1.
Савамура считал это чудом. Он смотрел, смотрел и смотрел на снимок его живота и видел, прекрасно видел их малыша. Миюки всегда был рядом, работал для их содержания и ждал. Эйджун смотрел на семпая и слепо верил в его любовь, в улыбки и в холодные, отстранённые прикосновения. Это мальчик. Он теплился в животе и с каждым днём рос. Савамура был счастлив пусть и чувствовал, что муж был совершенно точно не его больше. Этот запах мятных конфет не принадлежал Савамуре, потому что он сам пах травами. Эту серёжку в правом ухе Эйджун никогда не дарил, а Миюки не любил носить аксессуары. Савамура знал и всё замечал, потому что жил с этим человеком пять лет и знал о нём всё. Одинокими вечерами он трогал живот, ждал, непрерывно ждал, когда малыш по-скорее явится на свет и разрушал самого себя в четырёх стенах. Миюки приходил поздно, целовал его висок и ложился спать рядом, Савамура чувствовал запах табака, алкоголя, запах чужой омеги и не имел права возникать. Савамура никогда не думал, что может быть настолько слаб, он мало ел, удивительно мало для того, кто вынашивал ребёнка, а врач говорил есть овощи, грецкие орехи и беречь своё здоровье, не только физическое, но и психологическое. Однако, выдержать было сложно, а копать самому себе могилу было легко и, наконец, закопать себя — ещё легче. Он чувствовал недомогание около недели, но не придавал этому значения и отправился в магазин, чтобы, наконец, приготовить что-нибудь и почувствовал головокружение по пути. Низ живота горел, будто кто-то разрывал его там на части ножом, вёл медленно и невыносимо больно. — Савамура-семпай?! — знакомый голос был слышен издалека, а собственный крик оглушил уши. Савамура сам подписал себе этот приговор, он бы никогда не подумал, что может так сильно жалеть о том, что сделал. Миюки Казуя был его семпаем — раздражающим тануки, средней женой, что так сильно занял сердце и разум. Они не были истинными, не были теми, кто мог бы друг друга любить, однако, метка, связывающая их, была сильнее чувств и желаний. Савамура знал, предполагал, что это не могло продолжаться вечно, но упрямо продолжал быть с ним, надеясь на лучшее, надеясь, что всё обойдётся. В больнице он очнулся, когда было раннее утро, мама сидела рядом и держала его руку. — Сынок! Мой милый… Как ты себя чувствуешь? Подожди, я позову врача, — обеспокоенный голос еле доходил до него, и Савамура почувствовал что-то странное. — Выкидыш. Очевидно, вы были слишком напряжены эти последние дни и слишком много беспокоились, что и привело к этому. Он не чувствовал больше ребёнка внутри и неосознанно дотронулся до живота сквозь больничную рубаху. — Его больше нет… Нашего… Моего ребёнка. Савамура долго глядел на доктора, что закрыл глаза и кивнул. — Сынок, сынок, — заплакала мать, обняв омегу, смотревшего на белую стену перед собой. Странно, что он ничего не чувствовал: ни злобы, ни обиды, а лишь отчаянное разочарование поселилось в груди. В нём не было ребёнка, ему не нужно было есть только полезную пищу, беречь себя слишком сильно. — Я так и знала, что тебя нужно было увезти в Нагано, а не оставлять здесь, — она отстранилась, а слёзы так и текли из глаз. — Прости меня, я не приглядела. Прости… — Мама, — Савамура улыбнулся, взяв её за плечи. — Не волнуйся, я в порядке. — Слёз не было, Эйджун не мог попросту проронить их и глядел в шокированные глаза матери. — Савамура! — в палату обеспокоенно зашёл Миюки и подбежал к омеге, прижав его к себе. — Боже, я так испугался за тебя. Семпай был таким же тёплым, и Эйджун осознал: это было проклятье за его эгоизм и беспечность. Миюки был рядом, но ведь он не стал бы счастливее, если бы этот ребёнок родился, но