Дела Корон, Мечей и Магии

Из окон внутрь тронного зала лился непрерывный прямой свет. Проходя сквозь узорчатую мозаику, он оставлял на ковровой дорожке размытые пятна, перекрещивающиеся между собой. Солнце всходило неспешно, и также неспешно пятна перемещались все дальше от центра зала, пока наконец не остановились у самых стеклянных проёмов. Двери распахнулись, в помещение вступили королева Дьюрена, король Католиса да несколько одинаковых советников. Эзран на ходу потягивался и зевал, держа на руках Чавка. Всю дорогу хамележаб пробыл вместе с Сореном и Корвусом и теперь сиял как наливное яблоко, радуясь тому, что он снова с хозяином. Анья шла спокойно, элегантно прикрывая рот ладонью. Советники, привыкшие к ранним побудкам, выглядели бодрее. Люди встали вокруг большой рельефной карты королевства. Деревянные густые леса, кончающиеся горными пиками, у самого южного края обрезались острыми течениями океана, Плачущего Залива, и мягко перетекали в плоскость полей на севере. Две извилистые реки рассекали территорию государства на три части, из коих самая верхняя заканчивалась неряшливым огрызком - обозначением Границы. Между искусно вырезанных деревьев, среди тончайших линий трав стояли, разбросанные чьей-то неловкой рукой, бедные на детали домики: треугольники сверху кубиков. Больше всего скопилось фигур у высокой скалы по центру карты, на плоскогорье которой высились цилиндры башен замка. Несмотря на значительный масштаб: пять метров в длину и три - в ширину, Эзран вдруг осознал, насколько мало всего на самом деле доступно ему. За два дня напрямую можно проехать всю страну... — Ваше Величество, Мы ждём ответов! — произнёс советник по финансам, почесав куцую бороденку. Король поначалу говорил долго, неуверенно, задумываясь в стремлении не упустить никаких подробностей. Королева  периодически поправляла и дополняла его рассказ. Советники не прерывали их. Только после Битвы у Грозового Шпиля один проговорил негромко: — Так значит, Вирен действовал исходя из своих личных интересов... И покушения на королей его рук дело... Эзран постепенно смелел, к концу повествования он ускорился, пусть и спотыкался намного чаще. Наконец, король подошёл к главному: —... Мы с Опели и генералом Амайей считаем , что для... — правитель нахмурился, вспоминая — демонстрации искренности наших мирных намерений необходимо собрать делегацию размером около пяти тысяч строителей со всех королевств, которая должна помочь восстановить Люкс-Аурию, а, возможно, ещё и обменяться опытом с зедийскими зодчими! — серьёзно, хотя и не без доли гордости, закончил мальчик, — Ваше Величество, а откуда вы возьмёте деньги на такое предприятие? — советник по финансам с виду безмятежно приглаживал клок волос на подбородке. — Да и провизии неплохо бы иметь с запасом. — вторил ему советник по делам сельского хозяйства, ощупывая собственную мелкую щетину. — Поход Вирена обошёлся Католису очень недёшево. — У меня есть план... — начал смутившийся Эзран — Извините, Ваше Величество, но в этом участвовать я не намерен! — воскликнул вдруг советник по финансам — Для казны настолько сумасбродные траты смерти подобны! Тем более, если мы не можем быть уверены в эффективности затрат, так как... — Так как другие правители врядли поддержат эту инициативу! — советник по иностранным делам нервно дёрнул себя за ус — Мой король, поверьте, эта идея глупа и недоработана! У нас нет гарантий того, что эльфы просто не захватят наших рабочих в плен после отстройки города! Нет гарантий, что установится крепкий мир! Нет гарантий, что остальные королевства не обманут нас ради собственной выгоды! — Гарантия первого - воины солнечных эльфов в наших руках. Люкс - Аурия сейчас как никогда беззащитна, каждый боец чрезвычайно важен. Гарантией остального должны являться вы, или советники Католиса способны только причитать? — произнесла Анья, проглатывая жидкость из склянки. — В этом предприятии я участия не принимаю! Не хочу оказаться крайним в случае провала! — А кто хочет? — резонно заметил советник по делам сельского хозяйства. — Однако дайте королю сказать свое слово. Его Величество пытается нам что-то сообщить. Эзран начал не сразу. Несколько мгновений он готовился, укладывая в голове  разрозненные перепалкой слова. — План такой: солнечные эльфы прибыли со мной не просто так. Их жрецы могут питать растения энергией солнца, чтобы те росли быстрее. По их словам, урожай можно вырастить меньше чем за один день. — Проверить это просто. — продолжила королева Анья. — Распределим жрецов по деревням на испытательный срок, скажем,  два дня. Если покажут результат, провизия перестанет быть проблемой. — А как же деньги? Снаряжение, повозки, материалы, фураж для лошадей - подготовка в такой длительный поход даже восьмиста человек - сумма для казны непосильная, Ваше Величество, а ведь остальные правители наверняка потребуют от нас полноценную тысячу! — А это уже ваша забота! — неожиданно для себя разозлился Эзран — Вы не понимаете что-ли, впервые за много появился шанс, шанс на мир! Шанс, что ценнее всех богатств на свете!  Займитесь вопросом немедленно! Это касается всех, кто хочет увильнуть от ответственности! Советник замер, оторвал руку от подбородка, почтительно поклонился и выбежал из тронного зала. Остальные замерли в покорном повиновении. — Вопросы? — спросил король не своим голосом. — Что делать с остальными эльфами, Ваше Величество? — Отправьте в разные места столицы, по способностям. Обмен опытом и знакомство с культурой - дело нужное, хорошее. — ответила за Эзрана Анья. Советники кивнули и вышли за двери. Скрежетнули скрестившиеся секиры гвардейцев. — Я бы и сам... — повернулся юный король к юной королеве. — Я не специально, вырвалось. — девочка посмотрела на него так, как полагалось истинному правителю, не опуская взгляд. Чистые, чуть смуглые щеки тронул естественный легкий румянец. Мальчик понимающие промолчал. После короткой ночи и нервной роли короля ему очень хотелось спать. Колокол городской часовни пробил ровно девять раз. *** Повозка громыхала по мостовой. Наррок, отложив посох, с любопытством рассматривал человеческий город, который вчера в ночи представился ему довольно жутким местом. Мимо проносились, будто подскакивая на выбоинах дороги, довольно широкие однообразные фасады строений с остроугольными выцветшими красными крышами, возведенные на цоколе, сложенном из необычайно крошечных камней - ничего более нелепого, чем эти полуобработанные валуны эльф за всю свою жизнь не видел. Чуть выше шаткой каменной основы он успел разглядеть белые стены в грязных разводах и держащие всю конструкцию коричнево-бурые опоры из непонятного материала прежде чем повозка покинула столицу. Перед глазами замелькала сплошная зелёная полоса, из беспорядочных прорех которой пробивались ослепительные лучи. Эльф повернулся к Маркусу, перетасовывающему карты. С ними в одной повозке ехали еще несколько рогатых в сопровождении людей - общим счётом четыре пары пассажиров. — Что, налюбовался уже? — ухмыльнулся один из сидевших напротив солдат. Из под сине-белой накидки с изображением герба(кольцо с распустившимся цветком), поблескивала лёгкая кольчужная броня. — Чем? Город позади остался, а кустиками придорожными, что у вас за деревья считаются, любоваться не с руки. — усмехнулся эльф в ответ. Человек нахмурился, оттянул нижнюю губу не до конца ещё огрубелыми пальцами, отпустил. Раздался шлепок, брови воодушевленно приподнялись. — Может это не у нас кусты, а у вас великаны? Из-за магии? — Магия часть природы. — возразил Наррок — Она существовала от начала времен. Самые древние наши предки умели чувствовать силы источников и, в последствии, использовать их. — Не уверен в этом. Если представить, что весь материк от самой высокой горы до самой глубокой пещеры был пронизан магией, то возникает вопрос: Как тысячу лет назад эльфы и драконы смогли все волшебство забрать? И не просто так ведь возникает. Вот возьмём тёмных магов. — при упоминании отродий(так обычно именовались человеческие маги в преданиях), эльф поморщился — Они пропускают сквозь себя энергию для сотворения заклятия и чем больше энергии, тем больше сил тратится. Есть основания полагать, что для эльфов это также справедливо. Соответственно, насколько же сильным нужно быть, чтобы из половины континента все подчистую выгрести? — Ваши "маги" пропускают сквозь себя смерть, что неизбежно тянет за собой их жизнь, ведь мрак поглощает свет. Таков извечный закон. — жрец разместился поудобнее, переложив посох себе на колени — Первичная магия есть во всем, что существует вокруг, в том числе и в нас, потому проходит ничего не забирая. — Слышал я как-то сказ о человеке, — присоединился к разговору возница, садясь вполоборота, одним глазом он поглядывал на собеседников, а вторым - на дорогу — который хотел наесться впрок, а потому жрал постоянно, от пуза, да ещё и скупой был до ужаса. — И что он? — Ноги протянул, само собой! Сердце не выдержало. — видимая половина рта растянулась полумесяцом, смягчая неопрятную колючесть густых усов. — Вот тебе, как говорится, и "жизнь на широкую ногу"! — хохотнул солдат Дьюрена. — Есть у нас подобное сказание, по моему. — Наррок напряг память — Называется "О жадной глупости" или "О глупой жадности". — Я почему вспомнил то. — продолжил возница — Коль энергия эта магическая осезаема, не значит ли это, что можно также ей перенасытиться. — Вполне значит. — согласился жрец — Тогда эльфам и драконам, вероятно, приходилось куда-то девать излишки. — В преданиях об этом ни слова — Наррок впервые почувствовал, что его знаний о прошлом недостаточно. — Там вообще мало о чем говорится подробно... — Послушайте. — вмешался Маркус, закончив тасовать и передавая карты не участвующим в обсуждении. — Может и не было никогда магии на наших землях. Почему бы не рассмотреть такое предположение? Раздался суматошный цокот копыт, все глянули назад. По дороге во весь опор нёсся всадник. Из пасти его загнанного коня срывалась пушистая пена, сначала на удила, а затем в вырастающие позади песчаные клубы. Ноздри животного раздувались, с шумом впуская и выпуская воздух. Сам человек, облаченый в плащ и новенькую кирасу, выглядел не менее утомлённым. Приоткрытый рот непрерывно сужался и расширялся, но он будто никак не мог отдышаться. Возница осадил лошадей привычным "тпру!". Всадник откинулся назад всем телом, натянул кожаные поводья. Конь останавливался неохотно после дикой езды. Добежав, притормаживая, до самой повозки, скакун по инерции продвинулся чуть дальше, так что человек оказался совсем рядом с Нарроком.  — Спасибо, молодцы. — с силой проговорил он, поднимаясь в нормальное положение — Думал, никогда не догоню. Слушайте, постойте тут, пока не отъеду подальше, почтмейстер живьём голову снимет, если не зачитаю королевский указ по деревням до вашего прибытия. Они тронулись через полчаса, когда улеглись поднятые в воздух пыльные клубы, а точка всадника скрылась за поворотом. Кай предложил продолжить обсуждение, однако Нарроку совершенно расхотелось собирать  зыбкие скелеты из безмышечных костей. — Когда закончится эта канитель с мирными переговорами, я поищу в архивах скрижали того времени. — пообещал эльф. — А сейчас давай в виста* сыграем. Брови воина опустились, скрыв поскучневшие глаза. Он отвернулся к окружающему пейзажу, кольчуга полностью исчезла под сине-белой накидкой. — Не хочется. Пустое это, в самом деле. Больше он ничего не произнёс. Эльф пожал плечами, но за игру не сел, хотя и взял колоду в руки. На помятых картонках застыли красиво очерченые символы: посох, меч, щит, знамя и невзрачные числа. Машинально жрец начал перетасовывать карты, вертеть между пальцами, сгибать и разгибать поддатливые кончики. Меч перерубал знамя, крошился о щит, посох сжигал щит, но перед знаменем терял свою значимость, щит разбивал сферу посоха, знамя смягчало плоский удар, меч ржавел от касания посоха, но с лёгкостью пробивал наспех скрепленный щит. Эльф выкладывал новые и новые символы, близнецы предыдущих, пытался составить что-то новое, но суть вечной молниеносной борьбы никак не менялась. "Действительно пустое" - уверился Наррок. В предплечье что-то ощутимо ударило. — Смотри. — радостно позвал его Маркус — Поле. Родное. Повозка свернула в узкий просвет между кустистыми деревьями. Солнце ослепило на мгновение и скрылось за одиноким клочком проплывающего пуха. Перед глазами эльфа предстало поле. Оно не походило на зедийские поля, полыхающие многообразием расцветок, волнующиеся стадами животных, роем метающихся насекомых да взмывающими в небо птицами. Оно просто было. Зелёное, бескрайнее, бездвижное. Из дремучести присушенных блеклых трав боязливо высовывали редкие цветы свои бархатные чашечки, периодически взвизгивали возле самого уха блуждающие мушки. Наррок наблюдал, как перекатывается по ухабам просёлка зелёное поле, пытался заглянуть вглубь травяных дебрей. Возница остановил коней у крайних домов  селения. — Выбирайтесь, прибыли! — крикнул он. Попрощавшись с пассажирами, которым предстоял ещё очень долгий путь до прочих деревень, Наррок и Маркус спрыгнули на утоптанную землю, размяли  затекшие ноги и зашагали к главной площади. Встречали их все, от мала до велика. Первыми стояли крестьяне в потрепанных льняных рубахах и штанах, опоясанных суровыми бечевками, из-за мощных мужицких спин выглядывали круглые женские лица, протискивались между мясистыми бёдрами босые разновозрастные ребятишки, чтобы вживую увидеть дивное чудо - "рогатого человека". Стоя на скрипучем помосте Наррок ждал, когда Маркус закончит свою речь. Эльфу было спокойно, он не чувствовал во взглядах людей скрытой враждебности или неприязни, только честный интерес к иному. — Если возникнут какие-нибудь разногласия, обращайтесь ко мне, разговором решать их будем. — Позволь нам задать вопрос подданому  Люкс - Аурии — крестьяне расступились, пропуская старца и совсем ещё молодого человека. Старик, одетый в великоватую ему мантию иссиня-черного цвета, шёл прихрамывая, наваливаясь всей тяжестью дряблого тела на толстую корягу. Его спутник, в одежде которого также преобладал иссиня-черный, следовал за ним по пятам. Подойдя почти вплотную к доскам помоста, старик поднял голову и протянул тощую руку. — Грак, тёмный маг. Наррок протянул, не сгибая, отвердевшую руку. Отродье сковало изящные пальцы в железный замок. — Наррок, жрец солнечных эльфов. — У нас нет причин не верить королевскому указу, однако, по правде говоря, не все из нас полностью доверяют чужеземцам. Скажи, жрец, готов ли ты голову положить на отсечение, что все, написанное о возможностях вашего чародейства - чистая правда? — Готов. Железный замок раскрылся, эльф торопливо потёр покрасневший след. Отродье повернулось к ожидающим людям, возвело страшные руки к стрельчатым колоннам старинной колокольни: — Святой Жордан словам эльфа свидетель! Через два часа выступаем на жатву, други, готовьтесь. Не подведём короля Эзрана, законом и народом избранного! — Святой Жордан свидетель, не подведём! Вскоре площадь опустела, народ расходился не оглядываясь, но бурно переговариваясь в волнительном ожидании, что Наррока нисколько не тревожило. У помоста остались лишь двое мужчин. Маркус сбежал к ним и сразу попал в загребущие объятия. — Здравствуй, отец, а где Мавр? — в сияющем голосе воина скользнуло недоумение. — Твой брат в корпус наёмников подался. Решил начать собственную историю. — первый из мужчин, лет сорока, улыбнулся по-отечески, хлопнул мозолистой ладонью о металлический наплечник — Ну, рассказывай, где бывал, что видал. Два года, почитай, не виделись. Второй мужчина, чьё лицо поросло зарослями чёрных, с проседью волос, подошёл к Нарроку, вместо рукопожатия скрестил руки перед собой, повернув ладони ребром. — Так у вас делается? — раздался его сиплый бас. — Так отдают почтение правителю, только несколько по другому. — от изумления, воспоминания об отродье вылетели из головы. — А приветствуем мы друг друга также, как вы. Заросли раздвинулись, показались кривоватые с болезненной желтизной зубы, образовав подобие ухмылки. На ладони эльфа сомкнулся не замок - капкан. Косточки фаланг захрустели, переминаемые  брусками натруженных пальцев, жрец непроизвольно скривился на короткий миг. — Максимильяном меня звать, дедом Маркусу прихожусь. — мужчина обнажил ещё больше подпорченных зубов — Вроде юноша статный, а персты девичьи. Слушай, Макар, — с непонятной радостью окликнул он первого мужчину — внучок то по твоим стопам пошёл! — Надоел, отец, честное слово — бросил тот небрежно, по-мальчишески нахмурившись. Затем обратился уже к Маркусу и Нарроку — Пойдёмте, дорогие гости, потчевать вас будем. Проголодались в дороге, полагаю? От площади в разные стороны раскинулись долгими прямыми три широкие улицы. Одна кончалась рядом с проселком, ведущим к главной дороге королевства, что шла от Границы до столицы и дальше, через всю страну. Две другие - хозяйственными постройками: кузницей и конюшнями. На самой площади, как успел подметить жрец, помимо колокольни возвышался каменный амбар - длинное здание, две трети высоты которого занимала покатая черепичная кровля. Странное решение, малопрочное. Макар с Максимильяном повели гостей в направлении кузни, занимая  расспросами. Дед Маркуса особенно усердствовал, интересуясь всем подряд: нравами, пищей, природой, даже архитектурой эльфийских сооружений. — Одного только не уразумею я, на кой хер, прошу прощения, жилища из огромных плит складывать? — воскликнул он вопросительно-скептически, скосив частокол зубов к левой щеке — Ладно стены крепостей, там удар держать надобно, но обыкновенные дома...? Наррок приподнял чуть чуть уголки губ: — Давным давно, пять тысяч лет назад, когда наши предки только только освоили первичную магию, эльфийский народ периодически воевал с драконами. Чтобы не жить в постоянном страхе перед ящерами под гнетущей защитой стен, мы решили возводить постройки, по крепости равные цитаделям. Самым древним зданиям в Люкс - Аурии как раз минуло пятьдесят веков... — Ну и небылица... — из нестриженного волосяного покрова пробились два любопытных огонька молодости. — И сёла по энтому же принципу? — По этому. Строили на совесть и побольше, на всякий случай. Через тысячу лет, к счастью, предки смогли найти общий язык с драконами, но успели возвести столько, что хватило на многие поколения.  — Воображаю, как неуютно жить в этаких пещерах. Поставил стол, стул, кровать, печку, а места ещё - десять раз по столько же. В тесноте да не в обиде лучше будет. — промолвил Максимильян весело, помяв зачем-то мыльную шею. Наррок не придал этому значения, задумавшись над ответом. В чем-то старик был действительно прав. Подойдя к кузнице, откуда доносились звякающие скрежещущие удары(так бьётся молот о заготовку), они повернулись налево к низкому бревенчатому дому. Во все стороны нескладный, то тут, то там торчали изрядные концы балок, он прижимался к земле со вмятой посередке крышей. Резной конёк её бил взором затертых временем точек по бокам своей лебединой морды в стоящее в зените светило. Сотреся плетёный ивовыми прутьями забор из-за калитки выскочил худощавый долговязый паренёк в льняной рубашонке, рукава которой едва прикрывали локти, и широченных штанах по самый пуп. — Дрова наколол, кх, курам зёрна рассыпал, поросят в хлев загнал. — вытянулся он во фрунт, отчитываясь. — Большое спасибо тебе, выручил. — Макар торжественно выудил откуда-то два зелёных  яблока — Вот награда за труды. Одно себе возьми, второе - зазнобе передай. Паренёк смутился от похвалы, зарделся, заметив эльфа, взял фрукты и побежал к площади, напоследок метнув восхищенный взгляд на доспехи Маркуса. — Кто это? — спросил Наррок, почувствовав неловкость. — Мстиславушка. Хороший парень, работящий. Приходит иногда у нас яблочки или мёду просить. — ответил Макар, придерживая калитку. — Мечтает стать гвардейцем, как мой сын. — А почему вы его работать заставляете? — Мы бы рады этого не делать, только дармовые харчи он и сам не примет. Заставит работу найти, хоть какую-нибудь. Родители постоянно в разъездах, а руки без дела скучают. Воспитание. — со значением поднял палец Максимильян. — Славный молодец выйдет, славный. Кстати, Наррок, может покажешь ворожбу хваленую? — Покажу. Принесите воды. Жрец повернулся к грядке помидоров под самыми оконцами. Среди гроздей налившихся красным соком плодов виднелись островки незрелости. Наррок сосредоточился, поднял посох. Мутная сфера из толстого стекла вспыхнула ярче солнца, наполнилась истинным неискаженным светом, по смуглой коже пробежала дрожь, по сосудам потёк огонь первобытного чародейства. Жрец вытянул вперед сверкающий перст. Первичная магия срывалась с ногтя сгустками золотистого утреннего тумана и растворялась в почве, высушивая влагу. — Санпауэр! — эльф беспрерывной линией начертал руну - кольцо с завитым хвостиком. Из центра кольца ударил солнечный лучик, попал в один из островков. На глазах растение окрепло, поползо вверх под напором неведомой силы. Листья, увеличиваясь, давали все большую тень, истончались, изгибаясь ломкими пластинками. — Лейте, засохнет! — крикнул Наррок, передавая энергию руне. Маркус, выйдя из оцепениния, окатил помидоры из бадьи плеском колодезной воды. Растение, как живое, впитало жалкие капли, и вновь начало мертветь, тратя все силы на уже заалевшие плоды. — Точнее! Маркус выливал остаток тонкой струйкой, что стекала по стеблю вниз, к корням. Помидоры раздобрели вровень с братьями по грядке. Наррок расслабился, опустил посох. Руна исчезла, свет внутри сферы погас. — Чудеса...  — Вот бы такой трюк да с поросеночком! — из кузницы выглянул облизывающийся двадцатилетний помощник мастера. — Макааааар, пожар у тебя там что-ли? — зычно гаркнула подбежавшая соседка, зыркая подслеповатыми глазками. — Спокойно, Унья, это магия эльфийская. — Святой Жордан, а я уж навыдумывала ужасы всякие, дура! Но раз магия работает, значит всем сообщить надо! Побегу пожалуй! — Беги, только скажи ещё, чтоб воды побольше заготовили! Не забудь! — Не забуду, Макар, будь уверен! — громкий голос доносился уже издали. — Странно, что Грак тебя раньше не проверил. — отец Маркуса задумчиво взъерошил соленые сосульки волос. — Дык он ж тёмный маг, в энтих делах разбирается. — от слов Максимильяна эльфа незаметно тряхнуло - вновь, как на площади, пробудилась впитанная с молоком матери ненависть к чёрной магии и её адептам — Поди знал Грак наверняка, что за птица перед ним, для виду сомневался. Макар непонятно нахмурился. Скошенная дверь рывком сошла с места,  открыв перед эльфом проход в тёмные сени.  Люди, пригнувшись, друг за другом вошли в помещение, грохоча по доскам железными сапогами и задубевшими от налипшей земли ступнями. Наррок с сомнением проверил стену на прочность кулаком и полез за ними. Ударившись затылком о низкий косяк, он выругался и не разгибался, пока не добрался до комнаты. В помещении царил полумрак, разгоняемый рассеяными нитями света, бьющего из крохотных окошек справа. Витал аромат знакомых и незнакомых душистых трав и сухой древесиной, нос щекотала неповторимым запахом вездесущая пыль, кружащаяся встревоженными потоками. Эльф стоял в нерешительности, пока глаза привыкали к полутьме. Люди вовсю занимались подготовкой к обеду. Макар ухватом вытаскивал из печи пузатый чугунок, над которым веял необыкновенно аппетитный дух, Максимильян стелил на стол, стоявший в центре комнаты, чистую скатерть, некогда белоснежную, а теперь красующуюся беспорядочными заплатами. Маркус доставал из-под длинной лавки у стены напротив окон посуду, ловко перебрасывал её на скатерть. Вскоре все приступили к еде. Несмотря на вкусный запах, теплая(явно недавно приготовленная) людская пища не вызвала у жреца восторга, хотя оказалась весьма съедобной. После многообразия зедийских фруктов, овощей и блюд, получаемых из них, скудный по количеству ингредиентов  деревенский суп с картофелем, морковью и яйцами вместо мяса доставил лишь сытое, но никак не вкусовое удовольствие. Ели быстро и молча, только дед периодически кидал ему(Нарроку) через стол односложные вопросы под странными взглядами Маркуса и его отца, поглаживая шею. После  Максимильян и Макар отправились на боковую - отдохнуть перед предстоящей жатвой. Нарроку велели убрать остатки обеда, воину - вымыть посуду. Складывая большую скатерть, предварительно поставив в печь чугунок, эльф внимательно осматривал дом изнутри. "Как удивительно, что так много всего помещается в таком маленьком помещении" - думал он, рассматривая висящие на стене боевой топор и облупившийся щит рядом с пучками растений, инструментами ведения хозяйства. Ни одного свободного места. В памяти возникло далёкое воспоминание о родном поселении вблизи Границы. Три  здания на несколько десятков семей окружали огромными полумесяцами внушительные по размерам сельскохозяйственные угодья. Под защитой плоских плит спрятано практически всё хозяйство: кузница, мельница, загон для скота, амбар, пивоварня, колодцы, зедийские конюшни, откуда вечно доносилось рычание таких существ, каких невозможно себе представить. Мягкая бесснежная  зима не давала поводов для забот об отоплении, по ночам теплились только угольками крохотные печки. Ребёнку Нарроку часто казалось в полудреме, что это упыри, восставшие по велению Чёрного Отродья, выходят из пустых стен. И тогда он закрывал глаза, представляя, как Астера - величайший маг и воин среди эльфов, косит выбирающихся безобразных тварей волшебным Мечом Шести Источников. Одну за другой кромсает раззявленные плотоядные пасти, а они все тянутся из темноты в зловещем блеске раскаленных зрачков... Наррок сложил скатерть на скамью рядом со спящим человеком, оглядел дом ещё раз. Ни одного незанятого места. Совсем негде прятаться упырям. Эльф посмеялся про себя и вышел на улицу, к Маркусу. Солдат сидел спиной к двери рядом с посудой, водил кинжалом по деревяшке. Из под кончика лезвия бороздами тянулись рубцы, условно обозначавшие нос, имевший больше сходств с клювом. Близко к нему, чуть ли не прислонившись рёбрами к деревяшке, ожидал мальчик. Увлекшись процессом, не сразу юнец заметил рогатую тень, прикрывшую полуденное солнце. — Ой, привет, то есть здравствуйте! — встрепенулся птенчик, прижал кулачок к сердечку. — И вам не хворать — Наррок в очередной раз подал смуглую руку, почувствовал давящие детские пальчики. — Вот, старуха готова. — разорвал молчание Маркус, отложив кинжал. Мальчишка ослабил хватку, отпустил жреца и вскоре исчез, придерживая деревяшку ладошкой, разливающей по животу доброе тепло. Эльф почувствовал, как его сердце еще больше открылось людям. — Что это ты делал? — Болванчика, для баловства. До того, как поступил в гвардию, часто фигурки мастерил, просто так, для удовольствия. Скажи лучше, как тебе у нас? — завершил равнодушным от очевидных внутренних раздумий вопросом, не разгибая спины. — Нравится. Предполагал, будет намного хуже. Удивлен, если честно, мирному приему. — Королей не интересуют дела крестьян, так почему крестьян должны волновать дела королей? Так отец сказал. Жизнь в деревне размеренная, нетревожная, далекая от шума вестей. Никто знать не знает о какой-то там вражде, Границе. И я не знал, пока в гвардию не вступил. — позвоночник выпрямился, потом согнулся дугой, подчеркнув окончание. Наррок заметил странное состояние Маркуса еще в повозке, однако не спрашивал, ждал момента. — У тебя случилось что-нибудь? Сегодня ты очень молчалив. — Над песней работаю. С тех пор, как мы вместе сыграли. Ничего на ум не приходит. совершенно не знаю. о чём сочинять... — отрывками проговорил воин, повернувшись так, что жрец увидел сведенные к переносице серьезные брови. "Какой пустяк, само как-нибудь появится" - захотелось сказать ему. Колокол прозвонил ровно двенадцать раз. Село всколыхнулось на жатву. *** В тронном зале было трое. Мужчины склонились над нарисованной картой материка, перешептывясь между собой. Советник по финансам дрожащими пальцами вырвал с корнем седой волос из под нижней губы. — Кошмар, господа, я совершенно не имею