Сангстер не слышит этого, он слушает саму суть сказанного. И от этого всё внутри него вскипает, в глазах сверкают бешеные огоньки, банка начинает трещать под неимоверным давлением.        — Томас, Томас, Тома-ас., — шипит «Долорес», полностью поворачиваясь к парню, чей взгляд уже почти прожёг дыру в полу. — Я могу привести тебя к Благу. Стать Пастырем Твоим. Только настоящая, чистая боль сделает нас святыми…       — Ненавижу. — сквозь зубы цедит парень, не поднимая на женщину мокрых глаз, — Тебя. НЕ-НА-ВИ-ЖУ. И ДОМ ЭТОТ НЕНАВИЖУ! С неистовой злостью замахивается и швыряет банку чуть ли не в саму Долорес, та отскакивает с металлическим звуком, укатывается под алтарь вся помятая и наполовину разлитая. Голова женщины дёргается, сопровождаясь странным хрустящим звуком, Томас буквально пыхтит от ярости, поднимая на силуэт свой тяжелый взгляд. Она делает шаг. Выглядит это крайне неестественно, слишком дёргано и неуверенно, будто Долорес только учится ходить. Такой Сангстер ещё не видел мачеху. Она похожа на истощенного и запущенного паралитика, каждое движение которого озвучивается многочисленными хрустами старых суставов. Словно ей не сорок лет, а далеко за восемьдесят. Но больше всего Томаса напрягает скрытая в тени внешность, что-то в ней пугает парня до состояния полного оцепенения. Это какая-то другая Долорес. Ужасающая пародия на мачеху. Но ведь такого не может быть? Просто его гнев и полусумрак играют с ним плохую шутку. Ещё шаг. Теперь видны её трупно-серые ноги, обвисшие колени, все покрытые чёрными пятнами, подол дранной сорочки в грязную болотистую крапинку. Том опускает взгляд ниже, ступни у женщины измазаны грязью, под ногтями скопившаяся земля, позади мачехи остаются заметные следы с отсутствующим мизинцем на левой ноге. Он не в состоянии сдвинуться с места, неведомая сила приковывает его к полу. Из мрака появляется сгорбленное туловище, принадлежащее скорее старухе, нежели его мачехе. Парень хочет закричать, но не может. Наконец в поле зрения оказываются длинные, жидкие волосы, мышиного цвета, которые обрамляют осунутое изуродованное лицо. Свет скользит вверх, открывая Томасу остробородый, обтянутый помертвелой кожей череп. Из глубоко посаженных глазниц на него взирает настоящий кошмар. Тонкий нос и растянутая до ушей улыбка, уголки которой зашиты кровавой проволокой, обнажая зловещий оскал ряда акульих зубов. Голова слегка наклонена вбок, а руки скручены, как у старого паралитика, постоянно дёргаются и хрустят. Когда существо оказывается в несчастном метре от парня он понимает, что те чёрные пятна вовсе не пятна, а гнойные дыры, откуда прямо на паркет падают поедавшие трупное тело черви. В это мгновение, не дышащий до этого Томас внезапно отмер, ощущая каждой клеточкой своего тела непередаваемый ужас. Он мог увидеть своё дрожащее, как осиновый лист отражение в огромных, кукольно-чёрных глазах существа. Но его мозг отказывается воспринимать реальность происходящего.       «Сон. Сон. Я сплю, ужасный кошмар сейчас закончится. Вот… Вот прямо сейчас».       «Долорес» наклоняется к нему, вытягивая ненормально длинную шею, Томаса сковывает замогильный холод. Звериный оскал-улыбка растягивается, оно открывает пасть, намереваясь что-то шепнуть.       — Мы заберём тебя, Томас, — в чёрных глазницах загораются огни, парень задыхается, его зрачки расширяются, — Мы заберём все-ех вас… — На змеиный манер протягивает существо, замерев в своей позе словно каменное изваяние. — А потом сожрем ваши внутренности. Горячий воздух клубками вырывается из его рта, маячащее бледное лицо, больше напоминающее пугающую театральную маску, втягивается обратно, клацая зубами в безумном хохоте. Этот раскатывающийся звук бьёт по ушам, отрезвляя парня, он шатается на месте, притянутым к облику бывшей Долорес. Его будто ударяют обухом по голове, не отдавая отчёта своим действиям, Томас пятится назад, за дверь. Ноги заплетаются, всё плывет и вертится перед глазами, животный страх в купе с инстинктом самосохранения, бьёт тревогу в нервную систему парня. Существо остаётся недвижным и не прекращает свой кровожадный смех. Сангстер загипнотизированно следит за ним, прежде чем захлопнуть дверь перед самым носом старухи. Даже огородив себя от опасности Томас продолжает отступать, натыкаясь на бабушкин сервант. Стрельнувшая в ослабленное сознание мысль толкает его свалить мебель прямо перед дверью, и, возможно, выручить пару минут, чтобы скрыться в безопасное место.       «А где это безопасное место?», уж точно не здесь. Томас не замечает, как резко становится тихо. Ни шагов, ни хохота, лишь его собственное дыхание и бешеный стук сердца. Эта неизвестность пугает ещё пуще, Сангстер срывается в комнату, накидывает куртку и почти с лёту подцепляет рюкзак. А затем также быстро и бездумно покидает жилище, устремляясь куда-то в сторону парка. Он не хочет думать ни о том, свидетелем чего стал минутами ранее, ни о дальнейшей судьбе отца. Главное скрыться, убежать, как можно дальше. Томас останавливается посреди парка, когда уверяется, что за ним нет погони. Может, её и раньше не было, это не важно. Парень присаживается на одинокую лавочку, под тусклым светом фонаря, обнимает рюкзак руками, силясь унять дрожь в коленях и пояснице. Он не знает сможет ли то чудовище достать его и здесь. Томас даже до сих пор сомневается в его реальности. Это мог быть плод разыгравшегося воображения или какой-то странный осознанный наркоз. Юноша в растерянности, он совершенно не понимает, что делать дальше. Домой он не вернётся пока не выяснит природу «видения», или хотя бы до рассвета. Остаётся только вновь навестить нового-старого друга. В городе тихо, спокойно. Ни машин, ни птиц, даже насекомые не стрекочут. Однако Томас молча встаёт, закидывая рюкзак за спину, подтягивает ремешки и идёт обратно по знакомой дороге. В голову по понятной причине лезут разные мысли, одна противоречит другой. Что бы это не было, ему нужен именно Томас… Им нужен Томас. Когда парень достигает цели, его взгляд невольно улетает в сторону своих окон. Свет на кухне горит, как и раньше, дверь закрыта, но сервант почему-то стоит на прежнем месте у стены. Томас протирает глаза, ничего не меняется. Другие окна плотно зашторены, либо в них невозможно что-либо разглядеть из-за отсутствия освещения. Томас сглатывает застрявший в горле ком и обходит коттедж О’Брайенов, дабы добраться до стеклянной раздвижной двери. У него тоже нигде не горит свет. «Вдруг с ним такая же херня случилась?», Томас встряхнул головой, отгоняя дебильную идею. Он вообще сомневается стоит ли делиться с ним случившимся. Вдруг посчитает его ненормальным соседом-затворником? Юноша открывает калитку, преодолевая расстояние до прозрачной двери, неуверенно топчется на месте, прежде чем прислоняться к ней, выглядывая любое движение в темноте. Совершает несколько довольно тихих ударов, надеясь, что его родители не прибьют парня за поздний визит.       — Дилан? — шепчет, но получается слишком громко. Думает на какую сторону выходят его окна и решает обойти весь дом. Старается быть максимально бесшумным, когда крадётся под спальнями родителей и комнатой Джессики, заворачивает угол. Он не сразу замечает валяющееся обездвиженное тело в траве, прямо под скатом крыши. Его глаза округляются, когда это тело пытается перевернуться на бок, но выходит лишь слегка повести ногой. Томас быстро подбегает к нему, опускаясь на колени. Да, это Дилан. Но что он делает один и в таком состоянии? Неужели он…       — Ты что, с крыши свалился? — в удивленном тоне шепчет юноша, потрясывая соседа за плечо. Тот мычит, то ли от боли, остро пронзившей бок, то ли от недовольства, что его побеспокоили. Томас хмурится, толкая его в плечо, отчего Дилан мгновенно распахивает глаза, подскакивая с места, вертит головой в паническом ужасе.       — Что? Где! — ползёт от дома, врезаясь спиной в сидящего сзади Томаса, что с каждой секундой становится всё мрачнее.       — Спокойно, — мягко тянет парень, осаждая прыткого О’Брайена, что видно норовит броситься в бега, — Совсем уже? Зачем с крыши сиганул, Брюс Ли? Теперь то Дилан замечает присутствие соседа и перестаёт трястись, оглядываясь на него. Пробует подняться на ноги. Томас молчаливо предлагает опору в виде своей руки, юноша еле держит равновесие, он сильно приложился затылком о землю. Ещё и бок ужасно саднит, видимо там полно синяков и царапин. Парни встречаются взглядами, Сангстер выглядит весьма озадаченным.        — Сложно объяснить, — немногословно поясняет, за что получает более подозрительный взгляд, — Там кто-то был… Я подумал это домушник и от испуга не знал куда себя деть. Он в дверь бился…        — Поэтому решил отделаться переломами и травмой черепа, — парирует Томас, скрестив руки на груди. Естественно, он не верит. — Думал преступник увидит, что ты самоликвидировался и даст по съёбам?        — Ну сработало же, — выдавливает из себя искусственную ухмылку. — Я не хотел так эпично… Оно как-то само получилось. Сангстер не хочет донимать его лишними вопросами, хотя пару вещей стоит прояснить. Пока Дилан отряхивается, боязливо косясь на коттедж, парень мысленно работает над планом дальнейших действий.        — Ты поговорил с родителями? — Дилан выпрямляется, отходя к соседскому забору.        — Нет, они на работе, кстати у тебя тоже телефон с ума сходит? — неожиданно и любопытно, откуда у парня та же проблема.        — Да, наверное, с сетью что-то, — не слишком уверенно звучит и это не уходит от зоркого Дилана. Он подходит ближе, почти вплотную и наклоняется вперед, вытягивая шею. «Как та кукла-старуха».        — Оно и тебя достало? — заговорчески шепчет парень, вскидывая брови, Томас делает вид не догоняющего прикола подростка, — Существо. И как бы Томас не хочет скрыть очевидный глубокий животный страх, рвущийся наружу, от правды перед этим человеком ему не убежать. Он не может осознать и принять реальность. Оно было настоящим. Это стало понятно с первого взгляда на тварь в его доме. Сангстер кивает. Наступает тишина, так приевшаяся за долгое нахождение в одиночестве. Им не нужно рассказывать друг другу о том, что было. Ведь это убьет их надежду и сотрёт в порошок самоконтроль. Дилан проходится языком по нижней губе, бросает короткий взгляд на дом Сангстера, затем переводит его на самого Томаса.        — Твои тоже исчезли? — Он и этого не знает, ведь убежал прочь, как трусливый мальчишка. Иногда сладкая ложь лучше, чем горькая правда. Даже для самого себя.        — Никого, вообще ни души, — Томас запускает руку в светлые волосы, взлохмачивая их, — Предлагаю пройтись по соседям, вдруг кто может помочь. О’Брайен решительно кивает, реагируя на слова напарника, хлопает его по плечу. Это чуть ли не единственная свежая, до прелести простая и логичная идея за последние сутки. Парни обмениваются уверенными взглядами и начинают своё второе мини путешествие. Первыми на очереди становятся близлежащие дома Огарьерри, Хетчелов, Споунс. План придумали такой: попробовать достучаться хоть да одного и попросить помощи, а конкретно — телефон для связи с правоохранительными органами. Хоть они и считают проблему с интернетом повсеместной, это никоим образом не сказывается на