тем не менее он был их. Мог быть красивым мальчиком, так похожим на Казую, и Савамура видел бы в нём отражение семпая, делав себе ещё больнее. — Прости, — прошептал Савамура. — Пожалуйста… Прости. Эйджун не мог понять перед кем извинялся: перед семпаем, перед мамой или перед мёртвым ребёнком. — Семпай, — голос прозвучал сзади неожиданно, отчего Савамура дёрнулся и почувствовал, что сзади находился настоящий зверь, а аура вокруг этого человека как всегда невероятно душила. — Юный Окумура! Это же ты, — Савамура тускло засмеялся и подошёл к кохаю, что так неожиданно появился около его дома. — Что ты здесь делаешь? — Переехал недавно и увидел тебя, не знал, что ты живёшь в этом районе. — Хм? Да? Я вроде всем говорил, так какими судьбами? — Я знаю, что произошло. Выглядишь уставшим, — Окумура не церемонился и смотрел внимательно, читал насквозь, и эти синие глаза разжигали в Савамуре холодный огонь. — Хм… Пожалуй, да, — Савамура потрогал своё лицо. А ведь точно. Он выписался, отказался ехать с мамой обратно в родительский дом, а доктор прописал витамины; Миюки-семпай заботился о нём, вставал рано утром и готовил завтрак, а ведь это чаще всего делал сам Савамура. Был слишком заботлив, но всё это не имело никакого смысла. Его истинный омега был красив и приятен, мельком Савамура увидел его, когда хотел занести бенто ему на работу. Невысокий блондин выглядел счастливым рядом с ним и расцветал. Савамура не лил слёзы, он был стойким и хотел человеческого счастья, что казалось таким далёким и недосягаемым. — Ты хорошо отдыхаешь? — Окумура был как всегда холоден, но нотки беспокойства скользили в спокойном голосе. — Да, не волнуйся. Я так и продолжаю жить дальше. Доктор сказал, что я могу родить, — смутился Савамура и почесал нос. — Но для начала нужно бы найти хорошую пару! Ах-ха-ха! — Пожалуйста, перестань притворяться, — Окумура подошёл к нему близко и оттянул ворот рубашки, а на шее увидел исчезающую метку от чужих зубов. — Не могли мы встретиться сегодня вечером? — А? — Савамура покраснел, когда кохай подошёл близко и только сейчас заметил, как сильно он вырос, а запах был похож на свежеприготовленный кофе. — Д-да. — Согласился он от неожиданности и глядел на отдаляющуюся спину. — Я позвоню. Эйджун достал ключи от дома и не мог понять, откуда у Окумуры мог быть номер его телефона. Савамура прошёл в тихий дом и встал посередине длинного коридора. Было тихо, а маленькие капли дождя стучали по стеклу. Миюки приходил поздно каждый день, ложился рядом, прижимался к спине, кладя руку на живот омеги. — Миюки-семпай, я вынужден съехать. Спасибо за все годы, проведённые со мной, они навсегда останутся в моей памяти, — Савамура поклонился. — Ч-что? О-о чём ты? — Казуя глядел на резко изменившегося Савамуру. Могло показаться, что он был таким же, но всё было далеко не так. Эйджун сломан, что-то поменялось в нём после случая с выкидышем, и он всегда, каждый раз смотрел куда-то мимо него, улыбался отстранённо, даже смех слышался отвратительной нотой и царапал сердце. — Да ладно, семпай, так будет лучше для нас. Ты будешь счастлив с другим омегой, а я со своим новым альфой, хорошо? — Савамура улыбнулся. Казуя поджал губы. Савамура был прав. Они не станут счастливее от того, если будут топтаться на месте и пытаться построить что-то вновь. Миюки в очередной раз посмотрел в эти глаза и не увидел в них той привычной нежности, тяги к жизни. Савамура был сломан, но сам этого не осознавал и погибал в беззвучном отчаянии. Неожиданно опустевший дом казался чужим. Миюки взял в руку кольцо, некогда подаренное им Савамуре и прижал холодное золото к губе. — Прости. Шёпот растворился в грозе.2.
