дождь скроет наши слезы

Слэш
PG-13
Завершён
42
Пэйринг и персонажи:
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
42 Нравится 5 Отзывы 6 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Ясное еще двадцать минут назад ночное небо с яркими точками звезд сейчас потемнело от сгущающихся дождевых туч. Откуда-то вдруг поднялся прохладный ветер, кусающий открытые руки и покрывающий их неприятными мурашками. — Я не ожидал, что ты мне напишешь, — мягко говорит Уинстон, когда слышит приближающиеся шаги. Ему даже не нужно смотреть в ту сторону, чтобы точно знать, что это Алекс. Больше просто никто не мог прийти к зданию старшей школы посреди ночи. — Интересное место ты выбрал, чтобы обсудить наконец то, что было между нами. — Я не собираюсь ничего с тобой обсуждать, — Алекс хмурится. — Мне просто нужна чья-нибудь помощь.       Уинстон удивленно выгибает бровь и засовывает руки в карманы, наблюдая как Стэнделл снимает с плеч рюкзак, поспешно ставит его на землю и как-то дергано расстегивает, словно волнуется и не ощущает уверенности в собственных действиях. Уинстон заинтригован. Он подходит чуть ближе и наклоняется, чтобы рассмотреть, что притащил сюда Алекс. — Воу, — Уинстон выпрямляется и с его губ слетает веселая усмешка. — Не припомню, чтобы вандализм был твоим или моим хобби, — говорит он, а Алекс закатывает глаза, хотя его щеки смущенно краснеют — Уинстон не видит, но точно знает, что это так. — Вообще-то, это акт протеста против того беспредела, что устроили в нашей школе, — Алекс достает один баллончик краски и кидает Уинстону. — Мы планировали сделать это с Заком, но у него проблемы с мамой и ему пару дней лучше не высовываться. И я решил, что ты мог бы… — Алекс мнется и снова утыкается в рюкзак, перебирая баночки с краской. — Я могу, — не желая и дальше заставлять Стэнделла чувствовать себя неуютно, отвечает Уинстон, подкидывает баллончик краски и ловко ловит его. — А что вы собирались рисовать, наши благородные борцы за справедливость? — Уильямс улыбается, он искренне рад возможности побыть немного наедине с Алексом, даже если в итоге между ними ничего не изменится. А затем ему в голову приходит мысль, которая заставляет почти мгновенно посерьезнеть, — Но это ведь не вы нарисовали то граффити? — Уинстон знает, что нет, но не может не спросить, ведь может же, возможно… — Нет, — уверенно отвечает Алекс, на секунду их взгляды пересекаются, и у Уинстона что-то громко бухает в груди.       Между ними повисает гнетущее мрачное молчание, которое ощущается почти физическим зудом на коже и сухостью во рту. Алекс достает еще пару баллончиков и ставит на землю рядом со стеной. Бросает быстрый взгляд на Уинстона и не может не заметить, как печально, незащищенно и хрупко выглядит его силуэт в темноте. Алекса на короткий миг посещает противное сожаление о том, что он вообще решил позвать именно Уинстона. Прошло слишком мало времени, чтобы те их короткие, но такие счастливые не-отношения забылись. Между ними все слишком неловко и как-то жутко неправильно. Между ними напряженной стеной висит тягостная недосказанность, которая чугунными тисками сжимает ребра, больно давит на грудную клетку, не дает дышать, думать, даже просто стоять рядом. Уинстон чувствует эту боль, но не противится ей: ему достаточно раз разбивали сердце, чтобы он точно знал, что боль уйдет, если не ковырять подживающие раны ржавой вилкой. Алекс тоже чувствует ту же боль, но Алекс бежит от нее в наивной надежде обогнать, не оборачиваясь. Алекс считает, что не должен ее чувствовать — он ведь сам принял это решение. Разве мадам Вселенная не должна дать ему какую-то скидку или хотя бы пачку обезбола за его смелость в принятии решений?       Нет, не должна. И Алекс понимает это слишком поздно. — На самом деле… — начинает Стэнделл и закусывает губу, задумчиво крутя в руках баллончик краски. — На самом деле, я не смог придумать, что бы такого нарисовать. — Значит, будем импровизировать, — улыбается Уинстон, и эта улыбка настолько искусственная, что Алексу хочется скривиться, как от куска кислого лимона, или и вовсе уйти отсюда, но вместо этого Стэнделл так же вымученно улыбается и, чуть прихрамывая, подходит ближе к стене.       