***
У Савады Тсунаеши не было друзей. Таких, которых можешь позвать в гости с ночевкой, посидеть в кафе, даже просто погулять… Тсуна был неудачником. Никчёмным отбросом. А в начальной школе к этим прозвищам добавилось ещё и более чем однозначное «псих». Ведь пусть обычных друзей у него действительно не было, имелся друг невидимый. Тсунаеши ещё из аниме и фильмов, да и с подсказок этого самого друга знал, что о таком распространяться не следует. То, что в детском саду принималось за наивные детские фантазии, в более старшем возрасте могло стать реальной проблемой. И стало. Здесь оговорка, там взгляд вникуда — задирам много поводов не нужно. В конце концов, он и правда был психом. Нормальные люди не разговаривают с воздухом. Нормальные люди не предчувствуют угрозу ещё до видимых её проявлений. Нормальных людей не отвергает общество, правда? Мальчик пытался игнорировать собственные ощущения, закрываться, не отвечать. Делал все, что угодно, лишь бы быть самым обычным ребёнком. И начал падать. Ноги переставали слушаться, путались, заставляли падать на землю. А перед самым носом могла пронестись машина, упасть тяжёлая ветка или сосулька. — Тсу-кун, как же так, — качала головой мама. — Тебя словно дух-хранитель оберегает. Будь осторожнее! Какими-то глупыми стали казаться все обиды. Тсуна плакал и извинялся, а невесомая ладонь гладила его по голове, и в душе воцарялось спокойствие. А спустя пару лет в его жизнь ворвался Реборн.***
— Гиперинтуиция? Пугающе умные глаза на детском лице смотрели не моргая. Тсуну передернуло: он уже успел пожалеть о вырвавшемся вопросе, но то, что описывал Реборн, звучало так знакомо… — Да, ею обладают все боссы Вонголы. Что тебе непонятно, Никчёмный Тсуна? Любопытство победило страх, да и сама причина этого самого любопытства молчаливо поддерживала, будто заинтересованая. Сглотнув, парнишка всё же спросил: — Значит, эта Гиперинтуиция есть и у меня? А как она… Хи-и-и! — Ещё будут тупые вопросы?***
Если бы не подруга-интуиция, Тсунаеши бы и не обратил внимания на новые игрушки, девчачьи украшения И-Пин. Повинуясь неуёмному зуду, он осмотрел сложенные упаковки, и первое, за что зацепился взгляд — год выпуска. — Мам, вы что, ждали девочку? Мама почему-то дернулась. Зато, повернувшись, с привычной улыбкой ответила: — Ох, ты же знаешь своего отца… Когда он узнал, что я беременна, накупил всего с запасом, и на мальчика, и на девочку! Ложь. Такая очевидная, почти прозрачная, не способная скрыть за собой боль… Но Тсуна не стал задавать новые неудобные вопросы.***
Внутренности связывает в тугой узел, колени дрожат, а воздуха совсем не осталось. Но нужно двигаться, нужно продолжать сражаться, потому что на кону много больше, чем его жизнь или даже жизни друзей. «Держись, — шепчет ветер. — Держись!» Если бы у неё было плечо, она бы подставила его, позволяя опереться на себя — Тсуна знает. Враг смотрит с хитрецой, и, будто это честная дуэль, позволяет подняться на ноги. Юному Дечимо не нравится эта игра. Предчувствия воют, словно должно случиться что-то… Нет, не просто плохое. Что-то, что может перевернуть его жизнь безвозвратно. — Как интересно, — Бьякуран неспешно аплодирует, улыбаясь этой своей лживо-приторной улыбкой, которая, кажется, становится на тысячную долю искреннее. — Гиперинтуиция Вонголы… Такая цельная и преданная! Тсуна хочет спросить, только тело подводит его, судорожно вбирая воздух и испуская слабый сип вместо разборчивых слов. Бьякуран, однако, читает по губам: — Ты не знаешь? — в глазах проскальзывает удивление, и он смеётся с нездоровым восхищением: — Тебе ничего не рассказали! Ничего! Весь мир словно исчезает. Тсуна не слышит криков союзников и товарищей — только почти ласковый голос, безжалостно вырубающий в его сознании жестокие слова. И призрачные касания, тревожно скользящие по плечам, подтверждают: на этот раз Бьякуран не лжёт.***
– Как вы хотели её назвать? – Тсуна игнорирует неловкое шебуршение на грани сознания. Это важно ему и, несмотря на слабое сопротивление ей важно тоже – он уверен. Впервые в жизни уверен настолько крепко. Улыбка у мамы горькая, ломает отточенную годами маску. – Масако, – почти шепчет она. – Как бабушку? – Как бабушку. Тсуна обнимает маму за них двоих. Его всё ещё трясёт от страшной правды, но Масако – сестра – не злится за отнятую еще до рождения жизнь, так несправедливо принесенную в жертву проклятию всех Небес. Она бережёт его, как ни одно Небо не берег его призрак-близнец. Любит искренне, хотя могла отравить жизнь так же, как делали все до неё. В каком-то мире, возможно, из них двоих именно она оказалась сильнее, а Тсуна стал чем-то, что люди так пренебрежительно называли "Гиперинтуицией". Хватило бы тому Тсуне любви и мужества сохранить себя, посвятить защите куда более храброй и великодушной Масако? Должно быть, из неё получился бы хороший Босс. Точно лучше, чем из него. Мама вздрагивает на секунду, будто тоже чувствует ласковое тепло, пробирающее изнутри. Говорят, призраки обычно холодные, но Масако с самого начала была неправильным призраком. Они оба такие – неправильные. Но они есть друг у друга.