Сонная мозаика

      Питер снова слышит в коридоре чей-то громкий возбуждённый трёп и понимает, что сейчас опять придётся собирать свои вещи, выкидывать послеобеденный мусор и идти искать себе другое место, чтобы продолжить готовиться к контрольной в тишине и спокойствии. Если второкурсники пришли так рано, то шум теперь будет стоять на весь этаж, а значит, надо идти искать себе пустую аудиторию где-нибудь на четвёртом. На третьем ремонт и грязно. Он медленно и печально собирает вещи, мысли затихают где-то между усталостью даже думать и при этом желанием начать раздражаться и про себя возмущаться наглостью и невоспитанностью некоторых отдельных личностей со второго курса.       На плечо с хлопком ложится чужая широкая ладонь. Внезапно. Питер вздрагивает и морщится — он не любит чужие прикосновения, да ещё такие развязные. Но не пытается возражать.       — Эй, привет, — с улыбкой заявляет Тони.       Один из самых ярких и заметных парней со второго курса, знакомый в первую очередь по огромному количеству трёпа в общем чате первокурсников и по постоянному ржачу в коридорах. В начале года в общежитии часто объяснял народу задачи по физхимии, потом перестал, когда все первокурсники втянулись. Сам при этом на парах появляется редко, посещает по сути только несколько предметов, но при этом всё знает, учится, если смотреть по оценкам, идеально. А как у него так получается — непонятно. Постоянно с кем-нибудь тусит, дружит чуть ли не со всем миром, а ещё говорят, что он местный на самом деле, да только его отец выгнал из дому за какую-то серьёзную лажу, вот он и живёт в общаге. Или наоборот, что сам Тони психанул и свалил от отца по неясным причинам. Домашнему мальчику Питеру обе версии казались одинаково невероятными. Особенно последние полгода… Но это всё же было не его дело. И сплетнями этими он особо не интересовался, так, слышал просто. Это ведь всего лишь сплетни, да и то, о студентах сплетни узнавать очень скучно, куда интереснее — о преподавателях, но Питеру и до преподавателей никогда не было никакого дела. Только вот всё, что он знает о Тони — вот эти вот обрывки, трёп в чате и слишком громкие разговоры в коридорах.       Поэтому рука на плече, неожиданно короткое, некомфортное расстояние между ним и этим парнем, сам тот факт, что Тони к нему зачем-то подошёл — были чем-то очень странным, неожиданным и отчасти пугающим. До этого они не пересекались вообще. Разве что иногда Питер замечал на себе взгляды чуть более долгие, чем того требовал беглый осмотр помещения, но не считал это ненормальным — второкурсники, да и все старшие, ими очень интересовались, как будто приценивались, особенно поначалу. Да и Питер скорее считал, что ему просто кажется.       — Привет, — неуверенно поздоровался он, пытаясь вежливо и аккуратно выбраться из-под большой ладони. Да, именно выбраться — весь Тони создавал ощущение чего-то нависшего, придавившего Питера к полу. Он не пугал и не то чтобы сильно давил, нет, но всё равно было некомфортно. Очень не хотелось показать недовольство, поэтому Питер очень старался выбираться осторожно, но всё казалось, что осторожности этой недостаточно, и он абсолютно точно сделает Тони неприятно. Дурацкая это привычка — бояться сделать что-то не то по отношению ко всем подряд, что бы ни происходило.       — Можно мне кое-что погуглить? У меня телефон разрядился просто, — с улыбкой спросил Тони.       Всё? Серьёзно, ему нужно только это? Всего лишь быстренько воспользоваться ноутбуком? Отсутствие чего-то неожиданного или пугающего почему-то показалось Питеру странным и… как раз именно что пугающим. Он даже сам себе удивился, осознав это — умом он понимал, что Тони определённо не мог сказать или сделать что-то нехорошее, ему это было совершенно незачем. То ли паранойя, то ли глюки от недосыпа, да уж. Ну, или он куда сильнее не любил прикосновения, чем сам от себя ожидал.       