***
— Он сегодня ко второй? — удивлённо поднимает брови Джисон, вытащив изо рта леденец, когда видит зашедшего в лекционный зал Сынмина. — Всегда же к первой паре приходит, ни разу не пропускал. Хёнджин бросает на вошедшего короткий взгляд, но задерживается чуть подольше, не в силах так просто оторваться. Одежда другая. Значит, Сынмин потом всё-таки поехал домой после их... ночи. Хван и сам, на самом деле, опоздал, зайдя в аудиторию на перерыве пары по инженерной графике. В конце концов, Ким улавливает на себе пристальное внимание брюнета, который тут же отворачивается. Нет, он не смутился. Из-за этого педика смущаться? Пфф! Далее, когда шатен проходит мимо компашки шутников, что так любят сидеть с краю, то делает вид, словно они с Хёнджином не знакомы. Знаете, существует такое агрессивное молчание – вот этим от парня сейчас за километр пасло. "Что это? Строит недотрогу? Или, может, обиделся?" — подумав об этом, Хёнджин не смог сдержать усмешки. —... а потом, короче, знаете, что произ... Ты чего? — удивляется Минхо непонятной реакции друга, прервав пересказ сюжета какой-то там сопливой мелодрамы, из-за которой обмочил пару дней назад слезами всю подушку. Снимал стресс после вечных отказов неприступной Лии. — Да так, — отмахивается Хван, закидывая руки за голову и закрывая глаза. Примерно в таком положении обычно он и проводит все пары философии, которая ему, как будущему биотехнологу, нафиг не сдалась. — Шутку одну вспомнил. После окончания занятия студенты расходились кто куда. Минхо и Джисон, как буйволы, сразу же понеслись занимать очередь в буфет, оставляя спящего Хёнджина одного, пока тот сам не проснётся. Но когда это всё-таки произошло, уже никого не было. Один Сынмин стоял прямо напротив и смотрел на него. Хван протёр глаза и с долей испуга и растерянности оглянулся вокруг, понимая, что в зале они действительно остались только вдвоём. — Что это было вчера между нами? Очередная шутка? — выдвигал претензии Ким, пытаясь казаться дерзким и сильным, но голос его всё равно еле слышимо дрожал. После этих слов аудиторию заполнило эхо и ровно одно молчаливое мгновение, подобное тому, которое бывает перед бурей, а в следующую секунду Хёнджин резко подхватил Сынмина за ворот рубашки и прижал к стене, да так, что парень до земли еле касался носочками. Пускай знает своё место и к кому лезет, а то больно смелый. Но тут в голове нежданно-негаданно пронёсся ещё один отрывок вчерашней ночи, когда Хван, как и сейчас, прижимал это дрожащее тело к стене. Вот только Сынмин был раздет, и вдавливался Хёнджин в его шею далеко не руками, а губами, кусая и оставляя красные до черноты засосы. Вероятно, длинный ворот водолазки скрывал именно эту поляну "цветов". — Да понял я, понял, что это действительно было! — зажмурившись, Хван затряс в разные стороны головой. — Сколько, чёрт возьми, я ещё вспомню всего этого дерьма? Сынмин лишь молча наблюдал за тем, как парень разговаривал сам с собой, и растерянно бегал по юноше взглядом, боясь представить, что тот мог сделать с ним дальше. — Слушай меня сюда, — Хван поднял голову и пугающе посмотрел прямо в глаза одногруппнику. — Если хоть одна душа узнает, что произошло вчера, — Хёнджин сделал паузу, за которую Ким отчётливо ощутил, как терпко дыхание брюнета прожигало кожу, — тебе не жить. — Но ведь это ты заставил меня вчера... — Не важно, — рот Кима был тут же запечатан ладонью, — что я говорил вчера и что делал. Да у меня даже девушка есть, ублюдок ты конченый! — подбородок Хвана рефлекторно выпятился вперёд вместе с криком, который, однако, затем резко сменился на сиплый шёпот: — А ты мне сейчас тут намекаешь, что я педик?.. Сынмин ничего не отвечал и лишь с трудом