Напитки покрепче, слова покороче

– И зачем я вообще вас с Аней послушал… – Потому что ты самый мудрый, Сереженька, – от сладости в голосе Ани у него свело скулы. Сергей устало потер ладонями щеки, безуспешно пытаясь проснуться и согреться. – Держи, – Кондратий, появившийся буквально из ниоткуда, заботливо всунул в коченеющие руки стакан с кофе. – Кондраш, ты лучший. Кофе обжег язык, нёбо и глотку, но это было совсем неважно. Куда важнее было то, что в суматохе сборов нашелся замечательный, неравнодушный человек, который спас его от полного окоченения. Сборы в поездку на турбазу продолжались последние пару часов – сначала грузили оборудование, потом догружали собственные вещи, потом сверялись со списком и докидывали все забытое. Сейчас – нервно и истощенно курили поодаль от организаторского микроавтобуса. Сергей с завистью глянул на жадно затянувшегося Пестеля – сам он еще летом принял волевое решение бросить курить и следовал ему вполне успешно. Когда совсем прижимало – сигареты заменяли чупа-чупсы, которые всегда можно было стрельнуть у давно бросавшего курить Каховского. Сергей, правда, подозревал, что тот только отговаривается вредной привычкой, чтобы ни у кого не возникало вопросов о его любви к сладкому. Но свои предположения он держал при себе: мрачный и неприступный Каховский отличался достаточно резким характером. Сейчас, нащупав свободной рукой в кармане чупа-чупс, Сережа сделал глубокий вдох и поджал губы. И когда он вообще успел заделаться таким зожником, а? – Хватит завидовать, Сереж, – оскалился заметивший его пристальный взгляд Паша. В ответ он лишь лениво показал средний палец. На большее сейчас не хватило ни сил, ни фантазии. Откуда-то сбоку снова появился Кондраша, подхватил под белы руки и решительно потащил в сторону входа в универ. – Опять что-то забыли? А я зачем, если вы все сами можете… – Сергей. – Николай. Определенно, лучше бы они снова что-то забыли. – Кондратий сказал, что вы поможете нам погрузить баннеры и растяжки. От взгляда невозможных прозрачных голубых глаз тревожно похолодело внутри. Отчаянно захотелось развернуться и молча свалить обратно. Или хотя бы «случайно» выпустить стаканчик с кофе из рук, да так, чтобы залило его блядскую темно-серую парку. Но куда там. – Поможем, конечно. Кондраш, – о его улыбку можно было порезаться, – сгоняй за Пашей и Апостолом, пожалуйста. – Не нужно. Думаю, мы вдвоем вполне справимся. А эмоций в голосе ни на грамм. Все то же скучающее безразличие. Раньше это раздражало до зубного скрежета. Сейчас – вызывало ноющую тревогу глубоко под ребрами. Понять, в какой момент вчерашний долговязый школьник в нелепых рубашках превратился в статного молодого мужчину, Сергей так и не смог. Николай всегда был для него загадкой. Еще с тех пор, когда на первом курсе отказался вступить с ним в публичные университетские дебаты, раз и навсегда проводя между ними незримую черту, переступить которую, впрочем, не пытался ни один из них. – Вы уже собрались? Светские беседы никогда не были его сильной стороной, но сказать что-то надо было. Разбавить почти интимную тишину пустого помещения. Николай глянул на него, чуть приподняв бровь: – Разумеется. Вы? – Да. Как раз ждали вас, чтобы загрузиться и ехать. А вот и баннеры. Лучше сосредоточиться на них. А то, того и гляди, на ровном месте произойдет конфликт интересов. Как будто мало того, что они уже соперничали в учебе. – Ты не замерзнешь в лесу? Какая-то ветровка у тебя несерьезная. Сергей лишь вопросительно нахмурился, а Николай невозмутимо продолжил: – Могу свитер одолжить, а то, наверное, тебе вещи друзей малы будут. – А с чего ты решил, что я ничего не взял с собой? – А ты взял? Вот так