Полчаса до рассвета

— Чжулю, знаешь ли ты, что о твоих взаимоотношениях с Юй Цзыюань стало известно главам обоих орденов? Завтра тебя призовут к ответу, потом будет суд, и лучшее, что тебе грозит — это изгнание. Бесконечно долгая ночь — и ничтожно мало времени на обдумывание слов моего старого друга и на принятие решения. С завтрашнего дня я — безродный бродячий заклинатель. С завтрашнего дня ты — это все, что у меня есть. Но и тебя у меня тоже быть не может. В сложившихся обстоятельствах как могу я просить тебя отправиться со мной? Как могу я обрекать тебя на бродяжничество и лишения, зная, в каких условиях ты привыкла жить и чего ты на самом деле заслуживаешь? До рассвета остаётся полчаса. Прости меня, моя госпожа… Я наблюдал за тобой все эти двадцать лет. Я знаю, что ты не была счастлива в браке с Цзян Фэнмянем. Да, тогда я попросту сбежал. Сбежал и не явился в условленное время на встречу с тобой, не прислал даже записки. Несколькими днями ранее мы договорились встретиться и вместе идти к твоим родителям, чтобы совершить три поклона в Храме предков и поставить твою родню в известность о нашем решении. Ты прождала меня шесть часов. Все это время, сидя в засаде так, чтобы ты меня не обнаружила, я наблюдал, как меняется твоё лицо. Я предал тебя, сбежав без объяснений. …И вот, двадцать лет спустя, я стою перед тобой в главном зале Пристани Лотоса и вижу в твоих глазах то же презрение и ненависть, что и тогда. Когда ты безуспешно ждала меня, а я мысленно прощался с тобой, зная, что ты никогда мне этого не простишь. Я догадываюсь, о чем ты думаешь. «Как я могла даже помыслить о том, чтобы связать свою жизнь с этим предателем, который мало того, что сбежал из-под венца, точно ветреная кокетка, так ещё и пошёл в услужение к псам Вэнь?!» Ты ненавидишь меня и готова возненавидеть себя за свои прошлые чувства ко мне. Для тебя за эти двадцать лет изменилось все. Для меня не изменилось ничего. Я не знал и не хочу знать никаких других женщин. Ты никогда об этом не узнаешь. Твои телохранительницы, безусловно, сильны и хорошо обучены. Мне, однако, ничего не стоит справиться с ними. Я позволяю им временно одержать верх и не делаю попыток сопротивляться, глядя, как ты, держа за шиворот сына и приемыша, исчезаешь в сторону пристани. «Уходи, моя госпожа. Не могу дать тебе больше времени, чем несколько минут, тебе этого хватит. Забирай детей и уходи». Я слишком хорошо тебя знаю. Я почти уверен, что ты не уйдёшь. Упрямство и уверенность в своих силах всегда были твоей сильной стороной, не за это ли я полюбил тебя когда-то?.. Визгливый голос Ван Линцзяо впивается в голову раскалённым гвоздём. И что только хозяин в ней нашёл… Я слышу твой голос за спиной. Прости меня, моя госпожа. Я намеренно не делаю ничего, чтобы предотвратить гибель твоего мужа или твою собственную. Да, мог бы вмешаться, мог бы защитить вас обоих, но я слишком хорошо знаю, что бы за этим последовало. Меня бы уложили рядом с вами. Я давно не боюсь смерти, но на мое место немедленно бы нашли кого-то ещё, и этот кто-то, я абсолютно уверен, не стал бы прикладывать ни малейших усилий для спасения остатков твоей семьи и того, что было дорого для тебя. Я останавливаю армию, когда Цзян Фэнмянь падает, сражённый смертельным ударом. Я не позволяю никому приблизиться к тебе. Несколько бесконечно долгих минут я наблюдаю, как ты вонзаешь кинжал себе в грудь, как падаешь рядом с мужем, как держишь его за руку. Твой последний взгляд на меня — презрение и ненависть. Ничего не изменилось. Твой последний взгляд на него — любовь и преданность. Все изменилось. Усилием воли я не отвожу взгляд. Прощай, моя госпожа. Мои