сглатывал. Горло было передавлено слишком сильно. — Не было. Никакой. Ночи. — вдавливая Кима с каждым словом сильнее в стену, прочеканивал Хёнджин на ухо, а затем вновь устрашающе посмотрел в испуганные глаза своей жертвы. — Усёк? Парень закивал, как болванчик, лишь бы его поскорее отпустили и дали вдохнуть воздуха, столь необходимого ему сейчас с точки зрения физиологии. — Чтоб глаза мои тебя больше не видели, — Хёнджин резко убрал от шеи Сынмина руки и брезгливо отряхивал их по дороге из аудитории, как он обычно выражался, чтобы "пидорами не воняло". Ким опустил давящий на горло воротник и потёр красную шею, на которой помимо полос от рубашки выглядывали те самые синяки. Если так подумать, то парня действительно только что чуть не задушили. Но что это изменило? Сынмин задавался вопросом, стало ли легче Хёнджину от того, что он запугивал сейчас, хотя вчерашней ночью всё случилось именно по его инициативе. Факт произошедшего оставался фактом, так же как и засосы на шее — засосами.***
Неделя сменялась следующей. Солнце становилось жарче и напекало всё: макушку, спину и особенно задницу. Студенты ходили в университет. Казалось бы, всё продолжалось как обычно, но кое-что очень маленькое в сценарии мирских будней всё же поменялось. Минхо и Джисон по-прежнему строили свои козни, задирали бедного Кима и, мастеря унизительную ситуацию, ожидали, как всегда, отменной шуточки от друга, но её из раза в раз не следовало. Хёнджин перестал шутить над Сынмином. Он просто проходил мимо парня, минуя щенячьи глазки Кима и ту помойку, в которую друзья его бывшего полового партнёра ежедневно окунали. Точно также больше игнора стало прилетать с его стороны в огород Йеджи, которая так усердно занималась разработкой их будущего "семейного гнёздышка", и от этого только сильнее бесила. Хёнджину хотелось свободы, больше воздуха и непредсказуемого будущего, а не огораживающего от мира забора их будущей дачи. К конце концов, их разговоры практически свелись на нет, и Йеджи командирским тоном потребовала объяснений, в качестве которых Хван лишь закатывал глаза и откладывал всё на "потом". Он никогда себя так не вёл. Настроение его никогда доныне не валялось в такой канаве с табличкой "отъебитесь все". — Хёнджин-а! — окликнул парня староста группы Бан Чан, подойдя к нему в гардеробе после пар. — Вы же с Сынмином вроде в одном районе живёте. Будь другом, передай ему, — пепельноволосый в спешке всучил какие-то бумаги в живот ничего не понимающему брюнету. — Он должен переговорить с родителями, а завтра утром всё подписать и отдать в деканат. Это срочно. — Так пускай эта Черён... или как её там... передаст ему, — мялся Хван, которого перспектива хоть как-то взаимодействовать с Сынмином совсем не радовала. На лице маска пофигиста и лентяя, а сердце, как не своё, отбивало испуганные удары по рёбрам не понятно из-за чего. — Она уже ушла. Господи, да все ушли, — прыснул смешком парень, говоря очевидные вещи. — Один ты опять заснул на философии. — Ну-у, — протянул Хван, оттягивая время чтобы придумать новые отговорки. Староста подошёл ближе к Хёнджину и похлопал его по плечу. — Слушай, я знаю, что в душе ты хороший парень, — теперь уже отдаляясь с каждым шагом, улыбался Чан. — Рассчитываю на тебя! — а затем и вовсе побежал куда-то по своим делам. Вечно занятой. — Да я ведь даже не твой зам. Айщ! — в секундной истерике размахнув руками в разные стороны, поворчал Хван, а затем резко успокоился и вовсе заныл, почти готовый расплакаться. — Ну, почему именно я, а?!..***