просто. Скепсиса в его голосе хоть отбавляй. И не поспоришь ведь. – Нет. Они, наконец-то, дотащили свернутые баннеры до грузовой газели. Ну, теперь-то точно следовало выезжать. И так уже на двадцать минут опаздывают, а тайминг дня никуда не сдвинуть – настолько плотно подогнано одно к другому. – Спасибо. Николай лишь улыбнулся краешком рта. Размышлять над тем, чем продиктована такая щедрость, не было времени. Поэтому отложив зарождающиеся переживания в сторону, Сергей поспешил к своим. – Миша с Сережей где? – Встречают перваков у автобуса. – Ну и замечательно, – хорошо, когда команда сама способна себя организовать. Хоть иногда можно выдохнуть. – Тогда, Аня, скажи водителю, что мы грузимся и через пять минут выезжаем. Та понятливо кивнула, похлопала его по плечу и упорхнула исполнять поручение. * – Я, что, шутка для вас, я не понимаю? Кто у нас за скотч и канцелярию отвечает? Кондраша виновато втянул голову в плечи, а Сергей бессильно провел рукой по лицу. Вроде не первый год во всем этом, а все туда же. – Вот иди теперь к студсовету и сам проси у Романова скотч и ножницы. – Ну, Сереж… – Не «ну», а иди. Иначе мы не успеем доделать разметку, а если мы не успеем доделать разметку… – То будем в полной заднице, – радостно сверкнул зубастой улыбкой Паша. Он умудрялся курить и одновременно разгружать коробки из машины, чем вызывал явное раздражение со стороны Каховского, который, то и дело, морщился от сигаретного дыма. – Вот! Так что dépêchez-vous s'il vous plait*. Одно и то же каждый гребаный раз. Да чтобы еще хоть… Следовало помочь Паше и Каховскому с коробками. А то они целую вечность копаться будут, которой у них нет. Идея перенести посвящение в первокурсники загород принадлежала Ане и Сереже Муравьеву-Апостолу. И поначалу она Сергею даже понравилась, но потом, осознав всю глубину будущего гемора, он почти откатил назад. Точнее попытался. Настойчивости Ане и Апостолу всегда было не занимать, а уж тем более тогда, когда дело касалось выездов на природу. Так что, взяв с них слово, что турбазу они будут искать сами, сами же заниматься всеми служебками и программой мероприятия, Сергей вынужденно согласился. Теперь вот расплачивался: все равно все приходилось контролировать, сценарий вечерних выступлений мимоходом переписывать на пару с дующимся Кондрашей, и пытаться угадать – пойдет ли дождь в ближайшее время или им повезет. Он настолько задумался, что не заметил, как врезался в кого-то. – Черт, прошу прощения, – извинения замерли на губах, стоило только чуть поднять взгляд. – Вам нужна помощь? Мы уже почти разместились. Ну, конечно, кто бы сомневался. Коробка и до того оттягивавшая руки, теперь казалась неподъемной. Сергея с головой накрыла почти детская обида. Почему-то у Романова всегда и все было схвачено и сделано вчера, а у него самого… – Спасибо, не откажемся. Вот так всегда. Переступать через себя раз за разом. Ощущая, как щеки вспыхивают от стыда. Хорош, организатор, ничего не скажешь. Николай лишь коротко глянул и кивнул, тут же разворачиваясь в сторону корпуса, который занял для ночевки орг. состав. * Бегать по влажному, утреннему лесу – удовольствие для искушенных ценителей. Сергею такое и в страшном сне не могло привидеться, но… И он, порой, замирал, разглядывая, как ровными длинными полосками света, переливаясь в еще зеленых кронах деревьев, на землю ложились солнечные лучи. Наконец, согревая продрогший за ночь лес. Сергей позволил себе сего на пару секунд закрыть глаза, подставляя лицо солнечному теплу. Вслушиваясь в тихие переливы птичьих голосов и ощущая впервые за день, настоящее спокойствие. Вот бы остаться здесь, наедине с умиротворяющей гармонией леса, а ребята пусть там