мама, почему у меня нет твиттера?

      Свою нынешнюю квартиру я снял недели две назад от силы, но успел точно запомнить расположение продуктовых магазинов вокруг как раз на вот такой случай.       На улице была чудесная майская ночь и никакой утопленницы, только я, которому было холодно. Надо мной жёлтым светом горел единственный на перекрёстке фонарь, а я стоял у пешеходного перехода перед абсолютно пустой дорогой и ждал, когда включится зелёный, кутался в толстовку и переступал с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть и не уснуть в обнимку со светофором. Прогноз погоды обещал мне чуть ли не жару, а по итогу меня едва не сносило с перекрёстка холодным ветром, и по дороге я наступил чистым кроссовком в лужу — недавно прошёл дождь, но, вроде как, ещё одного не ожидалось.       Удивительно, в первый раз за последнюю неделю я захотел спать ночью — возможно, на меня так действовал свежий воздух. Жалко только, что произошло это около светофора на переходе у моего нового дома.       Дождавшись зелёного, я перешёл дорогу и направился в супермаркет на первом этаже дома напротив. Электронное табло над входом показывало температуру плюс пятнадцать градусов по Цельсию, которая быстро сменилась на время — три часа семь минут. Наверное, стоит прояснить ситуацию.       Прожив с собой уже почти тридцать лет, я понял, что не могу считать себя в полной мере адекватным человеком, и тот факт, что в три часа ночи я захотел кукурузных хлопьев, тут же собрался и притащился за ними в магазин, только подтверждал сделанный вывод. Я не был уверен, что найду их в этом магазине, поэтому на всякий случай поискал в интернете другой круглосуточный супермаркет и взял деньги на такси до него и обратно — что я, с ума, что ли, сошёл, ходить пешком в темноте.       Я открыл тяжёлую дверь, и помещение магазина с низкими потолками встретило меня настолько ярким светом ламп на потолке, будто у них тариф на электричество ночью меньше. Хотя, возможно, мне это просто на контрасте с улицей показалось. В стороне мерно пробивали товары на единственной открытой кассе, кто-то тихо ругался в отделе с бытовой химией, мимо меня проехала женщина с полной тележкой продуктов, а в остальном было вполне тихо и спокойно, даже слышно, как шумит кондиционер. Или это вентилятор? Отличить я так и не смог, зато понял, что если простою под этой штуковиной ещё хоть немного, замёрзну окончательно.       Я не имел привычки ходить по магазинам ночью, поэтому для начала отошёл от входа на метр, решил, что корзинка для покупок мне не понадобится, тележка — тем более, и огляделся по сторонам. Полки полупустые — супермаркет был не очень большой, зато единственный круглосуточный на весь квартал, а зал вообще пустой — ни души, ни консультанта, ни мерчендайзера. Помощи попросить было не у кого, и я понял, что покупка хлопьев в три часа ночи для меня превращается в квест. Я не успел досконально изучить магазин, поэтому пару раз потерялся: сначала забрёл в детское питание, потом, честно признаться, застрял минут на десять в отделе с алкоголем, пока не вспомнил, что его после одиннадцати не продают. Проблемы со сном, я ведь уже говорил?       Я зевнул, потёр рукавом голубой толстовки лицо и подумал, что сам факт того, что я сюда дошёл — уже чудо. Оставалось только найти нужный стеллаж, и тут мне тоже помогло не иначе как чудо. Как назло, он располагался в самой дальней части магазина, но хотя бы не очень далеко от касс. Подходя, я зевал раз в несколько секунд — в магазине моё желание поспать только усилилось, и я даже подумал в какой-то момент сдаться и пойти домой. Но потом я понял, что до дома я в таком состоянии не дойду, а не доходить до дома я предпочитаю с хлопьями. Прикидывая, на скамейке у какого подъезда будет удобнее заснуть, я оглядел полку, которую столько искал. Она была очень низенькая: человека, стоящего с другой стороны (вероятно, он выбирал варенье) я видел где-то по пояс, и пустая: оставалась последняя пачка хлопьев. Радуясь такой удаче и тому, что не придётся тратить деньги на такси, я протянул руку и вдруг понял, что помимо картонной упаковки я держу чьи-то пальцы.       