Лучше быть нужной, чем свободной

Можно что угодно говорить об Иджи, но она умеет слушать умных людей. Баба, что в пьяном угаре заправила свое платье в нижнее белье, запоминается ей и выжигает внутренний взор с каждым шагом до дома. Истинное лицо свободы ей не по вкусу, она не хочет становиться на нее похожей. Умное сравнение возымело действие страшилки, рассказанной на ночь, оттого все внутри Иджи переворачивается. Когда она входит в дом, то, дойдя до ванной, утыкается взглядом в зеркало, надеясь, что между той пьянью и ней нет ничего общего. Легкая дрожь идет по телу. Нахмурившись, в ту же минуту Иджи решает, что пора прекращать веселиться без повода. Хоть Иджи и любит Рут, но свобода для нее в какой-то момент становится тем, что ей не хочется терять. В последнее время было такое ощущение, что она возвращалась в безоблачное детство, необремененное никакими обязанностями, забывая о том, что дома ее всегда ждут. Она пропадала целыми днями, возвращаясь только под вечер. Рут не позволяла себя целовать в эти моменты, потому что чувствовала, что та пьяна. Она не из тех женщин, что устраивают сцены, она просто отстранялась от Иджи, стараясь скрыть горечь. Иджи воспринимала это легкомысленно, думая о том, что ничего особенного не происходит, не понимая, что эти поступки как крохотные дряхлые ступеньки на той лестнице, что вот-вот обрушится. Не так просто принять, что в отношениях пошел какой-то разлад. Впервые за долгое время в те недолгие секунды, что Иджи, покачиваясь, стоит перед зеркалом, она словно попадает в шкуру Рут и морщится от понимания, что это определенно не предел мечтаний. Хорошо, что в Полустанке еще остались мудрые люди. Иджи на секунду задумывается о том, что было бы потеряй она Рут навсегда, и холодок тут же идет по ее коже. Так уже было, когда ее проклятущая матушка настояла на том, чтобы та вышла замуж. Повторять чего-то подобного не хочется. Иджи вспоминает, как тогда глотала слезы, поэтому сейчас, поддаваясь всему выпитому виски, тихо всхлипывает, будто бы опять сидит в той машине, рассматривая бракосочетание издали. Весь ее вид и состояние словно кричат: «Дождись утра!», но Иджи, не справляясь с потрясением, неровной походкой и так, будто бы за ней гонятся, поднимается по лестнице. Она замирает перед дверью в комнату Рут не в силах поднять руку, чтобы постучать или чтобы просто потянуть за ручку. В голове — всякого рода бред, обиды и прочая чепуха, что всегда преследует подвыпившего человека. Иджи упирается лбом в дверь, слезы, не спрашивая разрешения, капают из глаз. Пьянючая, отвратительная баба трясет своими прелестями прямо перед лицом, оглушительно посмеиваясь. Иджи тяжело сглатывает и оседает на пол. Беспокоить Рут сейчас у нее не хватит смелости, та терпеть не может пьяных по вполне понятным причинам. Иджи становится еще хуже, ведь она, сама того не понимая, словно возвращала ее ко Фрэнку. Уже сидя на полу, Иджи подносит руки к лицу, а после опирается спиной на дверь. В пьяном, помутненном сознании появляется только одна мысль: «Я не двинусь с места!», и после нее она закрывает глаза. Рут просыпается еще засветло. Беспокойство даже сквозь сон проглядывает, как пузыри на в греющейся на огне кастрюле. Тяжкая мысль о том, что именно Иджи Тредгурд она умудрилась полюбить когда-то давно, возвращается вновь. Если Иджи так будет продолжать, то Рут не сомневается, ей придется уйти. Терпеть ее выходки не каждый сможет, нашелся бы еще хоть один умный человек, который бы объяснил Рут, почему она себя так возмутительно ведет. И началось все как-то без предупреждения, резко, хоть убей не получится понять как именно. Пересыхает в горле, хочется воды. Тяжело вздохнув, не в силах прогнать невеселые мысли, Рут встает с постели, ловит ногами тапочки и делает осторожные шаги в строну, чтобы выбраться на кухню. Когда она открывает дверь, то в изумлении замирает на месте. Иджи падает прямо к ней на порог и тут же начинает моргать, сгоняя сон. Рут не в силах что-либо произнести, молча наблюдает за тем, как с каким-то невнятным бормотанием та сначала переваливается на четвереньки, а после поднимает голову, чтобы взглянуть на нее. Рут ловит взгляд Иджи — в нем вселенская, незнакомая ей раньше печаль, от которой идут мурашки по коже. Иджи ничего не говорит, лишь беззвучно шевелит губами. Рут чувствует, что та снова пьяна, но она не успевает скривиться или как-то на это среагировать, потому что Иджи в секунды подбирается к ней ближе и обеими руками обнимает ее за ноги, упираясь головой ей в живот. Рут в изумлении замирает на месте. — Сегодня… — очень тихо произносит Иджи. — Что сегодня? — устало спрашивает Рут. Иджи трется носом об живот, прижимается она сильно, поэтому нет никакой возможности ее подвинуть, да Рут вроде и не хочется. Уж очень сильно резанула эта страшная печаль в ее взгляде. — Сегодня все будет по-другому, Рут. Я обещаю, — договаривает Иджи и вновь всматривается в ее лицо. Губы дрожат, в уголках глаз собираются слезы. — Прости меня… Все внутри Рут дрожит и переворачивается. Ей искренне хочется верить Иджи, ведь та никогда не врала ей ни в чем. Она осторожно запускает руку в ее волосы, поглаживая, стараясь успокоить, а после задает вопрос: — Лучше быть нужной, чем свободной, правда, Иджи? Та кивает, с трудом поднимается на ноги и, зная, что скорее всего Рут это не понравится, оставляет быстрый поцелуй на ее губах, после чего прижимается к ней всем телом и утыкается носом в ее волосы, вдыхая их аромат. Рут прикрывает глаза и, стараясь игнорировать терпкий запах алкоголя, опускает руки к ней на плечи. Первые багряные лучи сквозь окно проникают в комнату.