сами как-нибудь… – Первокурсники приехали, надо встретить. Николай, что, следит за ним? Сергей вздрогнул, резко распахивая глаза. – Идем. И, не дожидаясь, чужой реакции решительно зашагал обратно в сторону турбазы. Сердце, подскочившее к самому горлу, потихоньку успокаивалось, и он сбавил темп, позволяя Николаю себя нагнать. Раздражение вновь накрыло с головой: чем дальше, тем более унизительно выглядело происходящее. Николай, видимо, решил подвязаться в его личные няньки – иначе объяснить резко возросший интерес было нельзя. Или, что еще хуже, хотел подсидеть. Его ненаглядному Адлербергу давно пора было выйти из тени и занять достойную должность при универе. А тут двух зайцев одним махом – кто ж от такого откажется? Сергей не заметил, как закусил губу почти до крови. Опомнился, лишь ощутив слабый солоноватый привкус во рту – прокусил таки. Можно было даже не оборачиваться на вышагивающего рядом Николая. Точно все заметил и запомнил. Сейчас, как никогда хотелось грязно выругаться по-французски. Но добавлять штрихов без того яркому портрету не следовало. Особенно горько было от того, что поначалу он даже поверил в доброту чужих намерений. Долгожданное потепление в отношениях было тем, о чем он запрещал себе думать. Слишком болезненной была эта пустая надежда. – Все как и договаривались – Кондратий скажет приветственное слово, потом ваша часть, потом мы объясним правила спортивного ориентирования, ну и всякие организацоннные моменты с картами и прочим. – А что насчет вечера? – А что насчет него? Сценарий готов, после обеда ребята репетируют свои номера, а мы репетируем программу. Ну и технику проверяем. Николай чуть наклонил голову вперед, мол, принимается. Отчаянно захотелось закурить. Сергей запустил руку в карман, нащупывая многострадальный чупа-чупс и тут же распаковав его, сунул в рот под пораженным взглядом Николая. – Что? – Не знал, что ты любишь сладкое, – усмешка на чужих губах и завораживала и доводила до бешенства. – А я и не люблю. Заменяю одну вредную привычку другой. Думал, ты заметил. А то ведь непорядок: глава студсоюза и курит, а? Сдержаться не получилось. Но изумление, сменившееся непониманием на чужом лице, того стоило. – Ну, так я бросил, не курю, – по-хорошему следовало остановиться. К тому же в просвете меж деревьев замаячили темно-красные крыши гостевых домов турбазы. Но уже было все равно. – Так что, извини, но тут тебе ловить нечего. Хотя и без того будет о чем рассказать, правда? – Я тебя совершенно не понимаю. Николай даже остановился, хмурясь и пристально вглядываясь в его глаза. – А тебе и не нужно. Просто если ты думаешь, что я ничего не замечаю, то ты ошибаешься. На этих словах в голубых глазах Николая промелькнуло что-то похожее на панику. Сергей был доволен. Значит, смысл сказанного до него все же дошел, а большего и не нужно. Лишь бы тот снова оставил его в покое. Выкинув наполовину сгрызенный чупа-чупс в ближайший мусорный бак, он прибавил шагу, вновь оставляя Николая позади. – Мы не знали друг друга до прошлого лета, – негромкий, но выразительный голос Муравьева-Апостола плыл над лесной поляной. Сергей слушал вполуха: было не до того. Вместе с Кондрашей он выдавал всем желающим одноразовую посуду. Обед у костра на финальном контрольном пункте, которым заканчивался их маршрут, пока шел без происшествий. Паша и Миша с Каховским и еще парой первокурсников жарили для всех сосиски на костре, Аня строгала прихваченные с собой овощи, Оболенский раздавал воду в бутылках, остальные тоже были заняты чем-то общественно полезным. Наконец, можно было хоть на мгновение расслабиться и перевести дух. Закончив с посудой, Сергей умыкнул одну из бутылок с водой и отошел