Питер выкинул из головы лишние усталые глупости, кивнул и посторонился, пропуская Тони к компьютеру.       — Да, конечно, — только и сказал он.       Отошёл выкинуть незамеченную ранее банку от энергетика, а заодно и забрать куртку, вернее, выкопать её из кучи других. В этом корпусе не было гардероба, а единственная в аудитории вешалка была слишком маленькой, из-за чего этот угол и парта в нём вечно превращались в мягкую свалку верхней одежды, падающей с переполненных крючков. В начале семестра Питер часто сидел как раз за этой партой, но чем холоднее становилось на улице, тем меньше на парте оставалось места, а на мягких чужих вещах так и тянуло поспать. Куртка, как обычно, искалась долго, и когда Питер вернулся, Тони уже открывал уже третью статью в сайхабе, что-то увлечённо обсуждая со стоящими рядом однокурсниками. И почему он, интересно, не попросил помощи у них? Вряд ли из всей его компании ни у кого не осталось ни одного технического средства.       — Я же говорил! — радостно сообщил Тони непонятно кому, указывая на схему в статье. Высокая девушка, которую Питер не запомнил, ткнула алым ногтем куда-то в низ экрана и пару раз повела пальцем, без слов прося парня промотать пониже. Он же нахмурился и вчитался чуть внимательнее.       Сейчас не хотелось ни о чём задумываться, но Питер почти против воли уловил несоответствие: это ведь Тони, который редко появляется на парах, занимается вместо учёбы непонятно чем… и при этом реально интересуется чем-то по химии. Реально интересуется, по-настоящему — парень выглядел слишком вовлечённым в чтение и обсуждение, чем если бы просто искал что-то для домашнего задания. То есть, может, это и было для домашнего задания, но ему в любом случае было интересно это узнавать. Но ладно. Не его, Питера, дело, тем более, что сам он не очень понимал, о чём они говорили — на первом курсе ещё не было органики, а его познаний из школьного курса не хватало. Он лишь продолжил собирать вещи, а потом — терпеливо ждать, пока второкурсники закончат.       Они, впрочем, свои химические изыскания завершили довольно быстро, и разошлись, вернее, рассредоточились по аудитории, продолжая обсуждать уже что-то другое.       — Спасибо, — кивнул ему Тони, вставая. Задумчиво оглядел стол, на котором уже не было ничего, кроме ноутбука, и посмотрел на Питера слегка осуждающе. — Учёба не должна стоить таких усилий.       — Спасибо, но я сам разберусь, что для меня чего стоит.       Питер не относился ни к кому предвзято, не испытывая явной неприязни даже к тем, кто на неё активно напрашивался, да и вообще был довольно безразличным существом. Но у всего есть свои границы, и вряд ли в эти границы так легко может вписаться ситуация, когда человек с идеальной успеваемостью, раз в полгода появляющийся на парах, упрекает в излишнем старании того, кто не обладает подобными способностями… или, как бы ни хотелось ни в чём его не подозревать, быть может, не способностями, а возможностями. В любом случае, не всем всё легко даётся. Не всем! Даже силы на злость вдруг где-то смогли найтись. Но ещё больше пришлось их найти, чтобы злость эту не показывать. Не ссориться же из-за пустяков с едва знакомым парнем, который, кроме пары слов, ничего плохого и не сделал.       — Надеюсь, и правда разберёшься, — легкомысленно улыбнулся Тони, мазнув ладонью Питеру по волосам, как будто хотел то ли потрепать их, то ли поправить, но так и не решил, что именно сделать. Снова захотелось отдёрнуть голову. — Уже уходишь? Перерыв же только начался, ты можешь сидеть здесь ещё полчаса.       Кажется, этот парень действительно просто не умел остановиться.       — Могу. Но здесь становится слишком шумно.       Питер просто поскорее ушёл из аудитории, не желая продолжать разговор, который всё грозил перейти в ссору.       