Тот самый незнакомец, по моему мнению, выбиравший варенье, удивлённо на меня уставился и что-то спросил. Я не без труда догадался снять наушники, так как по губам читать не умел, и посмотрел на него с выражением лица, которое само за себя говорило: «Повторите ещё раз, пожалуйста, а то я идиот, который Вас даже не услышал. Хотя, вполне возможно, что это Вы идиот — зачем Вы что-то спрашиваете у человека, если видно, что он в наушниках». — Уважаемый, — повторил он отчётливее, — какого чёрта тут происходит? — Откуда мне знать, — развёл руками я. — Пока что всё выглядит так, будто мы держимся за руки, но это вроде как оправданно.       Он посмотрел на меня, как на совершенно тупого, в его карих глазах мелькнуло недоумение. Я действительно очень медленно соображал, но не сказал бы, что он далеко от меня ушёл. «Какого чёрта тут происходит» — странный способ начать диалог, если вы просто не можете поделить пачку хлопьев. — Как тебя зовут? — наконец спросил он. — А Вы не держитесь за руки с незнакомыми парнями? — поинтересовался я. — Я тебе, возможно, сейчас Америку открою, но мы за хлопья держимся, а не за руки. — Ну вот Вы и ответили на вопрос «Какого чёрта тут происходит», — парировал я.       С минуту мы помолчали, не убирая руки. — Я Женя, и Вы выбрали крайне странный момент для знакомства, — всё-таки решил представиться я. — Александр, — отозвался он, переводя глаза с потолка на меня.       Мой уже, судя по всему, новый знакомый был парнем примерно моего возраста, с тёмными волосами и глазами, в странного вида бежево-чёрной водолазке. Голос у него был слегка хриплый, будто севший, а в целом он производил впечатление человека, который здорово устал и раздражается от любой мелочи. От меня, например. — Как мы официально, — фыркнул я. — Прошу прощения, руку пожать не смогу. — Ну ты же меня на Вы всё называешь. — А мы что, уже на ты? — удивился я. — А тебя реально настолько волнует субординация сейчас? — Не особо, — пожал плечами я. — Может, уберёшь руку? — С чего это я должен убирать руку? — почти возмутился он. — А я с чего?       Аргументов не было. До меня постепенно доходила вся абсурдность происходящего: я в три часа ночи стою в магазине и с уже знакомым парнем не могу поделить последнюю пачку хлопьев. Мама, почему у меня нет твиттера, с таким везением на странности в жизни я был бы популярен. Единственное, комментарии в духе «надеюсь, вы потом поженились» меня останавливали — Александр не вызывал ни малейшего желания выйти за него замуж. Не скрою, внешне он был вполне хорош, но его манера общения и, прости господи, стиль одежды оставляли желать лучшего. Если дать мне кусок ткани, время, швейную машинку и пространство для локтей, я и то лучше сошью. — Допустим, — начал он. — Есть какие-то резоны, по которым хлопья должны достаться тебе? — Мы как будто детей при разводе делим, — моё чувство юмора в сочетании с недосыпом работало на ура. — Ну, я ради них в три часа ночи из дома вылез.       Он тяжело вздохнул и потряс железной продуктовой корзинкой в другой руке: — Я ради них в три часа ночи молоко покупать собрался.       