представления... — Наемники? — Давным давно запланирована продажа корпусов в Дель-Бар, где я лишних людей достану? — Объяви дополнительный призыв. — Экипировка, лошади, продовольствие и это только для одного корпуса. — Увеличь требования по оплате. — Да за такое Католис съедят с потрохами! — присоединился советник по иностранным делам. — Убийство короля Харроу и прочих королей повлекли за собой тревожные события. В Дель-Баре взбунтовались мелкие ярлы, Неоландии грозит междоусобица, а если мы сообщим о смерти принца Кейсефа, конфликта вовсе невозможно будет избежать... И это ударит по всем разорительными набегами, как тридцать лет назад! — усы поредели наполовину. — Порча отношений с Дель-Баром неоправданным поднятием цен, тем более мы, по сути, меняем наемников на металл, в момент кризиса, когда в любую секунду может вспыхнуть пожар, Католису обернется потерей важного союзника. Остается только продать хлеб. — Я, как уже говорил ранее, господа, не уверен в короле. Мальчишка на троне без должного образования беспокоит меня не меньше вашего. Пока план с жрецами не покажет результата, о продаже хлеба стоит забыть. — Что же делать?! —  советник по иностранным делам сорвался на шепчущий писк — Положение! кхм... Положение отвратительное. При нынешней ситуации правители и слушать не станут о мире с эльфами. Придется кардинально менять условия договоров, подписанных еще до нашего рождения! — А так ли нужен нам этот мир? — советник по финансам прекратил дергать, лишь приглаживая несчастные остатки, заговорил громче — Чтобы ради него, ради младенческих мечтаний короля о призрачном светлом будущем рушить стабильно работающую систему, по сути наше настоящее? Рисковать ради воздушных замков? Разве нам, господа, это нужно?  Дверь приоткрылась тяжело, в узкую щель протиснулся край бордовой рубашки. Советники осеклись, жестами велели стражнику открыть. Король шёл по залу размеренно, на лице держалось ясное выражение. Рядом семенил робко воронмейстер, сжимая в кулаке отмеченное следом печати послание. — Прошу простить меня за мою утреннюю несдержанность. — уважительно произнес король. — Я не сразу понял, как трудно вам претворять в жизнь мои решения. Поэтому пришел обсудить с вами реализацию планов. Я еще слишком мал для полноценного участия, но готов слушать вас и вникать, насколько могу, в ваши слова. Советник по делам сельского хозяйства, щупавший щетинки, уставился на него в полном недоумении. — К тому же, пришли недобрые известия с Эвенира. Зачитайте, пожалуйста. — Эзран повернул голову к заместителю лорда ворона, не тряхнув по обыкновению кудрями. Воронмейстер боязливо медленно развернул пергамент, прочистил горло. — Послание прибыло ещё при короле Вирене, да затерялось вот, совсем недавно только... — Читайте! — хором вскрикнули советники. Воронмейстер торопливо прочёл: — Послание от Её Величества королевы Реи, полноправной владелицы и правительницы земель острова Эвенир и окружающих его вод, Его Величеству королю Вирену, полноправному владельцу и правителю земель королевства Католис и прилежащих к нему вод. С икренним почтением, без излишних формальностей, сообщаю о возникновении внутренней угрозы. Спустя две недели после преждевременной кончины королевы Финны морскими стражами был замечен неизвестный флот размером от десяти до трех десятков дракарров, направляющийся к Независимым Островам. Памятуя о нашем общем Великом Походе на Зедию прошу отправить всего три наемных корпуса для укрепления прибрежных крепостей на случай внезапной атаки предположительного противника. Плата по договоренности. Стоящие у карты переглянулись. Король продолжил: — Я слышал последние слова советника Арэса — советник по финансам обмер. — Понимаю, для вас затея с мирными переговорами выглядит как ребячество, именно поэтому я готов принять вместе с вами все трудности, чтобы показать своё серьезное отношение к моему делу. — Эзран интонацией выделил слово "моему". Первым пришел в себя советник по иностранным делам: — Ваше Величество, мы глубоко признательны за оказанную нам честь, однако мы не понимаем, чем вы можете помочь в обсуждении. Мы говорим о вещах сложных, требующих определенных знаний в различных областях... — Поэтому я участвую. Знания сейчас нужны мне как никогда. — Эзран на мгновение ссутулился, выдохнув, и вновь расправил плечи. — И ещё потому, что долг короля: нести бремя правления вместе с теми, кто поддерживает власть короны, кто служит на благо людей верой и правдой. Пятна мозаики на полу практически исчезли, лишившись связи с источником света. Священослужитель готовился натянуть веревку, отмеряя начало нового часа. Зал наполнился звоном тишины. — Ваше Величество, — советник по делам сельского хозяйства молвил за всех троих — Король Эзран, ваше стремление похвально, и мы глубоко признательны вам за желание помочь, как уже говорил советник Рэм. Однако считаю нужным предупредить: будет непросто. Вы осознаёте это? Не захотите остановиться на полпути? — Мне останавливаться сейчас нельзя. Ни в коем случае! — не раздумывая ответил Король. — Тогда — советник выдержал выразительную паузу — и мы приложим усилия, чтобы исполнить свой долг. Три кулака к трём сердцам. Люди склонились над картой, с новыми мыслями принявшись рассматривать возможные варианты решения проблем.  Воронмейстер постоял некоторое время и незаметно выскользнул из зала, поспешив к ненаглядным воронам. От политики он был слишком далёк. Послышались удары колокола. *** Деревня вышла на жатву. Сперва по улице, затем по проселку мужи и жёны(некоторые обременные маленькими детьми) двигались рабочей толпой к полю. Впереди, задавая темп, опираясь при каждом шаге на корягу, неспешно переступал темный маг Грак вместе с молодым то ли учеником, то ли сыном. За ними следовали гости: Наррок и Маркус, за которыми, нетерпеливо подегивая плечами, сдерживая молодецкий порыв, то ускорялись, то черезчур замедлялись гурьбой рослые парни. Роем пчёл шли поодаль остальные жители. Покачиваясь чуть из стороны в сторону проплывала по обочине дороги закрытая эльфийскому взору безмолвная зелень. — Люди обрабатывают не все доступные под пахоту угодья? — вопрос явился нежданно из дум об отце, алхимике. Он время от времени уезжал в лес, собирал коренья, цветочки, ягоды, возвращался, готовил зелья и, в последствии, разбрызгивал получавшиеся жидкости по бороздам, называя это "удобрением". Почва вспучивалась, густела, из семян посеянных на ней, прорастала исключительно питательная пища. — Землице отдыхать надобно, утомляется, бедная, за год родить да взращивать. Дабы передышку сию обеспечить, мы и возделываем в другом месте, а здесь навозом сдабриваем. — справа, спотыкаясь о холмики появился запыхавшийся Максимильян, несколько подхалимски раздвинулась борода его над зубами. Эльф ощутил воодушевление напополам с неприязнью. Хорошо, когда есть человек, который относится к тебе настолько невраждебно, что способен рассказать о быте и нравах, но к тем, кто постоянно ходит близко, словно на привязи, жрец испытывал не лучшие чувства. Подойдя к полю, жители вытянулись в линию по всей ширине засеянного пространства, расставив невиданные эльфом механизмы. На квадратных тачках стояли бочки, выгибаясь наружу гнутыми боками, сдерживаемыми металическими обручами. Из крышек тянулись толстые трубки, кончающиеся воронками, обтянутыми сине-свинцовыми дырчатыми сетками. Также к бочкам при помощи странных коробов были присоединены рычаги. — Диковины с Эвенира. — вовремя пробасил сипло Максимильян. — "Поливальные механизмы" называются. Поди, в Зедии такого нет? — Нет. Впервые вижу. — поражённо проговорил Наррок. — Эвона как, ну, хоть чем-то по-настоящему... — Твори своё чародейство, жрец. — к ним приблизилось отродье. — Времени на подготовку - пятнадцать минут. Укажи место, прежде чем колдовать. — Хорошо — сухо в горле. Враг прямо напротив, а сил ударить нет. Источник загажен, и как только скроется солнце за облаком или горизонтом, перестанет поступать даже рассеянная первичная энергия. Перед взором предстали свежие ростки пшеницы, колыхаемые невесомым потоком. Жрец поднял посох. Толстое стекло сферы будто утончилось. Сияние магии осязаемой гущей ползло по организму, по кровяным желобам, насыщая мощью жреца, как насыщало его пятитысячелетнего предка, протекало сквозь поры. Ветер донес до притупленого слуха удивленное "О-о-о". Язык окатило жаром. Пора. С трудом подняв распухшую плавящуюся конечность, жрец указал на пространство перед собой, привычно вычертил руну. — Санпауэр! — хвостатое кольцо стремительно увеличилось, охватив окружность диаметром метров шесть. Сноп сотен лучей протянулся до колосьев живительным касанием. — Ох! Ах! Мамочки! — Видали?! Видали?! Кто говорил, что брешу я, покажись! — Святой Жордан! — Взаправду... Емае! — Ай да жрец, ай да сын сукин! — Качай, воду качай! — Как пошла, зараза! Прошлым бы летом так! — Ух, а рогатый то не промах! — Отличная работа, эльфийская морда! — Ты бы, как бы это, выбирай выражения. — А что, эльфы не люди, а люди не звери?! Правильно говорю, именно морда! Набухшие золотые самородки зёрен весомо клонили к земле упругие стебельки. Лил водопадом косой дождь, испаряясь среди жаждущих влаги злаков. Наррок зацепил пальцем дугу руны и, провернувшись всем туловищем влево, переместил её, направив сноп на участок поблизости. Дождь вскоре закапал и там. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем совместными усилиями воды и солнца гордо поднялась нереалистично жёлтая пшеница выше прочей природы. Руна пропала. Наррок резко встряхнул руками, сбросив с себя текучие излишки сияния, обернулся. Люди, затаив дыхание, восхищенно смотрели на него. Неподдельные радость, восторг излучались настолько явственно, что эльфу тоже стало радостно. Пусть без улыбок, но это - благодарность. Эльфы на жрецов так не глядят. — И часа не минуло! — провозгласил Грак, мельком глянув на старческое запястье. — Мы благодарны тебе, жрец! Труд жарок в разгар дня. Мышцы болят от  монотонных движений, скука давит плечи. Наррок ненадолго отложил острый серп, привстал над жнивьём. Живущий натуральным хозяйством красив не ликом, а неутомимым монолитным характером, неважно, женщина он или мужчина. Бронзовым отливала скользкая от пота кожа, осколками зеркала взметывались в коротком замахе орудия труда, и падали на жесткую мешковину соцветия с будущим хлебом. Пятилетние малыши, болтаясь в широкополых рубашонках, весело суетились, играли палками, собирали упущенные родителями колосья. Далеко было видно, даже в полуприсяде, как расплескались непрозрачно-изумрудные поля, расчерченные изгородями посадок, по человеческой стране, как образовывают они простор, любимый сердцем каждого жителя Люкс - Аурии, непрерываемый ничем. Эльф понял, почему деревья людских земель размерами напоминают кусты. Потому что так удобно наблюдать недостижимо бесконечное слияние  небесного океана с сушей планеты, слияние двух источников. Наблюдать, как  в нескольких километрах к Северу спешат куда-то стада неразличимых животных, погоняемые пастухом, в пять раз меньше болванчика Маркуса, как ползет по лазурному небосводу сизый дымок из рощицы на Северо-Востоке, как мечутся птахи в воздушных круговоротах, видеть, как мало живое перед величием того, на чём оно существует. Эльф присел, подобрал осколок, схватив охапкою, скосил волосистые шершавые головки. Мышцы перестали ныть, скука сорвалась с плеч, согнанная вдохновенной рифмой прекрасных эмоций, исходящей из души. Принеси бродяга ветер Мне иные голоса, Что с другого краю, ветер, Где песчаная коса, Где каменья дракоценны, Где от молнии зоря Рассыпается нетленно Кварцевым огнем горя, Где... — Не пой за делом, Наррок. У людей так не принято. — Маркус сказал строго, поучительно, как смотрели ближайшие люди. Рифма оборвалась, эмоции беспорядочно смешались. Эльф хотел возразить, ведь труд с песней легче, но медлил в смятении. "Рано или поздно негативное различие должно было проявиться" - крутилась трезвая мысль:"Как и эльфы, люди имеют полное право на свои традиции и нравы. Их должно принимать и..." - иссиня-чёрным пятном лег на здравое суждение образ отродья. Скука опять давит плечи... Горизонт розовел, барашки перистых облаков придавали ему сходство с прибоем, штурмующим пологий брег. Возвращались домой утомленные, закинув за спину перевязанные снопы, пахари. Не держа порядка, землепашцы одиночками рассыпались по проселку и колее. Наррок, устало шаркая обесцвеченными  сапогами, укрепленными дубленой шкурой, то и дело перехватывал собственную ношу. Позади раздавались приступы надрывистого кашля, прерываемые торопливыми придушенными вдохами.  Чуткое острое ухо отрывками ловило бормотание окружающих:"Бедный Мстиславушка... Какая напасть!... с такими то мучениями... Ему бы у печи или на жаре пропариваться, а он и в мороз, и в ливень... В Католисе лекарей полно, у кого-нибудь точно сыщется снадобье... С рождения на лёгкие хворый...". Наррок остановился, развернулся. Четыре пальца толкнулись о выступающую решетку рёбер. У него оставалось немного энергии. Кашель пропал, очистившись магией, не оставив и следа. Мстислав осторожно тронул худощавый торс, попытался вздохнуть. Вышло вольно. — Спасибо. Вам. — вежливое смущение скрывало рвущуюся наружу радость. — Я же жрец. Мне не трудно... — Наррок скромно улыбнулся, по эльфийски изящно. — Хотел... Хотел сказать ещё... Поёте вы красиво! — парень отошёл, внутренне ругая себя за брошенную "просто так" приятность. А жрец стоял, держа её в уме. Иссиня-черное пятно чуточку размылось. "Их должно принимать..." Веселый говор встречал тружеников. Посреди площади, рядышком с помостом примостилась крытая повозка. Вокруг неё расположились, как разъяснил Нарроку Максимильян, "бродячие шуты" - разодетые в обшитые узорами обноски музыканты, бренчали примитивные мотивы. В Люкс- Аурии никогда не знали "шутов", не видали их. Каждый мог сделаться таким вот "шутом" в любой момент, лишь сев на улице с инструментом. Отнеся сноп в распахнутый неустойчивый амбар, Наррок из любопытства вернулся к площади. Толпа ожидающе оцепенела. Откуда не возьмись появился на помосте странный карлик. Горбатое туловище его было близко параллельно бедрам,  квадратный череп с вытянутым, сантиметров на двадцать, носом и покрытый сине-пурпурным колпаком, увенчаным бубенцами, крепился на бычьей шее, скорее являющейся продолжением туловища. Карлик двинулся и стало заметно, что состояние собственного тела для него - обыденность. Гибкие голени со ступнями без какого-либо намека на усилия передвигали шута куда ему вздумывалось. — Приветствую вас, честные, добрые люди! — задорно начал карлик(голос, не подходя внешнему виду, был чистым) — Делу - время, потехе - час, как говориться, так позвольте побасенками насмешить, плясать заставить, покуда час не вышел весь! Музыканты заиграли мелодию, ударяя ногтями по натянутым струнам гитар, невесомым свистом разнеслась в три стороны дудочка, а карлик спрыгнул в пыль, пробежал перед толпой, хлопая по свежим  мозолям, и прыжком очутился на помосте. Верьте иль не верьте люди, Расскажу я, как на блюде Мухи мясо не желали Поделить и крылья драли. Ногтями ударили по очереди почти непрерывно, быстрый свист перетёк в подобие зудения, сохраняя невесомость. Карлик возбужденно отплясал, выворачивая голени, несколько веселых простеньких па, прокатился на руках. Мухи долго крылья драли, Долго драли, пусть и знали: Мяса хватит им на всех... Головы мутил успех. Музыка повторилась, карлик отплясал теже па. Блюдо на краю стояло, Покачнулось и упало - Мух размазало по полу, Мясо брызнуло по холу. Так бывает, мудрецы В жизни круглые глупцы. Смех толпы, хлопанье в ладоши, заглушающее музыку. "Что за безвкусица? В чём прелесть этого примитивного мотива? Что должно пробуждать высшие эмоции? Как можно аплодировать этому стихоплетству?" - возмущение колыхнулось в уме эльфа, безответные вопросы возникали один за другим. А шуты тревожили струны, карлик носился ураганным диким танцем, выделывая  невообразимые пируэты. Толпа постепенно раззадоривалась, отдельные её части скачками отделялись внутрь круга, перемежаясь с музыкантами в праздничной толчее. Оглушенный Наррок хотел уйти, но оказался зажат так, что не смог пошевелиться. Шут заорал безыскусные до противности строки, перекрикивая гвалт и музыку, в ответ ему раздавалось ржание. "Как можно слушать такое? Что несёт оно?".  Мельтешение потных проталин на льняных одеждах, гвалт столпотворения, запах телесных выделений закупорили эльфа, подавляя его волю. Сопротивляясь, она разбила разумное суждение на бесконтекстные огрызки предложений. "Их должно прини...". Толпа расступилась, отпустив бессильного жреца. Музыканты, тяжело дыша, опустили гитары, потеха завершилась. Карлик сел, сложившись надвое, потом встал и продекламировал: — Честные, добрые люди, дозвольте историю грустную рассказать напоследок. Жил в деревне дурачок, Хоном назывался. Жил в деревне дурачок, Людом проклинался. Говорил, что мимо нас Проплывают земли, Где разумных уйма глаз, Ветру только внемли. Только знали господа: Эти сказки - бред И вокруг одна вода, А разумных - нет. В кабачок наш дурачок Прогуляться вздумал, В кабачке наш дурачок Выпивать надумал. Братец Хон развеселился, Да на буйну голову Братец Хон наш утопился Убегав от борову. Люди расходились по домам готовиться к застолью в честь удачной жатвы и предстоящих обильных урожаев. Задумчивый Маркус вёл Наррока мимо обесцветших  калиток, одноэтажных деревянных жилищ, хрюкающих свиней, мычащих коров, квохчущих кур, и, главное, общающихся крестьян. Рыжий бородач в пяти шагах от воина активно толковал с русым товарищем: — Вот думаю я, Нар, не просто так Хон напился то, не веселья ради. Трудно проклинаемому. — Верно мыслишь, наверно. Неясно только, за что проклинаем он? Разве за слова можно так?... — Вот и я так рассуждаю. Пусть даже бред несёт, но безобидный же. — А, может, и вовсе не бред?... "Безмышечные кости" - снисходительно шепнул Наррок, вспомнив солдата Дьюрена. Жуткая стрельчатая колокольня из чернильного мертвого камня поглощает блеск красок пылающего заката. Двухметровые двери распахнуты, оголяя неуютные своды, исчезающие в темноте, увесистые канделябры с десятками горящих свечей, сгущающийся мрак за рубежами огоньков, ряды отполированных скамей, венчающий полотно зловещий мраморный алтарь. Позади эльфа готовится торжество, накрывают нарядными скатертями вынесенные на площадь столы, вскоре должны принести кушанье. Совершенно не хочется находиться во мраке угрюмой колокольни, однако он идёт, подталкиваемый чьими-то предплечьями. Так принято. Эльф уверен: произойдет плохое, но садится вплотную к Маркусу. Над алтарем - невидимое в густой тьме чьё-то