Уинстон даже в ночной темноте видит или скорее чувствует где-то на подсознании, как меняется настроение Алекса. И Уинстон ненавидит себя за то, что Алекс чувствует себя рядом с ним так некомфортно, так неловко. Уильямс не хочет, чтобы Алекс чувствовал себя неуютно, он хочет дотронуться до него, обнять, сказать, что все хорошо; что он совершенно не злится и что готов забыть все эти дни, которые провел в бесконечном волнении и болезненном желании хотя бы просто объясниться перед Алексом. Но Уинстон ничего не говорит. Уинстон молчит по одной простой причине — он недостоин Алекса. Алекс прекрасный, заботливый, милый и добрый парень и ему нужен кто-то такой же; кто-то, кто сможет сделать его счастливым, кто будет заботиться о нем и любить так, как Стэнделл того заслуживает. Ему нужен кто-то, кто не Уинстон с его кровоточащим, много раз разбитым сердцем и эмоциональными травмами, оставленными после нескольких нездоровых, токсичных отношений. Уинстон просто не может быть в нормальных отношениях. Уинстон точно сам все рано или поздно испортил бы, если бы Алекс не ушел от него.       Уинстон молчит и со скорбной тяжестью на сердце наблюдает, как Алекс открывает баллончик и встряхивает его.       У Алекса в руках желтая краска. Он взял ее наобум и теперь поспешно перебирает в голове варианты того, что можно нарисовать, чтобы выразить свою позицию, не прибегая к прямым оскорблениям. В голову, как назло, ничего не лезет, нужно было еще вечером созвониться с Заком и заранее решить этот вопрос. Черт, теперь Алекс чувствует себя ужасно глупо. Он, не особо задумываясь, рисует на пробу знакомый символ и слышит веселый смешок стоящего чуть позади Уинстона. — Значок пилотов, ты серьезно? Как-то это мало похоже на символ зарождающейся революции, — Уинстону действительно смешно, и гнетущее напряжение на пару с самоуничижительными мыслями немного отпускают. — Ой, заткнись, — закатив глаза, отвечает Алекс, но его губы тоже расплываются в улыбке.       Напряжение действительно спадает, и Алекс ловит себя на мысли, что скучал по Уинстону. Они почти не виделись и совсем не разговаривали с самого похода, когда Алекс узнал, что связывало Уинстона и Монти. И Алекс, черт возьми, действительно соскучился по Уинстону и по обычным разговорам с ним. Потому что Уинстон в этом плане просто потрясающий — он знает, кажется, тысячу всяких интересных историй и совершенно дурацких фактов, по которым Алекс тоже скучает. А еще он скучает по музыкальному вкусу Уинстона, который является полной противоположностью того, что слушает Алекс, но Уинстону каким-то образом всегда удавалось включать песни, которые совершенно внезапно начинали нравится Алексу. Он скучает по глубокомысленным арт-хаусным фильмам, которые они смотрели вместе, и наперебой объясняли друг другу замеченные отсылки и скрытые смыслы. Алекс скучает даже по внезапным маленьким фотосессиям, которые начинались со слов «воу, здесь очень красиво падает свет, постой-ка вот так» или «тебе чертовски идет эта рубашка, могу я тебя сфотографировать?». Ну и конечно, Алекс никогда не признается себе, но он скучает по нежным прикосновения Уинстона, когда тот брал его за руку; по невесомым, глубоким, терпким или страстным поцелуям; по тонким пальцам в своих волосах… Ох, нет, Алекс не будет об этом думать. Небудетнебудетнебудет       Казалось бы, они были вместе так мало, но воспоминаний почему-то так много.       Уинстон снова подкидывает и ловит баллончик краски. Со стороны он выглядит почти расслаблено, но внутри него по-прежнему бушует шторм из чувств и желаний, который расплескивается холодными волнами, взрывается обжигающей лавой, стучит внутри острым ледяным дождем и осыпается осколками стекла, впиваясь в нежную плоть изнутри. У Уинстона есть правило — не вскрывать заживающие раны. Алекс — одна из таких ран. Самая новая, свежая, едва затянувшаяся рана. Уинстон не должен был приходить сюда, знал ведь, что ничего не выйдет. Знал, но все равно в очередной раз нарушил собственное правило и уже чувствует, как густая горячая кровь начинает медленно сочиться из рванного следа, который оставляет за собой та самая ржавая вилка. — Ладно, я тоже не знаю, что можно нарисовать по такому случаю, — сокрушенно признается Уинстон, чтобы просто забить образовавшую тишину, которая, кажется, уже начала вытягивать из него жизненные силы.       