Мы, в общем, стояли в довольно странном положении, держась вытянутыми руками за упаковку на верху полки, уже минут пять, если не десять. Диалог у нас шёл медленно, видимо, ресурсов ни на разборки, ни на разговоры в принципе ни у кого из нас не было. Атмосфера была какая-то не особо дружелюбная, но и не конфликтная. По-моему, нам обоим просто хотелось разойтись и при этом не хотелось и уступать. Вообще, Александр производил впечатление упорного человека, который пойдёт до конца, но и я, знаете ли, не просто так из дома вышел.       Я уже собирался начать ныть ему о том, что неделю не спал, и вообще у меня всё плохо, но он тут же меня перебил. — У тебя рука не затекла ещё? У меня локоть потихоньку превращается в Волгу и собирается впасть в Каспийское море. — Ох, Александр, да Вы географ, — попробовал разрядить обстановку я, хотя он был прав, рука у меня начинала мелко дрожать. — По образованию, да. Но это ситуацию легче не делает.       Я вообще просто пошутить хотел, но, видимо, в текущей ситуации лучше самой жизни никто не пошутит. — Может, монетку бросим? — предложил я.       Мы, решив, что «Бесприданницу» с вот этим «не доставайся же ты никому», разыгрывать не будем, переместились ближе к кассам, встали в полуметре от них и облокотились на пустой стеллаж из-под напитков, но так и не расцепили руки. Можно подумать, если кто-то из нас отпустит, второй сможет от него сбежать. Ну, возможно, Саша от меня и сможет, тут я не знаю, а вот я от него — точно нет. Велик шанс, что я просто споткнусь и упаду где-то по дороге. В конце концов, я с трудом встаю с кровати, если вообще встаю.       Встали мы, кстати, крайне удобно, и большое спасибо всем работникам магазина, потому что никто не пытался нас отогнать, чтобы мы не уронили им стеллаж. Он только фыркнул в ответ на моё предложение, и мы продолжили стоять. Время подходило к половине четвёртого; я начинал хотеть домой.       Мимо прошла невысокая женщина лет пятидесяти, в руках у неё была пачка стирального порошка. Она очень странно нас оглядела, и я прекрасно понял её в этом плане. — Видишь, и не за такой ерундой люди в магазин ночью ходят, — склонился ко мне Саша. — Ну, может, ей срочно нужно что-то постирать, — предположил я, неопределённо махнув свободной рукой. — Постирать? В три часа ночи? — тон у него был практически издевательский. — В три часа ночи спать дома надо. — Ой, кто бы говорил, — иронизировал я. — А мы с тобой прям спим, да?       Есть у меня такая черта характера — сначала что-то сказать, а потом подумать, как это только что прозвучало. — Мы с тобой — не знаю, но я в три часа ночи привык спать. В одиночестве, правда. — Звучало печально, — ответил я, хотя тянуло улыбнуться. — И что ты, такой привыкший, тут делаешь в таком случае? — Жду, когда ты сдашься и домой пойдёшь, — отшутился он. — Не надейся. Я никуда не собираюсь, хотя, — я помедлил, — решать что-то надо. Магазин, конечно, круглосуточный, и мы можем стоять тут до второго пришествия, но не хотелось бы. — В хорошей компании грех не постоять, — отозвался он.       Неплохо, мы знакомы двадцать минут, а он меня уже хорошей компанией назвал. Вангую, это всё из-за того, что я тоже люблю хлопья. — А давай армрестлинг за пачку хлопьев, а? — вдруг предложил он; глаза у него даже загорелись, и без того худое лицо вытянулось ещё больше.       Как с ним, наверное, весело на вечеринках.       Я посмотрел на его руки, обтянутые этой пресловутой водолазкой, оценил своё состояние и свои силы и скептически произнёс: — Ты с тем же успехом можешь её просто забрать, — и зевнул. — Да ладно тебе, давай, — он даже ухитрился ткнуть меня локтём. — Если ты выиграешь, я даже за тебя заплачу. — А молоко отдашь? — чисто ради смеха спросил я. — Ну уж нет, сухими пожуёшь, — он заметно повеселел и даже улыбнулся мне на этой фразе.       