изображение. Грак, стукая корягой, хромает к алтарю. Следом - иссиня-черная мантия  немногословного ученика. Маг-отродье, возложив страшные старческие руки на мрамор, торжественно заговорил:"Други мои! Славно потрудились мы на благо нашей родины! Благодаря нам и, в том числе, мудро посланному королём Эзраном в подмогу чужеземцу Католис будет обеспечен хлебом на годы вперед! Однако, прежде чем начнется пир, восславим того, чьё имя служит нам опорой и надеждой в тяжелую пору, чья длань незримо обороняет нас от ужасных невзгод, чей отеческий взор присматривает за нами! Восславим же Святого Жордана!" - ученик небрежно кидает на алтарь истошно пищащего цыпленка, старик нежно хватает бьющееся тельце, большим и указательным корявыми пальцами ломает крошечную шейку. Писк отражается эхом от мрачных сводов и растворяется в гуле зажегшегося пламени в кулаке Грака. Сцепив руки в клетку, отродье дует на огонь, несколько вихрей проносятся по канделябрами. Огоньки вытягиваются, изображение над алтарём проявляется в расширившейся границе света: иссиня-черная мантия, зеленовато-бледное лицо, меч в правой руке, фиолетовый дым из левой - Чёрное Отродье! Плохое случилось. Шум поднимающихся со скамей, глухой стук кулаков о сердца: — Слава тебе, даровавшему жизнь свободную предкам, защитившему недра богатые, разбившему орды вражии, ярмом поганым неволящие род наш, с колен поднявшему королевство Католис, бедой разоренное. Эльфами давно усвоено, вкушено во младенчестве грудным молоком:"Чёрные чародеи есть отродья, коварные жестокие порождения могилы. Рожденные недарозумением, они, преисполненные ненависти к шести первичным источникам и созданиям их, повязаны целью единой - уничтожением." — Слава тебе, провозгласившему победу законного порядка над раздорами семей, братьев родных, воздвигшему щит неодолимый от синего моря до гор непроходимых, из развалин восстановившему Католиса величие. "Дабы набрать смертоносную силу ради достижения гибельной своей цели отродья не гнушаются обмана, разбойных нападений, убийств безвинных, охоты на мыслящих существ, таких как единороги и детеныши драконов отшельников. Им неведомы доброта души и милосердие, ибо душа их отсохла ещё в чреве. Не ведают чёрные чародеи любви, заботы, семьи, не звучит в их жилищах смех, только плач замученных душ". — Слава тебе, могущественнейшему из могущественных, милосерднейшему из милосердных, справедливейшему из справедливых Святому Жордану! Слава тебе, Святой Жордан! — многоголосье эха, многоголосье искуственного хора, неотличимого от настоящего, не даёт понять, кто конкретно славит Отродье. Наверное, все. "Последние два десятилетия отродья активно подстрекают королей человеческих государств к вражде супротив эльфийско-драконьего союза. Многие достойные предводители, к глубокой печали архидракона Сол Регема и лидеров наших, перешли на сторону черной магии, позволяя подданым совершать гонения эльфов повсеместно. Летопись от двенадцатого сентября восьмидесятого года сорокового века Эры Источников" — истина. Блеск заката ослепил бледного Наррока. Потроха были скручены в дрожащий жгут. Аромат прожаренного мяса, горячих блюд блуждал по узорам скатертей, в складках платьев селянок, раздражал ноздри.  — Честный, добрый человек, не подкините ли хоть медяк замшелый за представление? — динькающие бубенцы, ниже - оскалившиеся улыбкой челюсти. Истрескавшиеся губы, борадавки росыпью обвисшых вздутий, чистый голос. — Денег нет. — жгут скрутился туже. Даже если бы они были, он не дал бы, прогнал. Карлик с сомнением пожал плечами. — Ну а вы, добрый человек? — шут обратился к Максимильяну, шагавшему неподалеку. Волосы не раздвинулись. В натруженных пальцах скрежещуще зазвякал увесистый мешочек и на большую ладонь упало с десяток золотых монет. Карлик поморщился: — Что, разбойник, денежки отмыть решил или совесть? Максимильян помял шею, заросли бровей практически сомкнулись с зарослями усов. — Просто так нынче не даёт никто, да, потешник? — сипло пробасил он. Шут сконфузился, поспешил отойти к другим. Максимильян, не прекращая мять шею, посмотрел Нарроку в глаза обнаженными честно очами. И в глубине очей обнажился потаеный страх раскрытого преступника. Жгут скрутил внутренности до предела, жрец отвел взгляд. Заросли - маска убийцы, грабителя. Под ней спрятаны шрамы, черты разбойничьи - свидетельства былых злодейств. Зедия к бандитам беспощадна. Только плаха или виселица ждут переступивших закон и совесть. Так правильно, ибо, поправ моральные устои один раз, убийца может повторить это и дважды, и трижды. Что не так с людьми, если... помиловали? А он сам? Говорил, отвечал, вещал о родине своей. Маркус, показалось, в смятении, схватил жреца, подтащил к лавкам. Густели сумерки. Пировали вовсю, загребая из гор явств жирные куски мяса, шматы сала, припорошенные укропом, стуча кружками  хмеля и опрокидывая в горло пенную отраву. Наслажденно кусали хрустящие бока огурцов, пускали по небритым подбородкам алую кровь томатов, вырезали ножами дынную мякоть, крошили резцами морковь, жевали печеную репу, болтая о хозяйстве, толкали друг друга и хлопали по спинам поперхнувшихся. Прохудившиеся крыши  чередовались с новыми сарафанами, здоровые клячи - с бусами, серебрянными серьгами, свежевыстроенные сараи - со сбережениями на черный день и пропиванием денег за муку — пустые эльфу темы мгновенно сменялись, перекрещивались, лица людей, переливающих из пустого в порожнее, глупели и грубели, взволнованно описывая качество древесины новой телеги или количество бусин ожерелья, которое подруга видела у столичного торгаша.  Маркус задумчиво ел куриную грудку, Макар, сидя напротив, почесывал комариные укусы. И далеко, по совпадению, у колокольни, Максимильян, выгнув вниз дугу желтых зубов, вещал что-то забавное глупым лицам. Жгут стягивал тошнотворно, раскрутить бы, освободиться от пут. — А вот ещё байку поведаю. Было эть этак, почитай, четверть веку назад. Пьянствовал я однажды с путешественником известным, как его там, по имени отчеству? А неважно, о чём бишь я? Так вот, пьянствую, значится, да спрашиваю, из интересу, что, мол, на материке деется, куда заводит судьба шальная? И рассказал он следующую историю. Как то осенью попал он, значится, в ливень по пути из, по моему, Эвира до Загорья**. — Умом не повредился, старик? Эвир это ж  Эвенира столица, если не путаю ничего. — Не путаешь, дейтсвительно. — Память не та, что прежде, уж дайте право на неточности пожилому человеку. Кхм. Так вот, по пути из Эбореуса*** до Загорья попал он, значится, в ливень. Вода хлещет, одёжа мокрющая, колени в слякоти утопают, и тут глядь - кабачок придорожный. Стучит, значится, ждёт, подмерзает и - бам! - прилетает ему кочергой по лбу. Приглушенные смешки глупых людей. — Вообразите, вот стоите вы под дождём, грязные, закоченевшие от макушки до пяток, а здесь - кочерга! — смешки громче, неудачный день выдался мужику, ничего не скажешь. — А он, путешественник энтот, добрая душа, вежливо так:"Пошто головушке моей расправу учинили? Разве ж похож я на лихого человека или злодея какого?". И в ответ ему голос девичий, тонкий тонкий:"Нет нет, что вы, только на волка". Общее ржание, давящиеся смехом лица, жгут немыслимо крутил потроха, возможно, от того, что и Нарроку смешно от абсурдности ситуации. Эльф вылез из-за стола - скорее  оказаться дальше от колокольни, от преступника, от грубых лиц, от стыда собственного смеха. — Хэй, Наррок, куды улепетывать собрался? Жратва не держится? — разминая шею под забором болезненно-желтых зубов. Жгут соскочил, завертелся, дрожа и раскручиваясь. Эльфа затрясло. — Да как не противно вам сидеть рядом с бандитом ублюдком?! Он же безвинных, братьев ваших самого дорогого - жизни лишал! — закричал жрец, трясущимися руками схватив посох. — Я никого не убивал! — заросли раздвинулись шире, обнаружив вместо забора глубокое схолпывающееся и заново расплескивающееся озеро. — Плевать! Переступившие совесть не должны знать пощады! Маска закрыла и глаза, и рот, и нос. Вокруг неё - осуждающе-поучительные взгляды, как тогда, на поле. Только сейчас молчать Наррок не стал: — У нас таких, как Максимильян, сразу - на виселицу! А вы?! Над байками ржёте! Впрочем, чего ожидать от тех, кто поклоняется Чёрному Отродью! Вы же, люди, любите эти бескрайние безмолвные поля, любите синее небо, птиц, деревья-кусты, своё хозяйство, а Святой Жордан - слуга того мира, где нет ничего! Где только могильный мрак и мокрая земля, полная червей, пожирающих плоть! Тупые упёртые морды. Они не слышат, не хотят. Наррок почувствовал, как руки его, трясясь, поднимают посох. Да, он хотел ударить, хотел силой вдолбить мысль в тупые головы. Что-то разумное, оставшееся от разбитого суждения и удерживающее жгут, задергало ногами, уводя разъяренного жреца в остужающие сумерки. У самого проселка эльфа нагнал Маркус. — Слушай, друг, почему ты раньше не сказал? — поучительно начал солдат — Мы бы поговорили, обсудили проблему... Наррок молчал — Слушай, насчет Максимильяна... Ты не прав. Он правда грабил. И получил по заслугам. Десять лет отработал в рудниках на Границе. Вернулся совершенно другим человеком, дом построил, семью вырастил честную, порядочную. — Ты в это сам веришь? — Наррок уловил толику робости, как от плохо рассказанной выдумки. Маркус, собираясь продолжить, замолк. Жрец шагнул в наступившую