к разломленному пополам дереву чуть поодаль. – Сереж, тебе поесть бы, – Кондратий, как всегда появившийся внезапно, участливо сунул в руки тарелку. Есть, однако, не хотелось совершенно. Сергей знал, что позже об этом пожалеет, но он просто не мог. – Спасибо, я потом. – Знаю я твое «потом». Ну, все как всегда. – Кондраш, даже не начинай, – Сергей мягко сжал плечо друга ладонью и улыбнулся. Обычно это помогало. Помогло и сейчас. Кондратий только расстроено покачал головой и, трагически вздохнув, пристроился рядом, лениво ковыряя вилкой Сережин салат. – Так что там с Романовым? Кондраша-Кондраша, мальчик-одуванчик, гордость университетского поэтического клуба, а хватка как у питбуля. – Ничего такого. Решил, что есть более достойные кандидаты на мое место. – Самонадеянно, - Кондратий задумчиво зажевал лист салата. – Не похоже на него. Если только свои же не подначили. – Да в том-то и дело, что, судя по всему, это он сам. – Только не накручивай себя, Сереж, – Кондратий особенно проникновенно заглянул в глаза. Заметил, конечно же. А если он заметил, значит, и остальные тоже. Потрясающе. – Я не накручиваю. Мы уже все прояснили и, как видишь, вполне успешно, – грубо оборвал Сергей. Так с друзьями не разговаривают. Но он так устал и замерз, что от привычной невозмутимости не осталось и следа. – Вижу-вижу, – Кондратий драматически вскинул брови и, бросив на него последний значительный взгляд, поспешил обратно к костру. Сергей раздраженно потер ледяные ладони друг о друга в тщетной попытке согреться. И где этот Николай со своим свитером, когда он так нужен? Нет его. Потому что все это было исключительно для отвода глаз. Следовало взять себя в руки и вернуться обратно. Все-таки от него зависит слишком многое. О том, как пережить завтрашний день, он подумает завтра. А пока… – …Просто такая сильная любовь, ты еще не знаешь! Надо бы запретить Апостолу так откровенно пялиться и палиться. Да и Миша тоже хорош – чуть ли не на колени к нему залез. Угу, только завидовать нехорошо, Сереж. Мама, еще когда была жива, учила. Вот только как не завидовать, если у него самого так не будет? Взгляд сам собой зацепился за высокую фигуру в темно-серой парке. Николай, будто почувствовав, обернулся, заставляя замереть, как в какой-нибудь глупой мелодраме со второго федерального. Возможно, ему стоило воспользоваться универсальным советом Миши: «Выпить шампанского и застрелиться», закончив этот фестиваль самоунижения раз и навсегда. Возможно, завтра. А сегодня ему еще вести концерт на пару с Кондратием, а потом следить за благопристойностью студенческой дискотеки. …А, может, идея о том, что из Адлерберга получится лучший глава студсоюза, не так уж плоха? * Белая, кое-как выглаженная (под пиджаком никто не заметит) рубашка и черные брюки – привычно и понятно. У Кондраши – новый бордовый галстук-бабочка. Кажется, тот, что Аня подарила. Сергей едва заметно улыбнулся. И это тоже знакомо и как-то… уютно, что ли. Как будто они, действительно, настоящая семья. Не без проблем, конечно, но зато любящая и дружная. – Тебе идет, – будто случайно обронил Сергей, бездумно пролистывая сценарий. Кондраша постарался: у них с Николаем был ровно один общий выход на сцену. А ведь мог бы и повредничать после обеденного инцидента. – Правда? Это отрадно слышать, – тот улыбнулся криво, но искренне. Простил или все-таки нет? Сережа-то себя знатной скотиной показал. Не то, чтобы непривычно, но кому из них легко? А срываться на близких – последнее дело. Кондратий бы, несомненно, оценил масштаб его душевных терзаний по такому пустяковому поводу, но сейчас было не до того. Сергей бросил последний критический взгляд в зеркало и вздохнул. Могло быть