Честно говоря, мне тоже начинало нравиться его общество. По мере общения он переставал напоминать мне кактус, в плане, быть вредным и колючим, и пытался быть дружелюбнее, что ли. Как будто до него начал доходить весь абсурд ситуации, и это его уже не раздражало, а даже веселило. У него, конечно, специфическое чувство юмора, на любителя, но я как раз тот ещё любитель. Вообще, мне стоит избавиться от привычки анализировать всех подряд при знакомстве; за последние двадцать минут я сделал это дважды, и как минимум один раз неудачно. — Нам нужна какая-то ровная поверхность, — я оглянулся по сторонам. — Типа стола, или… — Молодые люди, — неожиданно окликнула нас кассирша, и я аж вздрогнул.       Ну всё, сейчас она начнёт возмущаться, что мы тут стоим, облокотились на стеллаж и страдаем ерундой вместо того, чтобы нормально купить продукты и уйти. Почему-то в любой ситуации, где мне кричали «молодой человек», я автоматически чувствовал себя так, будто где-то здорово накосячил. Чаще всего это чувство оправдывалось. — Молодые люди, — добавила она чуть тише, потому что мы никак не прореагировали в первый раз. — Можете использовать кассу.       То есть, я мало того, что в три часа ночи в магазине с Александром устроил спор за последнюю пачку хлопьев, я сейчас этот спор буду разрешать, устроив армрестлинг на кассе, потому что кассирша всё это время наблюдала за нами и решила перенести этот цирк к себе поближе? По-моему, я всё же уснул у светофора, и мне всё это снится. Там следующие в очереди случайно не три фиолетовых единорога с корзинкой клубники и энергетиков, не? Ущипните меня, пока они не появились. — Вот спасибо большое, — приободрился мой новый знакомый и потянул меня к кассе.       Молоко и хлопья пришлось оставить в начале ленты. Мы попросили эту прекрасную и великодушную женщину за кассой пока ничего не пробивать, а сами встали в конце кассы, ну, там, где покупки складывают, по разные стороны и поставили руки поудобнее. У него были довольно крепкая, но мягкая рука, и, по ощущениям, только он и фиксировал мою руку в нужном положении: у меня едва хватало сил держать её согнутой. В свой успех я, честно, не верил, потому что рука у меня не перестала трястись ещё с нашей встречи в отделе с крупой и сухими завтраками. — Три, два, один, — скомандовала кассирша. — Начали!       Он сразу начал давить; я попытался напрячься, но ощущение было, будто мне в руку вложили десятикилограммовую гантелю со словами «на, подержи», и я попытался подержать, но мне это грозило вывихом запястья. Так что да, я просто сдался почти без боя. — Серьёзно, и всё? — в голосе у него даже звучало разочарование. — Я предупреждал, что это бессмысленно. — Ладно, пробивайте всё, — бросил он кассирше и потянулся в карман джинсов за деньгами. — С Вас сто восемьдесят семь рублей сорок девять копеек, — услышал я, отходя от кассы.       Собственно, на этом я мог спокойно уходить, причём, скорее всего, домой — сил доехать до другого супермаркета у меня не было, да и хлопьев я что-то уже перехотел. Зевая, я подошёл к выходу и попытался толкнуть дверь, но у меня ничего не вышло. — Э, подожди ты, — услышал я Сашу, который, на ходу запихивая чек в карман, догнал меня у двери. — Не так она открывается.       Он потянул дверь на себя и галантно пропустил меня вперёд. — Благодарю, — сказал я и опять широко зевнул, потёр лицо рукавом, проморгался, чтобы ещё хоть немного видеть картинку перед собой и встал на крыльце перед магазином. — Ты спать хочешь, я не пойму? — Саша вышел за мной.       Нет, ну что ты. Какой дурак почти в четыре утра после похода в магазин и борьбы на руках на кассе хочет спать? — Ага, — ответил я и зевнул ещё раз. — Я едва ли спал последнюю неделю. У меня то ли бессонница, то ли режим сбился, а ещё соседи из сто восемьдесят пятой сверху делают ремонт, — я поделился этим уже как-то без задней мысли, даже не пытаясь давить на жалость. Я ещё на кассе был готов спокойно отдать ему эту пачку хлопьев, только если он проводит меня до дома, чтобы я не уснул под каким-нибудь забором, о чём тут же ему и заявил. — Ну, я её честно выиграл, — задумчиво отозвался он. — Так как-то лучше.       