— Прости, Окумура, за беспокойство, я обязательно отплачу тебе, — Савамура смущённо почесал затылок, поскольку было не удобно перед кохаем, что так добродушно его приютил. — Можешь оставаться сколько хочешь, семпай, я буду не против. — Когда-нибудь я точно съеду и не буду доставлять хлопот. Окумура промолчал и подал зелёный чай. — Так просторно. Как-будто купил не только для себя, м? — Савамура засмеялся, глядя, как Окумура включил свою ауру волчонка и глядел на него. Смех прекратился, и Эйджун нахмурился, почувствовав боль внизу живота. Он достал таблетки и быстро запил водой из бутылочки, которую всегда носил рядом. — Прости, но мне надо немного отдохнуть. — Да, конечно, теперь это и твой дом тоже. Окумура принюхался к ветровке семпая, что невероятно приятно пахла. Он прижал её к своему носу. Савамура был потрясающим. Эйджун старался жить дальше как прежде. Однако, ночами к нему приходили ужасные сны: беспокойные и жестокие, а он всегда просыпался от голоса Окумуры и прижимался к нему не в силах вынести всего этого. Его звал за собой не родившийся ребёнок. Пот градом катился по его лицу, футболка мокла от неприятных чувств и удушающих, неожиданно проснувшихся сожалений и обиды. — Прости, прости, прости, — шептал бесконечно Эйджун, но успокаивался, ощущая крепкую руку на спине. — Савамура-семпай, я рядом, не плачь, — Окумура прижал его к своей груди и укрыл их одеялом. Эйджун чувствовал теплоту чужого тела и защиту. Запах Окумуры окутывал его, проникал в ноздри и стремился завладеть им. Савамура хотел защиты, хотел быть и чувствовать себя любимым, а не вынужденным сожителем, каковым и являлся. Он был обузой у родителей, у Миюки-семпая некогда и теперь навязался Окумуре, что так плотно прижимал к себе. — Савамура-семпай, хочешь быть моим? — Коушуу дотронулся до покрасневшей щеки. Савамура замер, ощутив прохладную руку. — Обещаю, что не дам тебя в обиду, буду любить и беречь всем сердцем. — Обещаешь? — Савамура улыбнулся, и Окумура нашёл в этой улыбке что-то безумно восхищённое. Окумура Коушуу любил Савамуру-семпая с того самого момента, как увидел. Возжелал и злился, глядя на счастливого Миюки, но он прекрасно знал, что так не могло продолжаться. Мэй-сан был эгоистичен, но таким влюблённым в альфу Миюки Казую. Окумура познакомился с Нарумией сразу после выпуска, оказавшись с ним в одном университете и узнал о его истинном. И помог их сблизить. Он знал, где жил Савамура-семпай со своим мужем, знал о его беременности и вызвал скорую, когда произошёл выкидыш. Уехал из съёмной квартиры и купил небольшую недалеко от их дома. Ждал. Сейчас семпай лежал с ним и прижимался, а Окумура чувствовал небывалое удовлетворение, ведь Савамура согласился быть его. — Савамура-семпай, помнишь ту комнату? Не хочешь туда заглянуть? Думаю, самое время. Окумура встал и потянул за собой сонного омегу. Он взял ключ и открыл белую дверь, впустив туда Савамуру. Эйджун глядел на большую кровать, стол напротив окна, через который пробирался яркий лунный свет. На столе лежали наручники, а к полу была закреплена цепь. — Помнишь, мы дали друг другу обещание, что не бросим никогда? Помнишь? Так давай с этого момента быть всегда рядом, я буду ухаживать за тобой, кормить лучшей едой и красиво одевать. Эйджун прошёл в тёмную комнату и поманил к себе Окумуру, который закрепил к ноге семпая цепь. — У нас будет прекрасный ребёнок, семпай, и мы будем самыми счастливыми. Савамура улыбнулся. Да, они будут самыми сломленными счастливыми.