Алекс вдруг усмехается и поднимает взгляд в небо. — Какие-то жалкие вандалы из нас вышли, — говорит он с горьким смешком, подставив лицо прохладному ночному воздуху, а Уинстон смотрит на него и у него сбивается дыхание, от того, насколько же Алекс красив. — Вот так и погибают революции, — поддерживает Уинстон и снова подкидывает баночку с краской.       Они снова оба молчат. И оба понимают, что им действительно стоит поговорить и обсудить все то, что между ними было. Но начинать всегда так сложно. Как вообще начать такой разговор? У Алекса потеют ладони, пока он пытается придумать, что лучше сказать. В итоге его мозг генерирует почему-то самый идиотский вариант из всех возможных. Стэнделл начинает ненавидеть себя в ту самую секунду, как открывает рот. — Я целовался с Чарли, — выдает он и разворачивается лицом к Уинстону, который хмурится и выглядит совершенно потерянно и тоскливо. — То есть это он меня поцеловал. Но я ответил, — зачем-то добавляет он, и, черт, если бы у него была возможность, он бы, не задумываясь, снова выстрелил себе в голову прямо сейчас, потому что Алекс, что ты, черт возьми, несешь, заткнись уже.       У Уинстона в глазах — соленое море печали и боли. Алекс видит, как это море медленно заходится штормом обиды, растерянности и грусти. Внутри как будто расползается огромная черная дыра, намереваясь поглотить его всего без остатка. О, Уинстон, что ты там говорил про вскрытие старых ран? Ха, вот тебе не просто ржавая вилка, вот тебе точенный скальпель на всю длину глубоко под кожу. — Я не… — Уинстон качает головой, сглатывает и правда не знает, что сказать. — Он… тебе нравится? — Я не знаю, — честно отвечает Алекс. — Я не знаю, — совсем тихо повторяет он и опускает взгляд, потому что смотреть на Уинстона вдруг становится слишком больно. — Алекс, — Уинстон замолкает на секунду, чтобы перевести дыхание, — я правда хочу, чтобы ты был счастлив, — слова даются с трудом, сердце бьется в каком-то невероятном ритме, — И если ты… если с ним ты… — договорить просто физически невозможно, кажется, будто горло превратилось в жесткую наждачку, причиняя абсолютную боль при любой попытке выдавить из себя еще хоть слово.       Алекс видит все это, и ему кажется, будто он собственными руками душит что-то очень важное, что-то светлое и прекрасное в них обоих. У Алекса сбивается дыхание. — Прости, — едва слышно шепчет Стэнделл и неожиданно чувствует на носу и щеках пару холодных капель начинающегося дождя.       Уинстон качает головой. Не потому, что он не готов простить Алекса — о, нет, на самом деле он простил бы ему, что угодно. Уинстон качает головой, потому что просто не видит смысла в этом дурацком извинении. Они ведь расстались. Алекс бросил его. И теперь нашел себе парня намного лучше Уинстона. Это вполне закономерный исход. Это ведь все равно когда-нибудь случилось бы, так почему не сейчас? От осознания этого правда почему-то совсем не легче.       Дождь становится сильнее, Уинстон чувствует капли на своем лице и руках, и это немного приводит его в чувства. — Что ж, видимо ваш план с треском провалился. В следующий раз прописывайте план революции заранее, — наигранно бодрым голосом говорит Уинстона и даже пытается улыбнуться, но быстро оставляет эту затею и поспешно отворачивается от Алекса. — Зато фанаты twenty one pilots будут в восторге, — отвечает Стэнделл и поднимает с земли последний баллончик краски, который вытащил из рюкзака.       Уинстон прав, идея разрисовать стены школы полностью пошла коту под хвост. Возможно, если бы Алекс пришел сюда сегодня один, он бы и придумал что-нибудь и разрисовал всю стену, но эгоистичное желание не быть одному в такой момент (и еще более эгоистичное желание увидеть Уинстона), решили все за него. Алекс просто не мог сосредоточится на творящейся в стенах школы несправедливости, пока Уинстон находился так близко и при этом был как будто за сотни миль от него. Это жутко отвлекало, а кончики пальцев почему-то покалывало от фантомного ощущения мягких темных кудрей.       Алекс складывает баллончики обратно в рюкзак, когда до их ушей доносится звук полицейской сирены. — Кажется, нам лучше поторопиться, — на секунду прислушавшись, говорит Уинстон и опускается на корточки, чтобы помочь Алексу с рюкзаком.       И нет, когда их пальцы на мгновение соприкасаются на застежке рюкзака, они оба совершенно точно не чувствуют электрического разряда, пробежавшегося по коже.       