Я не стал его разочаровывать тем, что честности в нашей борьбе было столько же, сколько во мне сейчас желания бодро станцевать собачий контемп, так что просто пожал плечами. — Кстати, теперь мы точно держались за руки, — улыбнулся он как-то хитро. — Ну что такого, теперь-то мы знакомы, — я постарался улыбнуться в ответ. — Ну, рад был знакомству, — я пытался быть вежливым. — Я домой. — Не, погоди. Раз уж я выиграл эту борьбу, то давай я тебя провожу, а то ты уснёшь по дороге у ближайшего светофора. — А если я далеко живу? — я развернулся к нему лицом. — Ну смотри, если ближе, чем Сыктывкар, то провожу. Если дальше, то извини, но мне на билеты не хватит, ещё и молоко прокиснет, ну его, честно, — и улыбается так ярко и жизнерадостно, будто знает, что мне его шутки уже нравятся. — Ладно, — согласился я. — Я живу в доме через дорогу, так что не беспокойся, — я попробовал указать ему на дом рукой, но у меня перед глазами здорово плыло изображение. — Понятно, — ответил он. — Я тоже где-то в том районе.       Мы неспешно пошли к перекрёстку. Я попросил его рассказать мне хоть что-нибудь, не суть, что, главное, чтобы эмоционально. Пусть хоть орёт мне на ухо, как в аптеку за гематогеном сходил, лишь бы я не уснул на ходу.       Он меня понял и начал рассказывать, как ещё в школьные годы его учительница химии рассказывала ему, как боролась с соседями, вечно любящими посверлить стены. Признаюсь, это завоевало жалкие остатки моего внимания — я был готов уже купить себе бас-гитару и учиться играть, потому что мои песни под укулеле для них, кажется, были прекрасным аккомпанементом, а не помехой. — В общем, смотри, — он махнул руками, насколько смог, потому что свои покупки нёс без пакета — то ли боролся за экологию, то ли решил сэкономить три рубля. — Она брала такую огромную чугунную кастрюлю… — Нет у меня чугунной кастрюли, — вяло отозвался я. — Ни огромной, ни какой-либо ещё. — Возьми любую, — отмахнулся он. — Она эту кастрюлю приставляла к потолку, и внутрь кастрюли, а она, я напоминаю, огромная, — он сделал акцент на этом эпитете, видимо, чтобы я взбодрился, а то ещё метров пять, и я влетел бы лицом в фонарь. — Внутрь этой кастрюли клала радио, выкручивала громкость до предела, и получалось так, что в её доме радио было не слышно совсем, а соседи с ума сходили. Потолки-то, как и стены, впрочем, картонные. — Звучит, как история, которую рассказывала бы физичка, иллюстрируя тему «звуковые волны», — смог произнести я, когда мы уже перешли дорогу и направились в сторону моего дома. Идти оставалось минут пять, не больше. — Это ты мне типа не веришь? — Это типа спасибо, что рассказал, но я не планирую стоять пару часов на подлокотнике дивана или стуле, держа кастрюлю у потолка. — Да ладно тебе, — фыркнул он. — Буквально минут сорок какого-нибудь тяжёлого рока, и они у тебя забудут, что такое дрель. — Не слушаю я тяжёлый рок, — нашёл ещё один аргумент (скорее, отговорку) я. — А я слушаю. — Рад за тебя.       И диалог как-то зашёл в тупик. Знаете, вот когда идёшь с человеком по дороге, идти ещё точно какое-то время придётся, а заговорить ну вообще не о чем. Ладно, нам, может, и было о чём, но у меня не было сил думать, а Саша, кажется, решил, что я ему не поверил, и оскорбился этим, но упорно очень медленно шёл со мной на одном уровне, хотя мог уже и уйти. Я решил поверить, что его дом просто рядом с моим, и ему некуда от меня уйти, потому что в любом другом случае мне было бы неловко. Я всё-таки взрослый человек, и просто неудобно кого-то напрягать идти со мной до самого моего дома, чтобы со мной ничего не случилось.       