I don't think you trust In my self righteous suicide I cry when angels deserve to die*
— Арсений Сергеевич, а какие у вас любимые цветы? — Лилии, а что? — Да так, просто, — Антон перешел на шепот, — мог бы и догадаться. Арсений Сергеевич (Антон даже в мыслях не может называть его Арсом, или таким противным Сеней) — прекраснейший репетитор по подготовке к ОГЭ по литературе. Жаль, что старания Попова пройдут даром, ведь Антон понимает, что ему недолго осталось. У Арсения Сергеевича милая дочурка Кьяра ( — Тоша, поиграешь со мной?), заботливая жена Алена (—Антоша, прекрати называть меня по отчеству, я чувствую себя старушкой) и чёрный кот Дирк (—Антон, прекрати смеяться, не только подростки смотрят сериалы) Джентли (— Мяв). Шастун Поповым как четвёртый член семьи, он это не чувствует, он это знает. И от этого ещё больнее. Антон проебался. Он знал, с самой первой встречи знал, что не влюбиться в Арсения Сергеевича невозможно. И сейчас, сидя на полу и отхаркивая лепестки чертовых лилий, он это знает. Его любят все: ученики (— Так рассказывать матерный стих еще надо поучиться), учителя (— Да вы не переживайте, я смогу заменять Добровольского, там не так уж много уроков), соседи (— Давайте-давайте ваши пакеты, мне не тяжело), даже незнакомые люди (— Вас сфотографировать? Нет проблем!) его любят. Потому что Арсений сука Сергеевич — грёбанное солнце, которое освещает всё на своём пути. И если бы вы спросили у Антона, жалеет ли он, что ему посоветовали именно этого учителя литературы, то он без заминки ответил бы нет нет не жалею Многие заболевшие этой цветочной дрянью во что бы то ни стало добиваются (принуждают к) взаимности от объекта обожания, даже если у этого самого объекта счастливый брак и пятеро детей. Никто не хочет умирать. И Антон не хочет. Но Антон — хороший человек. Да, он курит в свои шестнадцать. Да, он пьёт в свои шестнадцать. Да, он умрёт в свои шестнадцать. Но он умрёт х о р о ш и м ч е л о в е к о м Антон всегда хотел стать актёром. Отец говорил, что это не профессия, вон, лучше пусть будет стоматологом как Димка Позов. Антон всегда хотел стать актёром и играть в театре. Сейчас его жизнь и есть сплошной театр. Обычный человек давно бы раскололся, но не Антон. Не-е-ет, Антон расколется только после вскрытия. х о р о ш и й а к т ё р Антону стыдно. Очень стыдно. Стыдно перед Кьярой, перед Алёной, перед Ним стыдно. Он знал, что Арсений догадывается. Он видел не смытый лепесток. хорошийактёрхорошийактёрхорошийактёр — Антон, нам надо поговорить, — этот момент должен был когда-нибудь настать Лучшая защита — это нападение: — Вы видели лепесток? — Да, я видел, — Антон напрягся, — скажи, я знаю её? — Что? невыходиизобразаболвантытупой — Эм, его? — Нет-нет, я по девочкам, — ха-ха, — и нет, вы её не знаете. — Это может быть взаимно? — Думаю, что да, — врать, так до конца, — Я просто, м, не могу найти подходящий момент сказать ей. Вот. Арсений приобнял Шаста за плечи: — Ты сможешь. Я в тебя верю. Антон закашлялся. После взвешивания всех "за" и "против", Антон пошёл ко врачу, хотя уже знал что ему скажут. Полное излечение — взаимная влюблённость. Можно, конечно, сделать операцию, но, во-первых, это очень и очень дорого, во-вторых, побочный эффект — утрата всех чувств — никто не отменял. Ханахаки — болезнь, которую придумал больной на голову урод в своём воображении, и каким-то образом она появилась в реальности. Иначе это не назвать. Цветы, растущие в лёгких от безответной любви. пиздецкакой Антону хуже с каждым днём. Если раньше были цветочки (ха-ха), то теперь настали ягодки. Поднимаешься с кровати — заходишься кашлем. Пьёшь — заходишься кашлем. Говоришь — заходишься кашлем. И даже если ты лежишь, молчишь, не моргаешь и изредка дышишь — заходишься кашлем. скореебыумереть Антон перестал выходить из дома. Забил на школу (какая к черту школа, я скоро сдохну), не отвечает на звонки и сообщения Арсения Сергеевича (надо ему чиркнуть, что я в порядке, приболел просто), заметил, что отец бухает не дома (опа, вот это праздник, хоть умру в тишине) Страшно? Да, блять, конечно страшно. Что за глупые вопросы? Это так странно. Понимать, что вот-вот умрёшь. Буквально пару часов — и тебя не станет. Странно. Шастун только сейчас подумал, а кто, собственно, и как узнает, что он умер? В плане, отец, если придет домой, точно будет в пьяном угаре, и не заметит. Скорая. Да, точно. Нужно будет позвонить и сказать о грядущей собственной смерти. В квартире слышен истерический смех и плач. Сейчас происходит самый долгий приступ, который был у Антона. Целых двадцать минут он не может перестать кашлять, весь пол в лилиях. Вот оно. Время пришло. Перед тем, как позвонить в скорую, у Антона появляется иррациональное желание написать Арсению. Арсу. Что-нибудь, что угодно. Звонок в скорую: — Алло, — разрывающий горло кашель, — у меня хана, — и снова кашель, — хаки. Антон Шастун, 16 лет, Саранская улица 6, корпус 2, 5 этаж, 58 квартира, — Антон старался не кашлять, чтобы не перепутали адрес, и теперь его легкие буквально разрывало. Одна единственная мысль: написатьарсениюнадонаписатьарсению Арсений Сергеевич, простите, что врал, не брал трубку. Я хотел быть хорошим человеком, но не смог. Если можно, поцелуйте за меня Кьяру. Простите и прощайте. Антон стираетWhy have you forsaken me? In your eyes, forsaken me? In your thoughts, forsaken me? In your heart, forsaken me? Oh*