И всё же, что-то в произошедшем казалось странным.       В чём странность, и почему эта встреча казалась такой нелогичной и непонятной, Питер так и не решил. Но ни с того ни с сего обнаружил в самом себе другую странность, показавшуюся более волнующей — ему бы выкинуть этого Тони из головы и продолжать себе жить спокойно, но почему-то он стал всё чаще замечать этого малоприятного второкурсника рядом с собой. Именно замечать — они с Тони больше никак не общались, но он почему-то часто попадался на глаза, и почему-то всегда обращал на себя внимание Питера, ничего для этого не делая. Вернее, это Питер обращал на него внимание — вроде бы и не задумывался о нём, и уж точно специально его не искал, но всё чаще и чаще взгляд как будто бы сам задерживался на этом странном парне дольше, чем надо было и чем хотелось бы, и если даже Тони находился в какой-то толпе или далеко, Питер всё равно немедленно находил его, сам того не осознавая. Он всё больше удивлялся сам себе. Каждый раз, когда они встречались в коридорах, вроде бы безразлично проходя мимо друг друга, Питер всегда замечал Тони — а Тони, кажется, всегда обращал внимание на Питера. Когда ты просто куда-то идёшь, неважно, куда, и не настроен разглядывать всех подряд и созерцать окружающий мир вообще, ты же не можешь потом вспомнить, кто шёл тебе навстречу в каком коридоре, если все, кто где-то там шёл, тебе абсолютно точно безразличны… правда?       Питер знал, что правда. И правда эта его не вдохновляла.       Было в этом парне что-то… неразгаданное. Вроде бы обычный совсем, студент как студент, парень как парень, не самый приятный и всё ещё по сути незнакомый, но при каждом взгляде на него чувствовалось что-то ещё, что-то более глубокое, чего, как иногда казалось Питеру, там, внутри, просто не могло быть. Не какая-то тайна, пожалуй, нет, а… как будто Тони был больше, чем хотел казаться. Как будто в нём внутри было какое-то дополнительное измерение, содержащее часть Тони. И это измерение звало, будто бы манило, будило что-то родственное и близкое в самом Питере, и хотело, можно сказать, с этим родственным и близким познакомиться. Как будто и в самом Питере было что-то, чего он в себе найти не ожидал.       А вскоре начало казаться, что познакомиться захотел сам Тони, безо всяких философских рассуждений о душах, глубинах и измерениях. Но именно казаться — развязный, компанейский и лёгкий на подъём Тони, если желал познакомиться, обычно сообщал о своих намереньях сразу, начиная со слов «привет, я, короче, Тони Старк, и я тут подумал, что ты…» и с руки на чужом плече, привычного ему дружеского жеста. А с Питером он вёл себя почему-то совсем по-другому. Постоянно выдумывал всякие сомнительные предлоги, чтобы подойти и пристать вроде бы не просто так, а по делу. Это выглядело довольно неуклюже — Тони Старк всё же был Тони Старком, и что-либо делать аккуратно и достаточно корректно попросту не умел — и это ну совсем никак не вязалось с его образом. Это немного нервировало.       Вообще-то, трудно отрицать, что Тони Питера вполне себе бесил. Не то чтобы сильно (хотя, наверное, он просто не умел беситься сильно) и не то чтобы постоянно, но всё же. Обычно Питер, спокойный, милый и тихий, старался относиться ко всем окружающим ровно и хорошо, уверяя себя в том, что ни одного человека невозможно узнать полностью, ни про кого нельзя понять, чем на самом деле вызваны его поступки и что повлияло на его поведение, и вообще, все люди на самом деле существа хорошие, а что не все такие, как он, Питер, — так это не повод не любить за это, в каком бы смысле и в какую бы сторону они ни отличались. Но, как себя ни убеждай, а с благостным смирением относиться к Тони не получалось. Он в последнее время стал куда менее грубым, куда более тихим, и даже казался теперь аккуратнее, но это всё равно