Но мои надежды, как и обычно, не оправдались. Мы дошли до моего подъезда, и вот здесь я всё-таки остановился. Вряд ли же мы в одном подъезде живём, да? — Ну, спасибо, что проводил, — я всё же чувствовал себя неловко: у него явно были занятия получше в четыре утра, чем таскаться за мной. — Но этой мой подъезд, и дальше я сам дойду. — Не верю, — ответил он. — Ты себя видел? Ты просто в лифте заснёшь, даже если сможешь нажать кнопочку нужного этажа. Мне, честное слово, вообще не сложно довести тебя до квартиры, зато моя совесть будет спокойна. Так что доставай ключи и вперёд. — Какой ты сознательный, конечно, — ворчал я, хлопая руками по карманам, чтобы понять, куда я запихал ключи.       В конце концов, я нашёл их в толстовке, открыл дверь, в этот раз правильно, на себя, пропустил Сашу вперёд и с трудом поднялся по лестнице, пока он вызвал нам обоим лифт.       Как и обещал, он проводил меня до самой двери в квартиру, пожелал спокойной ночи, дождался, пока я захлопну дверь, и только потом, судя по звуку шагов за дверью, ушёл.       Я скинул кроссовки в коридоре, на трясущихся ногах дошёл до спальни и, не в силах переодеться или достать себе одеяло, просто рухнул на кровать. За окном только-только начинало светать — я видел отблески розового неба в окнах соседнего подъезда: дом стоял буквой П. Запели какие-то птицы, и я, научившийся различать время по вот таким вот заоконным факторам, понял, что сейчас уже четыре часа утра. Путём очень лёгких вычислений я выяснил, что спать мне осталось от силы часов пять. — Давненько я так рано не ложился, — пробормотал я и тут же уснул.       К огромному удивлению, меня разбудили не соседи и не яркий свет за окном, а банальное желание поесть. Я встал, потянулся, в кои-то веки переоделся в домашнее и почувствовал себя подозрительно выспавшимся. Только заваривая кофе на кухне, я удосужился посмотреть время: часы показывали почти два часа дня. В доме царила тишина, и, если бы не шумящий чайник, я бы решил, что оглох.       Ремонт моих обожаемых соседей, как мне казалось, должен был закончиться ещё очень не скоро, так что либо мои молитвы были услышаны, и у них сломалась дрель, либо у Сашиной учительницы химии много знакомых в этом доме. В их внезапно проснувшуюся совесть я как-то не верил.       Ближе к вечеру я решил выйти, чтобы выкинуть скопившийся мусор, а там, может, уже и до магазина дойти — в этот раз мне хотелось творожных сырков. Одевшись и открыв дверь от себя, я замер на пороге с пакетом в руках — на стене напротив моей квартиры висела прикрепленная скотчем бумажка со словами «Посмотри вниз».       Не успел я перевести взгляд на собственный половичок, как заметил на соседском деревянном ящике для картошки, стоящем в коридоре уже очень давно, чистую белую миску, накрытую фольгой, и ещё одну записку рядом.       Проявив невероятное усилие над собой, я сначала сходил и выбросил мусор, а потом, вернувшись и помыв руки, снова выглянул в коридор, надеясь, что за время, которое я ходил туда-обратно, эта инсталляция испарилась. Ничего подобного.       Сняв со стены первую записку, я принялся читать вторую. «Честно говоря, меня замучила совесть, и я решил поделиться. Молока, как и обещал, тут нет — сухими пожуёшь. Ну и да, обещаю больше не сверлить стены, пока ты спишь. Чтоб не было дальнейших претензий, можешь составить свой график сна и принести мне. Или просто приходи, если тебе вдруг понадобится компания. В идеале — помоги мне собрать этот несчастный стеллаж из Икеи. Чем быстрее поможешь — тем быстрее мы выспимся. Квартиру ты знаешь, как выяснилось.»       В мисочке, заботливо прикрытой, до краёв были насыпаны хлопья.