Алекс закидывает рюкзак на плечи и едва не падает лицом в асфальт, когда пытается побежать, но все тело простреливает острая боль, напоминая о старой травме. Парень чертыхается и неловко восстанавливает равновесие. Уинстон оборачивается, понимая, что у Алекса какие-то проблемы. На решение проблем нет времени. И на медлительность времени тоже нет. Поэтому Уинстон хватает парня за руку и тянет за собой к тротуару, ведущему вглубь улицы.       Они перебегают пустую дорогу, заворачивают в довольно широкий переулок, выбегают на освещенную фонарями улицу и снова сворачивают, ныряя в темную подворотню. Подобный маршрут они повторяют еще раза три, пока не оказываются недалеко от улицы, где живет Алекс, а вой полицейской сирены не остается далеко позади. Дождь продолжает бить каплями по лицу, волосы становятся сырыми и противно липнут ко лбу. Уинстон уверен, что к ним с Алексом полиция не имеет никакого отношения, но перестраховаться все же стоило.       Они стоят облокотившись спинами на грязную кирпичную стену в переулке и пытаются восстановить сбившееся дыхание. Уинстон так и не отпустил ладонь Алекса, поэтому может чувствовать, как дрожит его рука то ли от адреналина, то ли от холода. Уинстон знает, что должен отпустить его руку и уйти, пока не наделал глупостей, но как же сложно сопротивляться этому глупому чувству внутри. Он устал сопротивляться ему, поэтому позволяет себе нежно провести большим пальцем по тыльной стороне чужой ладони. Ладонь Алекса вдруг напрягается, но он не убирает ее, а только сильнее сжимает замерзшие пальцы Уинстона.       Теперь они стоят настороженные, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Словно какая-то робкая магия мягко кружит вокруг них. Момент растягивается на секунды, минуты, возможно даже не столетия, пока они стоят и просто отчаянно цепляются друг за друга, даже не встречаясь глазами. Вокруг них словно образуется непроницаемый вакуум, отгораживающий их от всего внешнего мира — теперь только дождь еще может пробраться в их уютный хрустально хрупкий мирок. Двигаться и даже дышать действительно очень страшно. Словно одно неверное движение — и все разрушится. Вся магия момента мгновенно сгниет между ними, и они растопчут её, когда будут уходить каждый в свою сторону.       И все же ведь нельзя стоять так всю ночь.       Алекс немного по-другому перехватывает руку Уинстона, переплетая их пальцы, и встает перед ним, почти прижимая парня к стенке. Уинстон удивленно выгибает брови и чуть склоняет голову набок, ждет, что Стэнделл сделает дальше. — Мне не нравится Чарли, — говорит Алекс и наконец встречается взглядом с Уинстоном.       У Уинстона что-то щемит глубоко в груди. Ему хочется поверить в слова Алекса, но что-то шепчет ему на ухо, что еще рано радоваться, что возможно Алекс имеет в виду что-то совсем другое. Поэтому Уинстон только сглатывает и опускает взгляд на их сцепленные руки. — А кто тебе нравится? — хрипло спрашивает он.       Алекс закатывает глаза. — Поцелуй меня, и может быть я расскажу тебе.       О, ладно, вот теперь Уинстон верит в его слова. Он аккуратно расцепляет их пальцы и мягко опускает руку на чужой подбородок. Чувственно проводит большим пальцем по приоткрытым губам, стирая холодные капли дождя с кожи и рассыпая трепетное волнение по всему телу. Затем обхватывает лицо парня ладонями и наконец прижимается губами к чужим губам, сладко целуя. Алекс отвечает сразу, прижимается ближе и обнимает Уинстона за шею. Поцелуй холодный и свежий из-за дождя, горький из-за стольких дней в разлуке и одновременно с этим мягкий и извиняющийся, обещающий, говорящий намного больше пустых слов. Алекс зарывается пальцами в мокрые темные волосы и несильно сжимает их, а Уинстон ласкает языком чужие мягкие губы, иногда игриво проникая внутрь. — Ты, — пытаясь восстановить дыхание, говорит Алекс, упираясь лбом в лоб Уинстона и не отстраняясь от него ни на сантиметр. — Мне нравишься ты. — Долго же ты к этому шел, — улыбнувшись, отвечает Уинстон, мягко поглаживая парня по щеке. — Ой, заткнись, — фыркает Алекс и сам тянется к чужим губам.       Дождь все еще идет, противными каплями мешая двум подросткам. Вдалеке гремит гром, небо освещается редкими вспышками молнии. А Уинстон улыбается в поцелуе и чувствует ответную улыбку.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.