усилия ничтожны, но сейчас это все, что я могу для тебя сделать. По крайней мере, твоему сыну удалось уйти, сейчас он должен быть в безопасности. — Молодой господин, мы нашли его! Цзян Чэн взят в плен! «Как. Это. Возможно. Почему ты опять здесь?!» Он — весь в тебя. То же порой безрассудное упрямство, та же гордость и уверенность в твоих силах. Та же улыбка. То же выражение лица. Те же глаза, глядя в которые, я снова вижу тебя. За свою жизнь мне приходилось прибегать к разрушению золотых ядер, по меньшей мере, несколько сотен раз. Никогда ещё я не ненавидел эту свою способность сильнее, чем сейчас, когда мои пальцы (вполсилы) смыкаются на горле Цзян Чэна, когда я чувствую, как его золотое ядро рассеивается и ток духовной силы в его теле постепенно останавливается… Твои глаза. Ненависть и презрение. «Предатель». Ты ничего об этом не узнаешь, моя госпожа. — Что, жив ещё? Ну бросьте его, к утру все равно подохнет. Пойдёмте лучше выпьем! Невыносимо смотреть на то, как хозяин тискает Линцзяо, а она, кажется, готова его облизать и не перестаёт что-то пищать своим мерзким визгливым голосом. Должно быть, кокетничает. Меня передёргивает от отвращения. Отвернувшись, я вижу вдалеке тень человека, который тащит кого-то на спине. «Умница, Вэнь Нин. Я всегда знал, что ты сообразительный, хоть и немного блаженный». — Вэнь Чжулю, ты отказываешься выпить со мной? Конечно, хозяин, я выпью с вами. Я закрываю глаза, опрокидываю в себя горчащее на вкус вино и делаю вид, что не слышу за стенами характерных шагов человека, волочащего что-то тяжелое. Все остальные слишком пьяны победой и вином, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. «Вэнь Нин, ты даже умнее, чем я предполагал». Утром всем, кто сейчас празднует победу, будет очень плохо, хозяин наверняка рассвирепеет, обнаружит пропажу и пошлёт погоню. Но до этого ещё несколько часов. Несколько часов. Бесконечно долго для того, кто ждёт — и ничтожно мало для тех, кто пытается спастись. Вы успеете уйти. Я сделал для этого все, что в моих силах. До рассвета остаётся полчаса… — Я точно знаю, что это дело рук Вэнь Нина! Немедленно в Илин, найти и убить! — Хозяин в таком бешенстве, что даже Линцзяо притихла и смотрит на него со священным ужасом в глазах. — Чжулю, отправляйся в погоню сейчас же! Путь до наблюдательного пункта в Илине занимает втрое больше времени, чем на самом деле этого требует. «Теперь вы уже наверняка должны были прибыть. Я дал вам времени даже с запасом». — Дева Вэнь, все ли у вас в порядке? — Все в порядке. Вернулся мой брат, ему нездоровится. — Надеюсь, едва заметную дрожь в ее голосе, вызванную определённо не беспокойством за брата, слышу только я. — Господин, обыскать наблюдательный пункт… — обращается ко мне один из охранников. — Нет нужды. Прости меня, госпожа. Твой сын стал калекой по моей вине, я не в силах восстановить его золотое ядро, даже если бы это было технически возможно. Но с ним Вэй Усянь, и я уверен, он что-нибудь придумает. Это все, что я могу сделать для тебя и для него. …Спустя несколько месяцев Цзыдянь обвивается вокруг моей шеи. Твой сын смотрит на меня твоими глазами. Ненависть, презрение и гордость от одержанной победы и свершившейся мести. Мысленно я усмехаюсь над своей прозорливостью — я же знал, что Вэй Усянь найдёт способ восстановить брату золотое ядро. У меня и в мыслях нет сопротивляться. Твои глаза — последнее, что я вижу перед тем, как навсегда закрыть свои собственные. И я почти уверен, что впервые за двадцать лет не вижу в них презрения. Своей смертью от руки твоего сына я искупил свою вину. Теперь ты простишь меня, моя госпожа?.. До рассвета остаётся полчаса.