3.00 am

— Если завтра меня не станет, что ты скажешь мне сейчас? Чужой голос прорвал тонкую пелену тишины, отдаваясь глухим гулом от стен темной кухни. Белоснежная ладонь сжимается, пока из уст отвечающего лишь вылетает сигаретный дым. Голова опускается, пряча за белыми прядями глаза уже наполненные слезами в уголках. — У тебя корни отросли, котёнок. — Тёплая рука аккуратно треплет чужую макушку, зарываясь пальцами под прямые пряди волос. Рыжеволосый аккуратно почесывает голову того, успокаивая. Он ещё один раз затягивается, снова выпуская едкий на запах дым, и легким движением пальца стряхивает лишний пепел. Как давно они сидят на этой кухне? Час? Или два? За все это время они лишь проронили пару фраз совсем не связанных между собой. Тишина не давила, наоборот, будто бы сильнее скрепляла. Кица не спешит поднимать голову, убирать руку любимого от себя, а Росен тоже не торопится переставать почёсывать чужую макушку, морщась, тем самым заставляя созвездия веснушек плясать на собственных щеках. И правда. Лавэнэ точно мог сравнить миллион веснушек Росена со созвездиями. Он иногда обводит их пальцем, ненароком рисуя большую медведицу, а второй на это каждый раз лишь тихо усмехается. Скоплений «созвездий» у него было много — на плечах, на спине, на носу и щеках, и белобрысый всех их считал прекрасными. Наконец-то Вондерберг отстраняет руку от чужой головы, убирая свою чёлку аккуратно за ухо, и вздыхает. Он опирается головой на ладонь, рассматривая еле горящую сигарету. Так превосходен по мнению Кицы, заставляя его поднять голову и взглянуть в задумчивые янтарные глаза, в которых блестит улица. Время перевалило давно за полночь, даже если быть точнее, то уже 3 часа ночи, но это не мешало быть небу таким же светлым как и вечером. Горизонт был оранжево-розовым плавно уходящим в голубой. Казалось, что луна — лишь украшение, совсем не освещающий землю. Режим давно сбит, а этот прекрасный вид стал тошнотворно привычным для обоих. Хочется быть ближе к друг другу, но что то будто бы не дает ни одному ни второму приблизиться. Они словно обжигают, оставляя следы на бледной коже. Кица тихонечко зевает, все же осмелившись приблизиться и опустить свою голову на чужое плечо. Рыжий удивленно хмыкает, посмотрев на того, пожирая взглядом. Для Росена Лавэнэ был как маленький потерявшийся котенок. Такой же не знающий себе места, готовый унижаться, чтоб получить желаемое, просто очаровательный. Он аккуратно поглаживает того за ушком, в ответ услышав сладкое довольное мычание. — Неужели мой котёнок захотел спать? — он в своей типичной наглой манере ухмыляется, поворачивая личико белобрысого на себя. Кица лишь молчит, приласкавшись к чужой руке. Иногда слова совсем не обязательны, чтоб понять чего от тебя хотят. Особенно в их паре. Им не нужны слова, они будто понимают мысли, чего хотят, а может просто давно стали как зеркала друг для друга? Вондерберг встает, быстро потушив сигарету и кинув ее в пепельницу, второй рукой все так же поглаживая Кицу, успевшего немного встрепенутся, но все такого же сонного. Серые глаза глядят куда то в живот Росена, еще минута и они вовсе закроются и парень погрузится в царство Морфея. Рыжеволосый не дает ему этого сделать, легонько сжимая чужую руку и потянув его на выход из кухни. Он не будет таскать его на руках, и Лавэнэ это знает, покорно встает. Коридоры кажутся бесконечными. Такие темные и пугающие, будто им и правда нет конца. Да и днем их квартира не была особо яркой и сказочной, она словно тоже пропиталась этой атмосферой безмолвия. Все казалось таким интимным, холодным, но обоим было уютно. Их устраивала темная мебель, сбитый режим, бесконечные коридоры и прокуренная кухня. Для них нет времени в нормальном его понятии, они давно построили для себя отдельный мир со своими правилами, обычаями, и каждого все устраивало. Создав это вместе, не хотелось все рушить и быть «такими как все». Уже как минут тридцать они лежат на довольно мягкой кровати. Никто не торопится засыпать, кровать будто забирала сон. Росен придвигается ближе к чужой спине, утыкаясь в нее носом и обвивая рукой талию Кицы. — Если тебя завтра не станет, то сейчас я тебе скажу, что я люблю только тебя. Тишина впервые бьет по ушам, заставляет Лавэнэ сжаться, чувствуя прилив крови к щекам, а Росен это чувствует, целуя того в затылок, зная, что все это взаимно. Хотелось бы, чтоб это длилось вечно.