лучше, но и так неплохо. Кондратий, молча наблюдавший за его метаниями, нетерпеливо забросил бежевый, в тонкую клетку пиджак на плечо: – Ну, пошли, что ли? Хотя, подожди, – он быстро расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке Сергея и довольно улыбнулся. – Так лучше. Что ж. Если и были какие-то остаточные обиды, то они точно забыты. А это самое главное. Сцена, микрофоны, свет в лицо и темный зал внизу – все это знакомо до боли. Кажется, он впервые за день чувствовал себя по-настоящему расслабленным: шанс зафэйлить то, что он делал уже сотни раз, ничтожен. Да и настройка оборудования прошла нормально, а это уже половина успеха. За кулисами мелькнула фигура Муравьева-Апостола, что нехарактерно – одного. Значит, Миша уже занялся сегодняшними съемками. – Как там Миша? Жив? – Монтирует и матерится, но, в целом, неплохо, – улыбнулся в ответ вышедший на сцену Апостол. – Мы завтра решили махнуться, надеюсь, ты не против? – Почему нет? Завтра должно быть поспокойнее. – Вот и отлично, а то тут столько красоты, снимал бы и снимал… – И речь, конечно же, не о наших чудесных первокурсниках, – ухмыльнулся Сергей. – И даже не об одном второкурснике, Сереж. – Да? А я-то уж было подумал… – Давайте прогоним всю программу целиком? А то позже у нас не будет времени, – за плечом Кондраши маячила высокая и внушительная фигура Николая в черном пиджаке. Тот смотрел куда угодно, но не на Сергея. И это одновременно возмущало и вызывало облегчение. Весь сегодняшний день был одной сплошной катастрофой в их и без того напряженных отношениях. При мысли о том, что им еще совместный отчет о мероприятии сдавать, захотелось завыть в голос. – Хорошая идея. Я сейчас Пашу предупрежу и го, – ответил за него Апостол. Кондраша, кажется, сигнализировал ему что-то глазами, но что именно – было непонятно. Да и он уже собрался достаточно, чтобы натянуть на лицо самое вежливое нейтральное выражение. Но Николай удивил: коротко кивнув, отошел в сторону, на ходу доставая телефон. У Сергея даже голова от облегчения закружилась. Или не только от него. – Кондраш, будь другом, сгоняй за колой или еще чем-нибудь сладким. – А я ведь тебе говорил… – Говорил-говорил. Но колу, принеси, пожалуйста. Сергей устало прислонился к краю сцены, прикрывая глаза. В затылке нарастала ноющая боль. Только этого не хватало для полного счастья. С каждой минутой этот день становился только хуже, и представлять, чем все это закончится, совершенно не хотелось. – Держи, – голос, определенно, принадлежал не Кондраше. Николай выглядел напряженным, но протягивал какой-то злаковый батончик. Почему-то от этого болезненно закололо под ребрами. Как будто ему было не все равно. – Спасибо. Я просто обед пропустил, ничего такого. Николай скептично приподнял брови, но промолчал, замирая рядом. Словно Сергей был кисейной барышней, за которой нужен был глаз да глаз – того и гляди, в обморок хлопнется. От истины это было не так далеко, что было особенно обидно. – И часто ты так обеды пропускаешь? – Чаще, чем следовало бы. Держать лицо перед человеком, который видел его сегодня в таком количестве нелепых ситуаций, казалось излишним. Все равно ведь мысленно все задокументирует и предоставит на самый серьезный суд студенческого начальства. И смысл тогда скрывать? По сравнению с остальным, его личные проблемы не так уж существенны. Мнение Николая о нем хуже уже точно не станет – просто некуда. Сергей, прикрыл глаза, едва заметно улыбаясь. – Удивлен, что Кондратий еще не отвел тебя к врачу. А вот это что-то новое. – Не то, чтобы это его касалось. В голубых глазах напротив снова промелькнула непонятная эмоция, Николай будто хотел еще что-то спросить, но не