немногое меняло. Он всё ещё был самым шумным отвлекающим фактором, везде, где бы он ни появился, становилось невозможно делать что-то осмысленное, а переутомлённый разум, и без того требовавший отдыха, всё более неприятными способами отказывался воспринимать реальность, считая это бессмысленным в присутствии столь сильной помехи. Тони же, казалось, всё время только и делал, что отдыхал, а оценки у него при этом были абсолютно идеальными. Неоправданно идеальными. Не завидовать не получалось… ну, никак. Сам Питер над учёбой практически подыхал, уже даже не подбирая энергетики по вкусу (не пытаясь найти менее противные, он их вообще все терпеть не мог), он уже просто не чувствовал ничего, а когда спал, то ему снились домашние задания или контрольные, которые он во сне всегда заваливал, и о том, что такое свободное время, он уже почти забыл. Он всё яснее и яснее видел, что недостаточно умён и что надо было выбирать учебное заведение попроще, или вообще идти работать. Не завидовать не получалось, равно как и не чувствовать почти детской обиды, когда присутствие Тони раз за разом мешало ему учиться.       Но — в Тони всё ещё оставалась та манящая загадка, и о ней не получалось надолго забыть.       Следующее странное их пересечение случилось, когда Питер заснул на физике. Был перерыв, и для первого курса физика кончилась, а для второго сейчас должна была начаться, и зачем-то пришедший Тони его разбудил. Не громкими разговорами, как, наверное, следовало бы ожидать, а специально, ласково потрепав по волосам. Питер немедленно вскочил и захотел просто умереть на месте — заснуть на физике, на первой парте прямо перед преподавательским столом… да ещё и этот нежничает и лыбится! Было мучительно стыдно, противно от самого себя и вместе с тем жутко неприятно от того, что разбудил его именно Тони. Даже если бы разбудил препод, было бы лучше. Нет, ничего такого случиться не могло — преподаватель был очень добрым, но вот как раз от этой его доброты становилось ещё более стыдно.       — У вас же сегодня только две пары? — спросил Тони, задумчиво его рассматривая.       Физика была второй.       — Две, — зло сказал Питер. — Спасибо, — добавил он, потому что за побудку, наверное, поблагодарить следовало.       — Отлично, — Тони как-то странно улыбнулся. — Давай-ка я провожу тебя домой, а то отрубишься ещё в транспорте… где ты живёшь?       — Спасибо, я однозначно способен вернуться домой сам.       Это заявление было почти шокирующим. С чего бы Тони, с которым они всё ещё, несмотря ни на какие старания (если Питеру не казалось, и они действительно были), так и не познакомились нормально, провожать его куда-то? Впору было даже заподозрить его в наклонностях маньяка, пусть и выглядело такое предположение ещё более бредово, чем сама эта ситуация.       — После какого-то количества — и после определённого уровня усталости — энергетики действовать перестают. Не говоря уже о том, как они влияют на организм… ну, это ты и сам прекрасно знаешь, и на это тебе явно наплевать. Доводить себя до подобного — так себе идея, а если потом ещё грохнуться в обморок на улице, то что угодно может случиться.       Тони говорил очень возмущённо. Как будто его и правда это всё волновало.       Питер и сам уже понял, что довёл себя до чего-то не того. Лекции по физике всегда были живыми и интересными, на них никогда не требовалось напрягать внимание или вникать с трудом, наоборот, обычно не получалось отвлечься, даже если хотелось. И поэтому заснуть на физике на первой парте прямо перед преподавательским столом… Просто вчера было контрольная, а сегодня, то есть, вчера в полночь, — дедлайн по домашнему заданию. Да, возможно, он был неправ. Хотя признавать это не хотелось.       — У тебя же пара. Сейчас.       