По указанному в документах адресу парень пришёл в дом Сынмина и стоял у него под дверью уже где-то минут двадцать, ловя вертолётики. Там вот, в углу, полз таракан, а вон там половица сломана. Уборщицы явно халтурили, потому что лестница вся была в чьих-то грязных следах, а перила – в жвачках. Зато окна чистые и все лампочки работают. Увлекательно, не правда ли? Кто знает, сколько бы ещё Хван мял титьки, как последняя девственница на планете, если бы в один момент, как мужик, не нажал на звонок. За дверью послышалось шевеление и шорканье тапочек, в то время как Хёнджин до последнего подумывал о том, что сбежать не поздно. Судя по остановившимся шагам и долгому молчанию, Сынмин пребывал в шоке от того, кто к нему наведался. — Ну, давай быстрей! — не выдержав, прикрикнул Хёнджин. — Ч-что ты хотел? — открывая дверь, удивлённо смотрел на одногруппника Сынмин. — Вот, — брюнет выбросил в парня бумаги. — Чан просил передать. Завтра утром отдашь в деканат. — А, — парень увлечённо принялся рассматривать документы, а затем, вспомнив, что рядом всё ещё находился "доносчик", поспешил отпустить его. — Хорошо, спасибо, что передал. Что ж... Но Хёнджин продолжал стоять и смотреть на Сынмина, не двигаясь с места и не шевелясь. Слишком увлёкся Кимом. Опять. Его хвостик из чёлки, испачканный фартук и кусочек какого-то крема рядышком с губой, (что особенно не давал покоя Хвану), выдавали Сынмина за кого угодно – младшую сестрёнку, любящую жену, повара-кондитера, в конце концов, но точно не того, кто может выебать в анал. — Что-то ещё? — вопросительно поднял бровь Ким. — И вот ты?.. Меня?.. В жопу?.. — пословно выделял брюнет, попутно показывая на перечисляемых пальцем, а затем помотал в разные стороны головой, словно это всё ему просто померещилось. — Но ты сам меня попросил... — мямлил Ким, от смущения не глядя на парня, и убрал руки за спину. — Сказал не быть нежным и отыграться за все шутки. — Забыли, — закрыв глаза, Хван махнул рукой, не в силах дальше слушать этот правдивый, но всё же трэш. — Ну, тогда я пой... — кивнул в знак прощания и окончания диалога Ким и уже начал закрывать дверь, как произошло нечто весьма неожиданное. Хёнджин, отодвинув с дороги шатена, ворвался в квартиру и пошёл куда-то, где можно сесть. Этим местом оказалась кухня. На столе лежал пирог, который, судя по всему, и делал Ким. Им надо было поговорить – сейчас парень и сам это осознавал и просто не мог держать всё в себе. Сынмин последовал за ним и, не переставая удивляться, вопросительно смотрел на брюнета. — Мы расстались, — бросил Хван, глядя куда-то в сторону. Сынмин дрогнул. Он не был уверен, почему Хёнджин говорил это именно ему и как себя вести в такой ситуации. Они не ладили, потом переспали, а теперь Хван делится своими переживаниями о девушке с ним. Это означает, что они стали друзьями? Или что? Сынмин сел рядом на соседний стул. — Из-за чего? — самый банальный вопрос, который только мог задать Ким. Однако он был не уверен, что ему можно знать ответ. Хёнджин молчал. Он боялся говорить правду, ведь если скажет это вслух, то окончательно и бесповоротно признает. Сынмин нерешительно потянулся ладошкой к руке одногруппника и мягко накрыл сверху. Он не знал иного способа, как ещё мог утешить парня. Ему было больно видеть, как этот псих, приносивший ему всегда только страдания, страдает сам. Чертовски больно и грустно вместе с ним, пускай он даже не знал причины его мук. Так ли обязательна эта причина, чтобы сочувствовать, заботиться или любить? Брюнет же хоть и делал вид, что происходящего не замечает, но внутри у него всё взрывалось и скручивалось. Он старался этого не чувствовать. Но... разве можно не чувствовать? Тем более когда рядом он. Этот чёртов. Маленький. Миленький. Щеночек. Хёнджин ненавидел себя за то, как называл его у себя в голове. Ненавидел за то, что хотелось прижаться к шее этого