ночь. Проходя мимо крайнего дома селения, он услышал  притушенное расстоянием признание Мстислава: — Я очень сильно люблю тебя, Лана! Я готов ради тебя на всё! Я готов отдать за тебя жизнь! Знакомое поле. Без конца простиралось по человеческой земле безмятежное пространство сплавленной ночной теменью дремучести трав. Серебрилась щербатая луна, щедро одаривая опрятное безмолвие куцей благодатью. Звёзды - приколотые бабочки, хрустально сверкали. Наррок стучал посохом по проселку, успокаивая боль. Жгут, сработав вхолостую, ударил, распалил эльфа, безуспешно пытающегося изрыгнуть теперь накопившееся плохое, словно испуганный богач - проглоченное отравленное вино. Желудок выворачивался наизнанку, изливая потоки нерастраченой злобы на поле, дорогу и ночь. Роса кропила низко опущенные костяшки, влажный дух укрыл разгоряченный жарой чернозём. Понемногу восстанавливалось содержание разумного суждения:"Как и эльфы, люди имеют полное право на свои традиции и нравы. Их должно принимать". Но не содержание одно создает суждение - суждение создает свободное восприятие его. Насколько бы не было мудро суждение, лишенное однозначности, целостности оно теряет полноценность согласия с ним. Наррок вспоминал содержание и не находил сил кивнуть единогласно с автором:"Принять противное душе? Противоречащее убеждениям? Возможно ли?" — Честный, добрый человек, подсоби, будь другом, а. — серебро луны очертило фигуру давешнего шута, сидевшего на дороге, скрючившись, возле странной повозки - стула на колесах без лошадей. В полуметре от шута чадил промасленный факел. — Чем подсобить? — глухо спросил Наррок, растерянно подходя. — О, честный, добрый бедняк — насмешливо звонко — Медяка пожалел. Ну да хрен с ним, медяком, творчество штука субъективная... Эх... — Так чем подсобить? — повторно глухо. — Приподними повозку, если нетрудно — спохватившись — Механизм заедает, скрипит, разобраться хочу, да в одиночку несподручно. Сам видишь, как меня недугом в петлю. Да, с с правого боку. Кстати, чёй ты далековато от села отошёл. Гуляешь? — Гуляю. Гулкая минута — Знаешь, а отлично ведь, коли Граница пала. Она ж и впрямь пала? — ковыряясь в слитой повозке. — Прореха есть точно. — Счастье какое! Продолжится наконец эпоха сосуществования, так... Сол Регем раздери эту треклятую пружину, выкину... Так бесцеремонно прерванная... подыми выше! Пойдёт! — Полагаешь, легко возьмет и наступит? — Верю в лучшее — из под повозки высунулась часть лица чутка пониже носа, раскроенная надвое тёплой улыбкой. — А вообще, завидую тебе, спокойному. Люди умеют быстро разочаровывать. Помню, когда впервые пел здесь, на этом самом поле во время сенокоса, меня обругали на чём свет стоит лишь потому, что, видишь ли, делу время, потехе - час! Для крестьян творчество - потеха! — вздохнул — Но, знаешь, добрый человек, я понимаю, почему. Им семьи кормить, одевать, обувать надобно, а деньги, к несчастью, не из воздуха берутся, с продажи зерна только. Некогда им. — Песня в работе подмога. — И то правда... Неоднозначно получается... Ай, тьфу, сорвалась, скотина!... Или вот, Святой Жордан... — Чёрный маг... — пятно на суждении. То плохое, что принять невозможно. — Да. Жуткий идол, спасший страну от разорения ханами пустынь Неоландии. Объединил враждующие дома в стальной кулак жестокого правления. С тех пор армию Католиса последующие правители старались совершенствовать. Бабушка рассказывала как-то. — Так вот почему они поклоняются ему. — ясная, разумная догадка. Почему тупы их морды... лица, почему упёрты. — Именно. Жаль, что не люди помогли мне узнать это. Может, они и сами не знали. Карлик замолчал и вылез, доковыряв механизм повозки. Потянулся, насколько позволяло телосложение: — Еееэээк... Спасибо, добрый человек, выручил. Поеду! — неуловимым движением шут слился с стулом, погасив факел. Только силуэт выдавал карлика в ночи. — Не за что. Но почему твоих спутников не видно? Бросили, что-ли? — Решил отдельно прокатиться, природой полюбоваться, раз возможность представилась. — силуэт задвигался, повозка сперва медленно, затем быстрее и быстрее покатилась, поскрипывая, направляясь к главному тракту. Вдруг встала резко, и до Наррока донеслось звонкое: — Воротишься когда, передай Максимильяну мои искренние извинения за обиду необоснованную! Он очень хороший человек! Будь здоров! — шут снял колпак, и на фоне посеребренного безоблачного неба заметно выделились маленькие наросты на плоском темени... Хлопая крыльями, низко над травами пролетела полуночная хищная птица, нарушив безмолвие. Селение приближалось, приплюснутые неустойчивые домики подрастали, разделялись заборами, изгородями. Около шестидесяти жилищ общим числом. Злобы практически не осталось. "Много" — констатировал факт Наррок — "Раньше я не замечал, насколько много, словно травинок, составляющих человеческое дремучее поле. А ведь внутри наверняка есть прекрасные цветы, только я не увидел. Провёл по поверхности, дотронулся крапивы и отдернул, посохом замахнулся, что непростительно. Я чужд ему изначально, а оно - мне. Я не пытаюсь войти, а оно - открыться. Наверное, замкнутость - единственная вина его". Луна ушла за облако. Из темноты вынырнули морщинистые старческие руки, замками заковали плечи испуганно вскрикнувшего жреца. Перед глазами - провалы по обе стороны крючковатого носа, впавшие щеки. Губы - едва заметные линии, зашептали угасающе страшно голосом Грака: — Колокольня... Колокол... Нападение... Спаси людей, жрец! Спаси! Отродье раскрыло замки, отклонившись назад, повалилось, взмахнув рукавами, на дорогу и в белом свете вышедшей луны стало видно бурое пятно на ночной рубашке, отброшенную корягу и раскинутые корявыми ветками кости ног. Истощение - цена заклятия, удерживающего душу в мёртвом теле. Наррок сорвался с места, помчался настолько бесшумно, насколько мог. — Эй, ты кто? — остановил его тихий возглас. В шаге от Наррока колыхнулась расплывчатая тень. С правой стороны продолжением размытого тела блестел длинный меч. Эльф ударил. Сфера на конце посоха врезалась в теневую башку с противным треском. Тень качнулась, упала на колени... Наррок побежал дальше, обходя отряды вооруженных, пока не оказался на площади. Возле помоста пригорком высились вещи - мешки со скарбом. Подле растеклись бесформенной кучей два трупа. Тени невесомо суетились, тащили новые и новые тюки. От колокольни плыла громоздкая фигура, удерживая за шею зыбкой лапой молоденькую девушку. Та извивалась, пытаясь вырваться, старалась укусить(Наррок догадывался по движениям). — Идём, маленькая, идём, не дергаемся. — приторно приговаривала фигура низким шёпотом. Девушка, извернувшись, дернулась. Тень рычаще зашипела, вставляя в зубы пленницы ржавый, оттого тусклый, нож: — Грызть вздумала, шшавка паршивая?! Не ррыпайся, если жизнь доррога! Эльф подпрыгнул ближе и ударил. С размаху. В кадык. Наповал. Громоздкие лапы панически заметались, выпустив жертву и оружие. Тень слабо хрипела, харкала, исторгая слюну в бесплодных попытках зачерпнуть воздуха, перекрывая тишину. Девушка, бледная, вмёрзла подошвами в площадь возле бандита. Наррок, крепко схватив её за запястье, скорее побежал к чернильной колокольне, захлопнул приоткрытую створку, вставил изнутри задвижку. Свечи горели, юное личико трясло, уродовало всхипами в багряных отсветах. Она пыталась остановить себя хваткой трясущихся рук, кричала беззвучно сквозь туго сжатое ужасом горло. Жрец сильно обнял хрупкое тельце, выдавливая страх. Помогло. Девушка покачивалась, но более ужас не был властен над ней. В щель меж дверьми просунулось изъеденое кое-где ржавчиной лезвие, стукнулось о задвижку, поднялось, чтобы как следует рубануть, полетело вниз и, наткнувшись на подставленный посох, разбилось об ухоженный металл эльфийского оружия. Оглушительно звеня кончик меча проскакал по каменному полу. — Колокол! — гаркнул Наррок, отбивая появляющиеся лезвия. За спиной послышалась удаляющяяся дробь шагов. Удары сыпались снизу и сверху, одновременно, потихоньку откалывая щепы. Наррок бил, бил, бил, остервенело, не видя, не чувствуя, не слыша - скрежещущий звон наполнил эхом мрачные своды. Все силы - в бой, вся энергия - в бой. Держаться, пока не ударит колокол, держаться, чтобы выжить. Иначе - смерть. Тишина - союзник теней. Они точно зарезали собак, дабы те не подняли лай, они зарезали Грака, дабы тот не позвал на помощь. Они зарежут его, дабы не мешался, они зарежут ту хрупкую девушку, дабы продолжить просто грабить! Выродки поганые! Давить, как саранчу, выжирающую поля, как кровожадное зверье! Наррок бил по выступающим кончикам, по рудой ржавчине, портя сферу. Проклятый маг, загрязнивший источник! Не воспользоваться солнечной магией, не выжечь тени огненным шаром. Зарубки на задвижке углублялись больше и больше. Почему не бьёт колокол? Ещё одна щепка царапнула кожу, не один, так два пропущенных... Плоский наконечник копья удачно попал в остатки изрубленного дерева. Створки распахнулись, впуская бандитские тени. Звериные пасти упырей под коричнево-зелеными капюшонами. Ножи, мечи, топоры - готовы обрушиться на  препятствие. Подслеповатые от внезапного света зрачки. Рефлекторно пальцы собрались в щепотку и растопырились, прочерчивая линии - лучи солнца. — Афнор! Малюсенький недолговечный шар-лампа сорвался с пальцев - всё, на что хватило крох первичной магии. Ослепленные разбойники попятились в замешательстве, эльф толчком выбил успевших войти, захлопнул двери и запер их посохом. Громоподобно зазвонил колокол: — БОООМ! Снаружи барабанили, рубили эльфийский металл, вторя победному звону. — БОООМ! — Бежим! — крики, суматоха. — БОООМ! — Селяне! Спасайся! — суматоха, столкновения стали о сталь. Подмога прибыла. — БОООМ! — Пусти, сволочь, пусти! — близко, за дверьми. На посох обрушивался удар за ударом — Пусти, сука, пусти! Пустииииииааааакрхлпл! — мольба, пробуждающая недопустимое - жалость, задев за живое, оборвалась хлюпающе невнятно. — БОООМ! Над бездвижным телом, недавно молившим, просящим, стоял Максимильян, очищая кромку боевого топора от бурых капель. Раздвинутые заросли волос со свистом пропускали ночную прохладу. — Ты, жрец? — сиплый удивленный бас. — Я. Грака убили. — Подонки. Знали, кого смерти предать. А где, кстати, Артур, ученик его? — видимые теперь брови вопросительно поднялись. — Амбар горит! Тащите механизмы! — вклинились в разговор тревожные кличи. — Зерно, зерно спасайте!  — Вёдра в руки, бабы, к колодцам! — Мужики, ворота изнутри заперты, навались! Плечооом! Плечооом! Навались! — Смотри, крадётся! — Максимильян указал направление, где, пригибаясь к пыли площади, плыл иссиня-чёрный силуэт — Неужто Артур? Дед побежал, за ним - Наррок. Когда до тени оставалось несколько метров, она обернулась, разогнувшись, выставила перед собой узкий извилистый кинжал. — Не подходи, отродье! И ты, отродьем одурманенный! — дрожащая струна. На клинке Наррок заметил подсохшие разводы. И Максимильян тоже. — Грешно зерно, магией из ничего взрощенное! Грешны люди, принявшие рода чужого посланца! Солёным вином умылись, теперь очистите пищу священным пламенем! — Кого пырнуть успел?  — Грака! Он хотел помешать свершиться справедливой каре! — Как... Артур, ты... Отца родного, что воспитал... Ты... Его? — свинцовые слова срывались с уст не верящего Максимильяна — Я... Я же... Столько лет... Знал... — Да, Я — бренчала струна — Он предал свою силу, променял на магию дармовую, отродьем творимую! Топор вошёл в переносицу, опрокинув молодого человека в пыль. Наррок вспомнил лежащего Грака, страшного, старого, дряблого но ему не делавшего зла... Мага? Отродья? Он погиб, защищая жизнь до конца, а Артур погиб, ненавидя её, ненавидя живых, как Чёрное Отродье из преданий. Наррок вспомнил свою злобу, свои руки, поднимающие посох. Стыд плетью хлестнул по нутру. Они возвращались к площади. Амбар тушили, заливая через незаметные окошки под скатом крыши водой из "поливальных механизмов", ломали ворота. — Что же мы скажем отцу с матерью... — свинцово проговорил Максимильян. — Чьим? — Наррок встревожился, повернул голову — Мстислава. — сквозь бороду видны были не столько желтые зубы, сколько поникшие уста целиком. — Сердце пронзили молодцу.... Сгинул, слава Святому Жордану, не напрасно, унёс убийцу таки с собой. Максимильян будто постарел, движения замедлились, волосья не путались - обвисли. — Простите — Наррок просил и за себя, и за шута. — Я ошибался. Вы очень хороший человек. — Что? Нет, ты не ошибался... — печально — Я не марал руки, но позволял марать, даже тогда, когда не было в энтом нужды. — Но как же сын, внук? Ваше настоящее? — У меня - только былое осталось. Да, селяне забыли моё прежнее житьё, но Макар и Маркус не забыли. Потомки стыдятся, презирают меня за то, что я скрываю весёлостью память о преступных деяниях. Обходят, стараются не замечать. "Странные взгляды, смятение, неуверенность Маркуса" — догадался эльф. — Помог ты мне, рогатый, с потешником на пару, помог понять, что стоило заботиться не о забвении, а о доброй памяти. Жаль, припозднился слишком. Судьбинушка оборвётся скоро, чувствую, а что мне есть сказать? Что незаслуженно судьбою был помилован? — Что вы защитили жизнь. — Может быть... Может... Ну да всё одно - херня. С утра не вспомню. Так бывало... И всё таки жаль, что тогда, тридцать восемь лет назад, после Границы, петля размякла, а дважды вешать у нас не принято. Лучше уж сдохнуть как падаль, чем жить падалью. — дотянул Максимильян, разминая натруженными пальцами тёмную шею, отпечаток глубокой незаживающей язвы. Мстислава вытащили из под трупа бандита, бережно положили на помост. Воздух, пронизанный обидой за непройденный путь, общим горем, щипал глаза. У Наррока ком стоял поперёк горла: недавно паренёк исцелился от недуга, но не прожил без него и дня, недавно он признавался в любви, обнимал, целовал, но счастья ему отдано было совсем немного. — Славный мог получиться молодец, славный. Что мы родителям скажем, а, други? "Мстислав погиб в бою, погиб гвардейцем" - единая мысль. Люди стояли, не нарушая ночной тиши, не спеша похоронить. В Люкс-Аурии сперва закапывали в могилу(воинов сжигали, иногда после торжественных слов), но Наррок понимал почему: провожать правильно лицом к лицу. Людей было много, словно травинок в дремучем поле. И Наррок ощущал Единство мыслей, чувств. Он нырнул в подсушенную зелень, соприкоснувшись с чащей, какую познать необходимо, понять, принять. "До этого я тоже понимал, не осознавая. Я понял, почему человеческие деревья - кусты, почему воин Дьюрена карты назвал пустым, почему возможно пощадить разбойника" — разум в унисон с душой.  Весело серебрилась щербатая луна. *** Когда Эзран покинул тронный зал, наступил вечер. Однако король был бодр: удалось наметить план решения внешнеполитических сложностей, потому завтра можно было несколько передохнуть. Прихватив поднос, полный плюшек, мальчик отправился в спальню отца к скучающему без хозяина Чавку. Серо-синий хамележаб вместо приветствия проворчал нечто невразумительное. — Я мало провожу с тобой времени, знаю. — Эзран развалился на пружинистой кровати, делясь плюшкой с питомцем — Прости меня. Завтра я могу побыть с тобой хоть весь день, хочешь? Чавк нехотя сменил цвет на жёлтый, добродушно заурчал от почесывания пузика. Кругляш светила багровел, рассеявши медную позолоту. Порывистые дуновения, предвестники сумерек, гнали по небосводу на восток кучерявую вату облаков, а король, позёвывая, перебирал вещицы из ящика папиного стола: королевскую печать, орлиное перо, флажок с символикой Католиса. Плавная мелодия скрипичного настроения,  источающая грусть и радость, распространившись, окатывала радугой мирных чувств. В саду мальчик взирал на изваяния, что появлялись на его короткой ещё дороге и шли бок о бок: безгранично большой и мягкий великан Харроу, легкомысленно-умный и заботливый Каллум, жизнерадостная и надёжная Рейла, суровая, по-своему ласковая Амайа, молодцевато-шутливый Грен, внимательный упитанный Чавк,... — Мой Король, к вам Королева Дьюрена. — Впусти. — Эзран закрыл ящик. Настроение развеялось. — Добрый вечер, король Эзран. Каковы итоги совещания? — стук сапог о плитку, властно прямолинейное обращение. — Добрый вечер. Первоначально решено известить об истинном положении правителей всех стран, кроме Неоландии. Как только испытательный срок жрецов завершиться и определятся результаты, планировалось отправиться с дипломатической миссией в Дель-Бар. — король, плюхнувшись в отцовское кресло, облокотился на шершавую спинку, жестом предложив Анье присесть на кровать, затем смутился, принял подобающую позу. — Перед походом войск Дьюрена против армии виренских чудовищ я получала тревожные вести с границ с Неоландией. Наблюдатели сообщали об усиленных конных разъездах под разными флагами, чего ранее, при короле Олене, замечено не было. Не разумнее ли, учитывая обстоятельства, урегулировать ситуацию в наиболее нестабильном месте на нашей половине материка? — королева присела. — Советники полагают, что Эвенир сейчас гораздо важнее, так как там уже, возможно, происходят столкновения, однако нам попросту нечем оказать существенную помощь острову. Лишних финансов на формирование корпусов у Католиса нет, потому приходится рассчитывать только на пересмотр договорённости с Дель-Баром насчет наёмных корпусов. — В Дель-Баре тоже что-то происходит. — Дель-Бар, пока что, наиболее стабилен. К тому же, уладив дела с ним, мы сможем сразу получить отряд зодчих. — Эзран зевнул. Анья, заметив, не стала больше возражать: — А что с жрецами? — Если по окончанию испытательного срока будет продемонстрирован результат, показывающий их полезность, мы думали оставить нескольких заготавливать провизию, самых бесконфликтных. — мальчик нахмурился, концентрируя утомленное внимание, мотнул туда-сюда головой — Каково настроение народа? Не было стычек между эльфами и людьми? — Стычки были, в основном, с преступниками, пытавшимися ограбить рогатых под предлогом "защиты столицы от иноземных захватчиков", но стража и местные, насколько мне известно, во всех драках поддерживали "иноземных захватчиков". — королева хмыкнула — Народ в замешательстве, разные слухи распространяются по городу, никто не знает наверняка, чего ждать. Чем скорее мы объяснимся с гражданами, тем лучше. — Понятно. Пожалуй, отложим до завтра. Согласный кивок: — Отложим. Листва поглотила багряный край, спальня окуталась фиолетовым, король и королева очутились в потёмках. Повисло чудное ожидание продолжения завершенного. Оба как будто собирались сказать что-то, забытое одновременно. — Спокойного сна. — мальчик мотнул головой, потёр слипавшиеся веки. — Спокойного сна. — девочка встала, расправив одеяния, и зашагала к выходу. Эзран спал без сновидений.