Только что проснувшийся и при этом совсем не выспавшийся разум не был способен придумывать какие-либо разумные аргументы, и всё, что приходило в голову, было дурацким и бездейственным. Разве какая-то там пара может помешать Тони? Питер прекрасно знал, что плевать он хотел на любые пары, но ничего получше в голову не приходило. Думать получалось только о том, как хотелось бы лечь обратно на парту, как хотелось бы перестать стараться держать голову ровно и какими колючими ощущаются ресницы.       — Это, боюсь, не мои проблемы, — всё ещё сердито ответил Тони. — Собирайся.       Преподаватель, как назло, куда-то вышел. А перерыв близился к концу, и Питера здесь быть уже не должно было. Он послушался, надеясь, что Тони надоест, и он отвяжется хотя бы по дороге.       Этого не случилось. Всю дорогу они молчали, и Питер чувствовал себя всё хуже и хуже, отчаянно хотелось спать и всё труднее становилось хоть на чём-то сосредоточиться. И поэтому Питер и сам не заметил, как неожиданный доброжелатель зашёл вместе с ним в квартиру.       Питер жил один. Полгода назад он остался полностью без семьи. И с тех пор в этой квартире, вроде бы небольшой, но для него одного — огромной, пустой и неуютной, не бывал никто лишний. После похорон разве что заходили какие-то дальние родственники, показательно сочувствовали, но решили, к счастью, что от почти чужого Питера им ничего не нужно. Питеру от них — тем более. Они тогда быстро уехали. Он постоянно чувствовал себя одиноким в этом месте, и не любил бывать дома. Приходил сюда по сути только на ночь, днём предпочитая учиться в библиотеке или в какой-нибудь пустой аудитории, благо, никто его оттуда не гонял. И он совершенно не ожидал, что кого-то так просто сюда приведёт.       Хотя Тони он, конечно же, не приводил. Тони пришёл сам, причём сделал это так спокойно и естественно, как будто не видел в этом ничего необычного. Хотя, наверное, для него в этом и не было ничего необычного — он же Тони, мать его, Старк, он же весь из себя сверхсоциализированный, тусит со всеми, с кем ему тусится, и наверняка привык заваливаться в гости ко всем своим многочисленным друзьям.       Неожиданная злость как поднялась, так и опала, и Питер после этой вспышки только почувствовал себя ещё более опустошённым.       — А где все? — буднично спросил незваный гость, оглядываясь.       И от неправильности, какой-то глупой сюрреалистичности происходящего и от непонятной противной обиды у Питера всё поплыло перед глазами.       Очнулся, — вернее, проснулся, — он вечером. За окном были уже сумерки. Конечно, он ни разу не успел выспаться и уж точно не чувствовал себя хорошо, но у него часто вот так бывало — после долгого отсутствия сна он мог проспать всего несколько часов, потом просыпался, что-то делал, что-то обычно ел, и уже лишь потом мог лечь спать по-нормальному, на всю ночь.       Он встал и пошёл на кухню, и тут только вспомнил, что он в квартире не один. Вернее, вспомнил, как так получилось, а гостя увидел своими глазами. Тони спокойно сидел с ноутбуком у него на кухне, что-то читал. Это было как-то странно, но не сказать чтобы неправильно или неприятно, а краем глаза Питер отметил то, что лично у него с Тони почему-то не вязалось — он ничего не пил, не ел, ничего не трогал, не разбросал вещи по столу, и вообще кухня выглядела так, как будто он пришёл, сел и так и сидел на одном месте всё это время, не прикасаясь ни к чему из того, что не должен был трогать. Питер запоздало осознал, что так, скорее всего, и было, и ему подумалось, что он о Тони слишком плохого мнения, раз ожидал чего-то иного. Но почему-то за это не получалось себя винить.       Тони услышал шаги, обернулся и вниматьельно на него посмотрел.       — Неужели выспался? Ни за что не поверю.       — Нет, просто проснулся. Я… Извини.       