окно закрыто, в комнате темно

Они, а точнее сказать только Иван, в то же время держащий на своих крепких руках, казалось бы, крошечного по сравнению с ним Феличиано, вошли в комнату средних размеров на втором этаже дома, что находился в какой-то малоизвестной глубинке России. Это была спальня, одна из самых больших помещений в их жилище, просторнее неё только гостиная. За окном почти сумерки, солнце ещё не успело опуститься за горизонт, но на небосвод уже готовилась взойти прекрасная луна. Последние лучики светила безуспешно пытаются залить светом как можно больше территории, пока солнечные зайчики едва заметно проскальзывают по прикроватной тумбочке, на секунду останавливаясь на двуспальной кровати, а после вовсе скрывается далеко за шторами. Кровать эта, к слову, была аккуратно застелена, белоснежная, с какими-то непонятными, почти незаметными узорами, перина заботливо покрывала матрас, а на ней бережно располагались две мягкие подушки. Варгас постарался, чтобы все в этой комнате было идеально чисто, не упустив ни одной пылинки на тумбах. Право, Брагинский вовсе не нуждался в этом до блеска вымытом доме, мужчине достаточно ощущение любви и присутствие рядом дорогого человека. Тем не менее, расстраивать младшего он опять же не желал, потому как парнишке приносило какое-то извращенное удовольствие торчать весь день у плиты либо с веником или тряпкой носиться по этажам, вылизывая каждую комнату. Северянину нравилось созерцать то странное выражение радости на лице Феличиано, когда тот, после многочасовой уборки либо готовки почти без сил плюхается рядом с ним на диван. Как бы русский ни пытался, младший все равно не разрешал ему помогать себе, наслаждаясь своими делами в полном одиночестве. О, а сколько было упреков в сторону моющего посуду Брагинского! Но несмотря на все это, итальянец ненавидит, когда его называют уборщиком или каким-то подобием горничной. Всё же, это было его увлечение, а не работа, он спокойно делал это не потому, что нужно, а потому, что ему самому хочется. Иван нежно и аккуратно кладёт Феличиано на кровать, а сам же отходит в душ. Второй, что кажется и не против побыть наедине с собой, подходит к шкафу. Сначала он скидывает с несколько вспотевшего тела душную толстовку и натягивает на себя тонкую и необычайно мягкую oversize футболку, после на пол падают домашние спортивные штаны, за ними же тёплые вязаные носки, сделанные заботливой старшей сестрицей Брагинского. В момент становится холоднее, в разы холоднее — в конце концов, на улице зима, и несмотря на то, что в их доме в основном царствует теплота, время года, всё же, даёт о себе знать. Феличиано не замечает, как оказывается у открытого настежь окна, позволяя снежинкам залетать в комнату, и оказываясь на какой-нибудь поверхности, сразу же таять. Густой снегопад за окном покрывает собой землю, словно периной, той же, что сейчас находится у них на кровати. Несмотря на мороз, Варгас молчаливо всматривается в пейзаж метели на фоне еле видного, садящегося солнца. Стужа болезненно щиплет его кожу, пробираясь глубже в дом, заполняя ранее теплое помещение холодом. Когда-то давно Иван говорил, что Генерал Мороз приходит только зимой, но он был бы не прочь от него избавиться навсегда. Неужели он здесь? Тот, кто столько раз уберег Брагинского от ужасной гибели и позволил сохранить независимость, земли, а потом и столицу — сердце русского, тот, кого этот, можно сказать, неблагодарный ненавидит, желает забыть, запретить появляться вовсе? Коленки едва заметно начали подрагивать, так что, как раз вовремя из глубоких, но почти бессмысленных, размышлений его вывели резким хлопком закрывшегося перед его носом окна. Он резко вздрагивает и испуганным взглядом смотрит на того, кто это сделал. Иван, сердито смотря в глаза младшему, скрещивает руки на груди и цокает язычком. — Чего это ты творишь? — в его голосе можно заметить нотки беспокойства за стоящего перед ним Феличиано, но преобладает, конечно же, вполне разумная злость. — Неужели заболеть хочешь? Ангину подцепить, или, ещё лучше, менингит? — Я не знаю… — Варгас стоит в полнейшей растерянности, чуть ли не дрожа, теребит руками кусок ткани футболки и виновато отводит глаза на пол. — Оно само как-то, правда. Северянин хотел сказать что-то, возразить глупому оправданию, но, видимо, передумав, лишь тяжело выдохнул. После этого он смягчился в лице, заключая горе-возлюбленного в крепкие, теплые объятия, стараясь скорее согреть почти окоченевшее от мороза тело. Только Феличиано способен замерзнуть в теплом доме России, но и Брагинский уже привык к некой странности Италии, поэтому без слов целует того в холодный лоб своими нежными горячими губами. Он готов наслаждаться этим моментом днями и ночами, вечно держать парнишку в своих объятиях, с такой любовью, чтобы у того и в мыслях не появилось желание покинуть его… Но младший сам нагло прерывает милоту, происходящую между ними, высвобождаясь из объятий Ивана и по шею забираясь под, на удивление не подвластное морозу, до сих пор тёплое одеяло. Брагинский с усмешкой одними лишь уголками губ улыбается и, словно ветер, только что побывавший в спальне, перемещается к выключателю. Он ещё раз глядит на пока что заметную голову и красивые глазки итальянца и выключает свет. Теперь уже не видно даже окна. Вся комната будто погрузилось в глубокую тишину, способную прервать лишь шорканье под ногами русского и шуршание одеял, мягких простыней. Через минуту Варгас чувствует, как чья-то голова и дыхание поворачиваются в его сторону и невольно делает такое же движение. Брагинский рукой прижимает к своему телу Италию. Ему не нужно много времени, для того чтобы погрузиться в царство Морфея. Несколько мгновений, и под ухом итальянца, который, наоборот, может пролежать пол ночи без сна, раздается умиротворенное сопение, иногда прерывающееся негромким храпом. Феличиано проворонил тот момент, когда снег на улице превратился в проливной дождь, громко стукающий по окну. Ему, как человеку, обладающему абсолютным слухом, услышать простенькую мелодию, с какой капли дождя отстукивают по стеклу было совсем не сложно. Право, умел бы он играть на каком-либо музыкальном инструменте, сейчас бы взялся за тетрадь с нотным станом, сочиняя из этой, казалось бы, совсем обычной мелодии какой-то шедевр, точно как в свое время Вивальди вдохновился на «Времена года», всего лишь наблюдая из окошка за миром живой природы Италии и вслушиваясь в цокот копыт и стук колес. Окно закрыто, за ним ливень, заставляющий снег таять, превращая его в слякоть, в комнате темно и тихо, за исключением посапывания под боком, рядом спит счастье, его счастье, смысл жизни и просто прекрасный человек. Варгас аккуратно чмокает в лоб русского и, недолго думая, прижимается к его груди поудобнее и, на удивление, крайне быстро засыпает в объятиях Брагинского.