общем настрое, да и выбор у них не велик. Спустя уже двадцать минут прогулки по пустым аллеям города, Томас начинает замечать странности, которые сложно объяснить логическим мышлением. Ещё тогда, убегая из собственного дома, он почуял что-то неладное, но как обычно не придал этому значения. И сейчас отказывается. Веспер Холт словно вымер. В нём ни разу за последний час не промелькнула даже кошка, все звуки природы будто вырубили, исключая хруст сухой листвы и веток под ногами героев. Неизменной остаются лишь концентрированная тьма, она как одушевлённая сопровождает парней, нашёптывает слабым дуновением ветра свои тайны. И сияющий серп над головой, что служит чуть ли не единственным источником света. Фонари горят слабым, желтоватым столбом, отбрасывая тонкие тени на усыпанный листьями асфальт. Население города исчезло за тёмными окнами коттеджей, как только из леса вернулись двое парней, и до сих пор отказываются давать любой знак своего присутствия. Какими громкими и настойчивыми не стараются те быть. В какой-то момент к Томасу обращается отчаявшийся, напряжённый Дилан, что своей мрачностью переплюнет грозовую тучу. Всё его существо выдает внутреннее переживание за сестру, чьи поиски неимоверно мучительно затянулись. Он наконец-то решает поделиться с соседом своими чувствами и мыслями насчёт происходящего. Сангстер спокойно выслушивает его, изредка кивая и одаряя пронзительным взглядом. Всё о чём говорит Дилан ему известно. Да, это место не их дом. Не Веспер Холт. А какая-то его жуткая проекция, Страна Чудес, далекая от настоящей сказочности, но не уступающая ей по удивительности. Со своими «чудесами» и правилами, её почти невозможно понять. И не нужно, главное найти выход, путь обратно, как Алиса просыпается после удивительного приключения, только Дилан и Том внезапно оказываются дома рядом с близкими. В безопасности. Они останавливаются недалеко от дома, вставая друг напротив друга. Внимательно слушающий до этого Томас наконец находит необходимые слова, чтобы взбодрить Дилана. Но его мысль прерывается другой, остроносой и победной, которая точно фурия врывается в сознание парня, даря ему некое просветление. Шанс обрести тот путь. О’Брайен ненароком замечает, как меняется выражение лица напарника, превращаясь из сурового, задумчивого в одухотворённое и мужественное. И Дилан понимает, что у них появляется новый план.        — Слушай, — бодро произносит Томас, — Кажется, нет, я уверен, что знаю, как нам вернуться. Это признание придаёт второму сил и тот с нетерпеньем подгоняет напарника к сути, быстро кивнув головой. Всем своим видом, он говорит, что готов принять любой расклад, лишь бы вернуться домой с Джесс.        — Очевидно, что здесь немаловажную роль играет Лес, откуда мы вернулись, — заявляет Сангстер, видя молчаливое согласие во взгляде парня напротив, — Вот я и предлагаю пойти туда, снова… Больше всего он боится реакции Дилана, что он засмеёт его идею или, наоборот, признает его невменяемым и опустит руки. Парень прикусывает нижнюю губу, обдумывая сказанное, уводит взгляд в сторону, теребя ёжик короткостриженых, тёмных волос.        — Ладно, а потом что? — он искренне пытается довериться интуиции и новому знакомому, — Будем плутать пока не рассветёт?        — Как вариант, всё же лучше, чем подохнуть тут от страха и одиночества, — саркастично ухмыляется в своей манере, — У меня есть на этот счёт пару мыслишек, по дороге расскажу. Он разворачивается, уходя по тропинке к опушке Леса, думая, что Дилан плетется вслед, пока тот его не окликает. Томас смотрит назад, вглядываясь в посуровевшее лицо напарника и встаёт на месте, упирая руки в бока. Он хмурит брови, внезапно понимая, что Дилан не собирается возвращаться в Лес.        — Почему? — просто спрашивает, ожидая чего-то весомого и логичного. Оправдывающего.        — Не могу бросить Джесс одну, — этим всё сказано, — Ты видел, что здесь творится, — взывает к пониманию Тома, — Она наверняка ужасно напугана и… Я её знаю, знаю куда она могла пойти, что бы пыталась предпринять. — тяжело вздыхает, опуская глаза под ноги, — Если нам всё-таки удастся вырваться отсюда, кто даст гарантию, что мы сможем потом вернуться за ней? Дилан опасается, что не успеет, упустит единственный шанс и потеряет сестру навсегда. Томас ничего не говорит, лишь серьёзно взирает на парня, скрестив руки на груди.        — Я понимаю, как это хреново звучит, — пусто улыбается, — Джесси всё что у меня осталось от прошлой жизни, Томас, и я пообещал оберегать её. Потому что она моя кровь.       «Потому что люблю». И он не имеет право уйти без сестры так, будто её никогда не существовало.        — Если со мной что-то случится, плохое, — Дилан проглатывает застрявший в горле ком, — последствия останутся на моей совести. Не вини себя ни в чём… Парень напротив размыкает крест из рук, смягчая взгляд, он подходит ближе, становясь на уровне с напарником.        — То же, — наклоняет голову чуть в бок, — Ты понимаешь, что мои действия не обречены на успех и я не могу заверить тебя, в том, что стопроцентно найду выход?        — В таком случае я буду ждать тебя здесь, — он косит взгляд на дорогу, ведущую к его дому, — У меня есть всё для выживания. К тому же это хоть и мистический, но город, а не пустыня Африки.        — Повторюсь, — Томас становится крайне серьёзным и напряжённым, — Я не гарантирую полную победу, Дил, ты должен быть готовым к тому, что всё пойдет не по плану. Но я обещаю, — он опустил ладонь на плечо парня, вонзив него взгляд чёрных глаз, — Что сделаю всё возможное, чтобы помочь тебе и вернуть нас домой. Твоё решение? О’Брайен вдыхает по глубже, скрипнув сжатыми челюстями. Он не сдастся. Не сейчас.        — Я решил остаться. Томас кивает, ожидая от парня подобного ответа, но в душе надеялся, что тот в конце концов передумает. Что ж, его выбор.        — Тогда удачи нам, — поддерживающе похлопывает того по плечу, быстро разворачивается и удаляется. Не любит долгие прощания. Возможно последние в их жизни. Он уверен в своих силах и найдет способ, в обратном случае всегда есть пути отхода. Безвыходных ситуаций не существует, как говорила его мать. И Том никогда не противился её словам. Поэтому он ни разу не оглядывается, строго держит путь к опушке Леса, старается не прислушиваться, ведь знает, что ему ответит лишь мёртвая тишина. Молчание города не пугает Дилана, чтобы найти Джесс нужно быть хладнокровным, как Томас, однако это не совсем его стезя. Самообладание достичь намного труднее, отец всю жизнь приучал его запирать эмоции под замок. От некоторых дверей он уже давно потерял ключи, но одно Дилан никогда не забудет: «Самообладание в минуту гнева не менее высоко и не менее благородно, как и самообладание в минуту страха». Он стоит под жёлтым столбом света, изредка мигающего фонаря, и смотрит вдаль, провожая спину человека, от которого зависит его жизнь. Когда же силуэт окончательно скрывается из виду Дилан судорожно выдыхает поток холодного воздуха. Он поворачивается к той дороге спиной, устремляя взгляд карих глаз на новенький, блестящий указатель, гласивший: «Средняя Школа Веспер Вудс №22». Накидывает синий капюшон и запахивает кофту, чтобы вставить собачку в молнию и довести её до упора к горлу. Убирает руки в карманы, широкими шагами обходя указатель, под ногами хрустят ветки и осенняя листва. На горизонте из тумана показывается верхушка двухэтажного белого панельного здания.       «Я иду за тобой, Джесси».