О да, конечно, теперь бы ещё начать извиняться. Сам влез не в своё дело, сам припёрся, сам не привёл его в чувство, не разбудил, не заставил выпроводить из квартиры и сам остался печально сидеть на этой дурацкой кухне, но извиняться, конечно же, хочется Питеру, ага, да. Он годами старался избавиться от отвратительной привычки перманентно извиняться, всех благодарить и молчать, но теперь вот эта привычка почему-то вдруг дала о себе знать.       — Тебе надо больше отдыхать.       Да, а ещё Питер терпеть не мог чужие нравоучения, особенно на какие-то подобные темы. Но опять ничего не сказал, то ли в силу всё той же дурацкой привычки, то ли в силу никуда не ушедшей усталости.       — Ты же даже не обедал, да? Давай…       — Нет, не надо. Ты же ночью будешь спать, правда?       Питер почувствовал себя полным идиотом. Ведь он действительно потерял сознание, и это действительно могло случиться раньше, чем он сам мог бы дойти до дому. А теперь Тони ещё и беспокоится о том, будет ли он ночью спать. Это было ужасно неприятно, разъедало гордость и вновь пробуждало обиду, но вместе с тем подобная забота будто бы согревала.       — Буду, — честно согласился он. — А…       И замолчал, наткнувшись на странный, очень внимательный взгляд Тони.       — Я тебе не нравлюсь, да?       Вопрос застал его врасплох и заставил мучительно покраснеть, отвести глаза. Да, Тони ему не нравился, и да, ему много раз хотелось до Тони эту мысль донести, и чаще всего в довольно грубой форме, но он не мог представить себе, что однажды ему придётся отвечать на прямой вопрос.       — Ну… Нет, ничего такого…       — Нет, — парень смотрел прямо и уверенно, и на самом деле знал ответ, — я тебе не нравлюсь. Ты можешь сказать, почему? Я не обижусь на любой ответ. Честно.       Питер оказался в ловушке.       Он не мог начать переубеждать Тони, не мог солгать ему, но при этом отчаянно пытался и — о ужас — всё никак не мог сформулировать правду так, чтобы она звучала не слишком жалко, не слишком глупо, достойно, как ему казалось, внимания Тони.       — Ничего такого, правда… Ты… Мне просто с тобой некомфортно, и всё. В этом нет ничего такого, и я…       — А что мне нужно сделать, чтобы тебе было со мной комфортно?       — А зачем ты спрашиваешь? Почему?       Лучшая защита — это же, вроде как, нападение, да? Питер уже ни в чём не был уверен, ему уже никакие слова не казались уместными, но он всё же хотел это знать.       — Потому что я хочу, чтобы тебе со мной было комфортно.       — А почему ты этого хочешь?       Кажется, это нападение, неважно, насколько оно было уместным, честным и вообще приемлемым, всё же возымело какой-то эффект. Тони явно не собирался отступать, но попытался перевести тему:       — У тебя проблемы с учёбой, так? Давай я буду тебе помогать и заниматься с тобой, а ты будешь больше отдыхать. Я правда этого хочу.       — Зачем?       Не то чтобы Питер умел быть настойчивым… но он честно старался.       Тони отвёл глаза, задумался, нахмурился… но потом всё же твёрдо сказал:       — Ты мне нравишься. Я на тебя запал. И я хочу постараться и тебе понравиться тоже.       И Питер с удивлением осознал, что эта мысль у него не вызвала никакого отторжения. Она была странной, неожиданной, но… не неприятной. И не… и не неправильной. Было странно о таком думать, но… как будто это признание было некоторым кусочком огромной мозаики, который, встав на своё законное место, вдруг изменил всю картину, превратив её из отвратительной в своей незавершённости во что-то красивое, в настоящий предмет искусства.       Питер задумался… и неожиданно для самого себя сказал:       — Знаешь… я постараюсь сделать так, чтобы и ты мне понравился тоже. Правда. Постараюсь.       Тони встал, медленно подошёл к нему. Всё так же медленно, осторожно обнял, и теперь Питеру это не казалось неприятным, только непривычным.       — Спасибо, — в голосе слышалась улыбка. — Но теперь ты пойдёшь спать, хорошо?