парня и плакать. Ненавидел своё сердцебиение, которое разрывало ему грудь, как бешеная сука во время течки. Он всего Кима ненавидел оттого, что безумно хотел. Рука Сынмина начала мягко поглаживать пальцы Хвана. Так они просидели где-то полчаса, каждый думая о своём. Но если мысли Сынмина были ангельским подобны, то мысли Хёнджина скорее очерчивали в нём дьявола во плоти. — Ты спросил, из-за чего мы расстались? — вдруг подал голос Хван, разорвав натянутую струну тишины между ними. Сынмин повернулся лицом к парню, который продолжал смотреть куда-то, но не на него. А в следующее мгновение глаза Кима расширились, пульс подлетел в разы, дыхание прервалось. Он действительно прямо сейчас чувствовал, как губы Хёнджина сминают его собственные? Как этот парень впивается ими, покусывает и так непристойно и нетерпеливо лезет своим языком внутрь? Хван стал напористее, прижав Кима спиной к стене, отчего тот почувствовал жгучую боль от будущего синяка на позвоночнике, но также осознал реальность происходящего. Стул, на котором сидел Ким, с грохотом упал. Хёнджину не давало покоя, что в прошлый раз именно его трахнули в жопу. Е. Г. О. Короля дерзости и великолепия Хван Хёнджина, понимаете? Да и к тому же кто сделал это с ним? Какой-то там щеночек, что был в разы меньше и слабее его самого. Оторвавшись от губ с привкусом крема, Хёнджин дал сделать несколько глубоких вдохов себе и Сынмину. Да, это было то самое чувство, не так, как с Йеджи. Оно сносило крышу основательно и заводило каждую клеточку тела. Сердце стучало, как бешеное, а ширинка джинс с трудом справлялась со своей задачей. Хван мягко обвил ладонями шею Сынмина, упёрся своим лбом в его, а чуть позже посмотрел таким тихим откровенным взглядом, в котором были смешаны фунт неконтролируемого вожделения, килограмм нежности и щепотка страха быть отвергнутым после всех издевательств и шуток. Прямо сейчас Хёнджин ненавидел себя за всю боль, которую наносил ничем не провинившемуся человеку. Но, как ни странно, Сынмин не был зол, смущён или напуган. Он точно так же смотрел, с тем же вожделением и нежностью, как будто где-то в глубине души не прекращал надеяться, что их отношения когда-нибудь смогут перейти на нешуточный уровень. Он смотрел с любовью, которая всегда была в его взгляде, но которую Хван просто не понимал. Да и как такое можно понять? Они ведь парни. Хёнджин взял руку Кима, потащил его в спальню и швырнул на кровать, буквально набросившись сверху и начиная покрывать любимую кожу, о которой неприлично много мечтал в последнее время, поцелуями, поцелуями, поцелуями. Потому что не мог больше терпеть. Потому что не мог больше жить без него.***
После той бури, что происходила в кровати, двое лежали и наслаждались штилем. Хёнджин лежал на обнажённой груди Сынмина головой, очерчивая на его коже какие-то только ему известные рисунки подушечкой пальцев. Ким то и дело смеялся, потому что ему становилось щекотно, на что Хван также улыбался, но продолжал свои маленькие пакости. На самом деле, Хёнджин о многом сейчас думал и был очень погружён в себя. Он переживал непростой процесс принятия себя таким, какой он есть, ведь то счастье, что он испытывал сейчас, стоило гораздо больше глупых стереотипных шуток, от которых общество, к сожалению, не избавится ещё многие годы. — Прости, но я не могу это контролировать, — наконец, сказал Хван, почувствовав, что должен это сказать и оправдаться перед всеми. Сынмин какое-то время помолчал, а затем с теплотой и заботой посмотрел вниз на Хёнджина, своей мягкой ладонью повернув лицо парня к себе. — Тебе не за что извиняться, — и поцеловал со всей трепетной нежностью, которую испытывал к своему теперь уже личному шутнику.