успел. – Сереж, вот твоя кола и чтобы я еще хоть раз… Легок на помине. Кондратий как был, так и застыл напротив них с запотевшей бутылкой. – Спасибо. Давай, две минуты и начинаем прогон. Сергей легко похлопал его по плечу и, забрав бутылку, отвалил в сторону диджейского пульта подальше от откровенных разговоров и невозможно голубых глаз. – И кто только составлял подборку треков… – Так все из комментов в паблике, – развел руками Кондраша. – Вот такую музыку нынче слушает молодежь… - А сам-то, дед Кондратий? Думаешь никто не знает о твоей любви к Шортпарис, а? – Миша, пританцовывающий под какой-то зарубежный рэп (Кендрик?) со стаканом колы в руке, выглядел почти пристойно. – Миш, а вот если у тебя кроме колы в стакане еще что-то, то ты мне сразу скажи. Чтобы я знал, как перед Бенкендорфом оправдываться. – Обижаешь, князь, сегодня только лимонадик, – залихватски подмигнул в ответ Миша. – Ладно, я вас покину. Может, Сереже на пульте помощь требуется. – Нет, ну, ты видел? Откровенный саботаж обязанностей, – Кондраша от возмущения залпом допил собственную колу и тяжело вздохнул. Дискотека началась полчаса назад и только-только разгонялась. Сергей уже приметил среди мелькавших серебристых лучей дискошара Аню и Каховского, остальные подтягивались медленно. Вот Миша умоляюще о чем-то просит Пашу, занявшего стратегическую позицию у противоположной стены, а вот он уже утаскивает Муравьева-Апостола на танцпол. Под изумленные, но крайне радостные взгляды танцующих. – А что ты хочешь? – запоздало усмехнулся Сергей, неотрывно следя за хаотичным мельканием тел. – Такая ночь, романтика сельской дискотеки, любовь – кто бы устоял? – Ну и язва ты, Сергей Петрович. – Выпьем за это? – Сергей приподнял стаканчик. – Отчего же не выпить? – Ухмыльнулся Кондраша и тут же нахмурился. – Только мне нечего… – Держи, горе, – он легко отлил половину из своего стакана. Чокнулись почти интеллигентно: еще бы, прилипнуть к следам от колы на полу за ночь они еще успеют. А пока… Пока в груди ярко и болезненно пульсировало счастье. Сергей поймал себя на том, что глупо улыбается. Несмотря ни на что, он был на своем месте и среди своих. И это уже не сможет изменить ни возможное отстранение от обязанностей, ни-че-го. «Районы-кварталы, жилые массивы…» Сергей устало качал головой в такт, все так же пристально обводя взглядом заметно поредевшую толпу. Все-таки целый день на свежем воздухе сказывался: большая часть перваков отвалилась спать, а оставшиеся двигались значительно медленнее, чем еще полчаса назад. Еще минут тридцать, максимум – сорок пять, и можно закругляться. Вместо колы в стаканчике плескался энергос – спасибо Мише за предусмотрительность. Сердце, уже сейчас бившееся с переменным успехом, явно противилось ударной дозе кофеина, но кто ж его спрашивал? Из ребят остались Кондратий и Паша за пультом – первый откровенно залипал в телефон, а второй откровенно засыпал. Сережа Апостол и Миша отправились целоваться под звездным небом, как и Аня с Каховским. Сергей завидовал им, но лишь самую малость. В один прекрасный день и у него тоже будет… Что-то такое. Обязательно. Просто не может не быть, правда? – Остались самые стойкие? И откуда только эта привычка незаметно подкрадываться? Николай выглядел непозволительно бодрым для трех часов ночи. – Да уж. Но, думаю, мы скоро закончим. Паша уже откровенно прилег на пульт, и Сергей подавил тяжелый вздох. Ну, вот что с ними будешь делать? – Можно тебя попросить додежурить со мной? Отправлю Пашу и Кондрашу спать, а то ведь на себе потом в корпус тащить придется. – Конечно. Наверное, стоило удивиться такому легкому согласию, но Сергей только благодарно кивнул и, обогнув остатки танцующих, направился