Так было нужно

Прошли положенные два года и вот, наконец-то, я вернулся из армии. На вокзале меня никто не встретил, как и ожидалось. Я только и успел, что попрощаться с ребятами, как те разбежались по семьям и девушкам, которые так трепетно ждали их всё это время. Весь вокзал сейчас был будто переполнен этим настроением долгожданной встречи. Всех встречали родные и близкие.. Но только не меня. И я знал, что за мной никто ни придёт. Ожидать мне было нечего. Отцу было плевать на меня всю жизнь, а со своей девушкой я расстался ещё до армии. А больше у меня никого и не было... Сквозь эту атмосферу, от которой меня то и дело тошнило, и ком вставал в горле, я пробрался к выходу и покинул злосчастное место. Родной город, наконец, был снова передо мной. Снова эти серые улицы, шум и грязь, по которым я совершенно не скучал. Но сегодня город показался мне ещё более мрачным, чем когда либо... Может это глаза отвыкли от серости, а может сердце от одиночества… Осматриваясь по сторонам, я пытался сориентироваться и вспомнить дорогу домой. Ничего мне больше не оставалось, кроме как возвращаться в ту злосчастную квартиру и разозлить отца своим скорым возвращением. К счастью в городе я ориентировался хорошо и быстро нашёл дорогу. Она была долгой, но я был этому только рад. Чем дольше была дорога, тем позже я попадусь на глаза отцу. На службе мне уже успело исполниться 20 лет, а я по прежнему так же не хотел попадаться на глаза отцу. Наконец, через долгие два, а то и больше, часа, я прибыл в знакомый район и подошёл к дому, где жил отец и я, к сожалению, вместе с ним. Ключи у меня были и на счастье всё ещё рабочие. Открыв дверь подъезда и войдя, я, как и раньше, поднялся на 4 этаж и, подойдя к двери квартиры, хотел было уже отпереть её, но ключ не поддавался. Я неприятно удивился. Причиной этому могли оказаться либо открытая дверь, либо смена замка. Но, как оказалось, я зря опасался, и дверь оказалась просто открытой. Открыв дверь, я вошёл. Свет на кухне горел, но в квартире видимо никого не было. Меня немного напрягла эта обстановка. Отец никогда не уходил на работу, оставив включённым свет и открытой дверь... Он всегда был ещё тем скрягой. Может его ограбили? Но что тут красть? Красть то нечего. Мы всю жизнь, сколько себя помню, жили да на кусок хлеба копили. Но на всякий случай я проверил всю квартиру и всё, что должно было быть в ней, было в ней. Я понадеялся, что это просто недоразумение. Возможно, за эти два года просто что-то изменилось.. или случилось. Но мне, честно говоря, было всё равно. Даже если этот упырь умер - я был бы только рад. Главное чтобы квартиру перед смертью не продал. Разгрузив свои вещи, я немного отдохнул и отправился спать. Комната моя, на счастье, была не тронута. Только теперь она казалась мне ещё меньше, чем раньше. Всё таки за это время я успел немного подрасти. . . . Ночью отец не вернулся. Наутро в квартире его так же не оказалось. Мне по-прежнему было глубоко плевать на то, где он и с кем. Пока его не было, я мог с облегчением вздохнуть и заняться обычной повседневной рутиной, параллельно подумывая найти себе работу. И так продолжалось с неделю. Отец всё не появлялся и, не то чтобы я стал переживать, нет, мне просто стало интересно, где он, и я решил всё-таки позвонить ему на работу. Может хоть там знают... Отец работал сантехником, и мне пришлось звонить в их предприятие. Честно говоря, номер я достал с огромным трудом. В городе было достаточно предприятий подобного плана, и в каком конкретно работал отец - я не знал. Но, наконец-то, мне удалось найти нужный номер и дозвонится. На мои расспросы с той стороны провода отвечали очень туманно и неразборчиво. Но мне удалось вытянуть, что он в больнице, чем-то серьёзным болеет. Я даже не удивился такому раскладу. С его образом жизни это было более чем ожидаемо. Но всё-таки мне стало интересно, что же