к друзьям. – Спасибо тебе, не знаю, что делал бы один. Николай в белой рубашке с закатанными рукавами вызывал острую сердечную недостаточность. Или тахикардию, или любой другой сбой работы сердечной мышцы. Сергей изо всех сил старался не пялиться на движения длинных изящных пальцев, но быстро сдался. Смотреть на то, как тот сматывает провода, можно было вечно. – Не за что. И насчет сегодня… Ты сказал, что «замечаешь», но не сказал, как к этому относишься. – Потому что не знаю, как к этому можно относиться. Мне нравится то, чем я занимаюсь, и если ты думаешь, что можно вот так просто сместить меня с должности, то… Ну, удачи тебе. Ребята все равно будут за меня. Николай нахмурился так сильно, что Сергею стало не по себе. – Подожди… Ты, вообще, о чем? – О том, что ты сегодня весь день рядом крутился точно не от большой любви. Медленно краснеющий от смущения Николай Романов – то, чего просто не могло быть, потому что такое не может быть никогда. Сергей в очередной раз почувствовал себя ужасно глупым. Как будто это не он медленно сходил с ума, а мир вокруг. Наверное, если бы он уже не сидел, то ему нужно было бы присесть. Снова кружилась голова, но теперь уже от внезапной и пьянящей хуже любого вина надежды. Сюрреалистичность происходящего зашкалила настолько, что ему не оставалось ничего другого. Палец будто сам нажал на «плэй», выбрав самую сопливую и трагичную песню из всего трек-листа. «И нигде и не во сколько…» – Потанцуешь со мной? Глупо, опрометчиво и именно так, как ему представлялось. Он всегда ненавидел медляки на школьных дискотеках – пригласить того, кого хотелось по-настоящему, было нельзя. Но сейчас, сейчас он, наконец, мог это. Миг – и настороженность в чужих глазах сменяется чем-то обжигающе горячим, таким, что хочется отвести взгляд и смотреть в ответ вечно. Николай чуть выше, и это непривычно, но волнующе. Как и то, как теплая большая ладонь мягко скользнула по спине, согревая кожу сквозь тонкую ткань рубашки. А вторая осторожно сжала пальцы. – Сереж, ты параноик, – негромкий и чуть насмешливый голос Николая обжег ухо. Поверить, что он может быть вот таким, не получалось. «…Напитки покрепче, слова покороче…» – Но все равно мне нравишься. «…Падаю на ровном месте, зацепиться бы за воздух…» Куда-то разом пропали все слова. Сначала, кажется – что ослышался. Потом – что это шутка. А после… Целовать его, вот так, чуть запрокинув голову, неловко впечатавшись губами в губы, казалось самым правильным в мире. Мягко углублять поцелуй, ощущая, как смешивается их дыхание, как неаккуратно, мокро, но так желанно… – Но почему сегодня? Они, не спеша, возвращались в организаторский корпус. Тащить диджейский пульт вдвоем посреди ночи было почти так же романтично, как смотреть на звезды. По крайней мере, в системе координат Сергея. – Ты выглядел ужасно потерянным с утра. – Никогда не думал, что катализатором нашим отношений станет жалость. – А что? Лучше бы это и дальше была взаимная ненависть? – Ну, знаешь ли, – Сергей покосился на темнеющую фигуру Николая и ухмыльнулся. – Тут как-то больше вариантов развития событий. – И все они в горизонтальной плоскости, – скептично хмыкнул тот в ответ. – Нет, уж. Я хотел, чтобы все произошло постепенно. Без потрясений. Предательский румянец было не разобрать в темноте, но Сергей чувствовал, как горят щеки. Было странно знать, что Николай беспокоился о том, как вывести их отношения из тупика. Под ребрами кольнуло от избытка чувств, и он поджал губы, сдерживая улыбку. – Не думал, что ты такой романтик. Но очень рад. Николай лишь едва заметно улыбнулся в ответ. И все, чего хотелось Сергею в этот миг (и всегда) – это целовать эти улыбающиеся губы.