конкретно с ним случилось, и я решил, ради интереса, навестить его. Через несколько часов я прибыл в больницу. Допытаться у врачей, где лежал мой отец и заверить, что я его сын оказалось не так просто, как я ожидал. Но мне удалось, и вскоре я уже был в нужной палате. До этого я так же выяснил, что у него рак лёгких и вероятность того, что он выживет, была очень мала. На самом деле, в глубине души, это меня даже радовало. Но я не подал виду. Для большей правдоподобности я сделал вид, что очень горюю и переживаю... Как это всегда делал отец. Благодаря этой актёрской игре, мне даже позволили ненадолго остаться с ним наедине. И вот, стоя у койки, на которой лежал изнеможённый старик, я посмотрел на отца. Да, на самом деле ему было всего 56 лет, но болезнь жутко потрепала его и, на первый взгляд, я даже подумал, что это вовсе не он. Передо мной лежал исхудалый старик, практически полностью лысый, закрыв глаза и не имеющий возможности самостоятельно дышать. К нему были подключены аппараты жизнеобеспечения. Старик лежал, не двигаясь. Видимо он спал или был попросту без сознания, а я стоял и смотрел на него сверху вниз с холодной ненавистью. И этот вид его заставил меня вспомнить всё то, что он позволял себе творить со мной. Все издевательства, избиения, насмешки... Всё то, что он сделал мне за все 18 лет, что я прожил с ним под одной крышей. И тут меня взяла страшная злоба на него за всё это. Даже его беспомощное состояние не вызывало у меня жалости. Только гнев. Смотря на него, я понимал, что сейчас могу отомстить за всё... Что сейчас я стою выше, и я имею бОльшую силу, чем он. Он всю жизнь пользовался тем, что сильнее меня... Неужто, я один единственный раз не могу позволить себе быть сильнее? Я чувствовал, как злость и жажда мщения заполняли мою душу. И если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю уже никогда... Конечно, труды врачей было безусловно жаль, но им за это всё равно заплатят. А мне за все эти годы страданий – нет. Только отберут ещё больше… . . . Я огляделся. В палате не было никого кроме нас двоих. Я внимательно осмотрел все углы, ища в них возможные камеры наблюдения и, к своему сожалению, в двух углах они точно были. Я сделал растерянный вид и вновь посмотрел на отца. Правдоподобно играя на лице печаль, я склонился над его головой и сделал вид, будто поцеловал его в щёку, тем временем на самом деле прикрывая головой руку, которой я зажал трубку, обеспечивающую ему дыхание. — Ты всё равно скоро помрёшь, — тихо сказал я, — Так что я просто облегчу твою участь... Воздух перестал поступать в его лёгкие, и я держал трубку до тех пор, пока не услышал, как пиликанье, отмеряющее биение сердце, не переросло в сплошное монотонное гудение. — За всё, что ты сделал для меня, папа... — злобным шёпотом проговорил я ему на ухо сквозь зубы и отпустил трубку, поднявшись. Воздух снова стал поступать, но это уже было бесполезно. Старик был мёртв. Я убил его. Тут в палату ворвались врачи. Я повернул к ним искорёженное печалью лицо, дрожаще вздыхая и отходя от отца со слезами на глазах. Доктора ласково вывели меня, стараясь подбодрить и успокоить... Жаль, что их милое обращение было напрасно. Я не чувствовал ни печали, ни раскаяния, лишь сердце в груди бешено колотилось и не более. Совесть практически совсем не мучила меня, но руки дрожали. Я только что убил человека, но чувствовал, будто так и должно было произойти, и жажда мести, наконец, была утолена раз и навсегда... Выйдя из больницы, достаточно наигравшись роли опечаленного сына перед врачами, я, как ни в чем не бывало, вернулся домой. Этот кошмар, наконец, закончился и мне больше не придется терпеть его выходки. Но всё-таки... какой то осадок в душе остался. Я впервые убил человека, но в голове я оправдывал себя, говоря, что он всё равно бы скоро умер и что я всего лишь ненавязчиво поторопил к нему Смерть.