***
Изуку часто размышляет, почему в роковой день, перевернувший существование, искренне поверил словам малознакомого человека.
Пробегающая мимо девушка с покрасневшим лицом и сбитой дыхалкой задевает костлявое плечо сутулого парня, который лишь сильнее жмурится, инстинктивно вжимая голову в плечи. Мидория неуклюже отшатывается к стене, прижимаясь к горячему бетону высотки спиной и ощущая дикий жар под черным пиджаком, шумно сглатывая. Буквально за поворотом стоят несколько пожарных и полицейских машин, несколько беспомощных героев и дикие вопли. Взволнованный подросток ведет костяшкой по контуру нижней губы, горько усмехаясь, пока из глаз чуть ли не текут слезы. Знакомые крики побуждают идти дальше, где дорога забита толпой зевак, замеревших перед погибающим человеком, скованным грязевым монстром. Видеть Кацуки, который подыхает от нехватки кислорода благодаря кислой жиже отходов, безумно. Внутренности щиплет от желания помочь. Подросток невольно ударяет себя по виску, вспоминая жестокие издевательства, не ограничивающиеся стенами школы и выходящие за рамки, и делает уже второй шаг прочь, когда происходят выстрелы. Оу, неужели полицейские с героями в настолько безвыходной ситуации? Нет подходящих причуд, как жаль. Бакуго пересекается загнанным взглядом с бывшим другом, чувствуя обнимающую смерть, и вновь запускает обжигающие взрывы в злодея. Кацуки с зарождающимся ужасом читает в изумрудных глазах: «Я же бесполезен, терпи и жди героев». Ядовитая жижа поглощает тело, надавливая на плечи парня, заставляя вопить и захлебываться жидкими отходами. Выстрелы со стороны полицейских вызывают пелену дикой боли перед вишневыми глазами, а Изуку чуть взволновано подается вперед, позабыв на пару секунд все ссоры, драки и обиды. Но в худое плечо впивается изуродованная ладонь знакомого мужчины, дергающего на себя подростка, тем самым помешав несостоявшемуся герою вмешаться в грандиозное падение самого талантливого школьника Японии, который на глазах множества людей получает посмертную инвалидность.***
Загнанный вой наполняет дряхлое пространство между несколькими многоэтажками. Никто не выглядывает в мутные окна, но по тонкому слою первого снега течет вязкая кровь с мерзкой примесью. Изуку чуть ли не задыхается собственной истерикой, сгибаясь пополам и вопя в закусанное запястье. — Ну все, тише, — с неожиданным горьким спокойствием и необходимой поддержкой произносит появившейся мужчина, чьи темно-болотные патлы грязно липнут к открытой плоти на щеке. — Тебе нужно уйти, чтобы не встретиться с некоторыми людьми. Пойдем, Изуку. — Она сдохла по моей вине, — дохло выдавливает подросток, судорожно хватаясь за грудину, под которой невыносимо болит сердце. — Умоляю, помоги мне справиться с жизнью! Ты же… Ты… — Мидория поднимает лихорадочный взгляд на «спасителя», загибая пальцы до противного хруста, — вновь появился… Настоящий? Как тебя зовут? Помоги мне, молю. Пришедший измучено улыбается, из-за чего застывшая кожа на щеках каменной ношей падает на тонкий снег в ногах, и опускается на колени, стискивая мальчишку в крепких объятиях, поглаживая изумрудные локоны. — Прошу, не плачь. Я рядом, Изуку. Я рядом, помогу. Изуродованные ладони — открытые мышцы с лоскутами испорченной кожи — неожиданно замирают на темной макушке, и тяжелое дыхание срывается с истерзанных губ. Старший медленно поднимается, уверенно выпрямляя спину и пряча ребенка за собой. Мидория перестает дышать, стискивая в дрожащих ладонях черное пальто, а после упираясь лбом в выпирающий позвоночник, который ощущается сквозь плотную ткань, и слышит неприятный прокуренный голос незнакомца. Довольно взвинченный и пугающий. — Территория Лиги заканчивается в другом месте, так что я не нарушаю местных правил, Шигараки, — лукаво отвечает напряженный мужчина из затемнения двух зданий, ровно держа пистолет и с облегчением подмечая, что ни ребенка, ни свежего трупа с ракурса злодеев не видно. — Кто ты такой? — громко и злобно спрашивает Томура, мерзко щурясь. За спиной восемнадцатилетнего лидера вспыхивает темный туман, и ядовито-желтые полосы вместо глаз пугающе расплываются над сутулыми плечами седоволосого юноши. Курогири сразу видит угрозу в изнеможенном силуэте, чуть ли не нависая расплывшимся пятном над союзником. — Отвечай! — Я не собираюсь мешать Лиге, расслабьтесь. Но в противовес спускает предохранитель, сладко улыбаясь и напрягаясь всем нутром, когда молодой лидер злодейской организации разозлено ступает навстречу.Окаменевшая кожа отслаивается от плоти, оголяя голени и трескаясь в стопах.
— Какого черта, ублюдок?! Лига лишь недавно сформировалась, а лидером я стал еще позже! Откуда тебе известно о нас?! По темным глазам мужчины заметно, что он знает намного больше всех собравшихся. Будто уже проживал данную ситуацию.С истерзанных губ, которые нервно вздрагивают в ядовитой гримасе, осыпается кожа. Но не от причуды распада.
Человек, чье имя еще никто не знает из присутствующих, с ошеломляющей умелостью перехватывает серое запястье безопасным для себя способом, вбивая седоволосого юношу грудью в сырой от снега асфальт и подставляя пистолет к затылку, чуть ли не выламывая локоть. Злодей, окутанный объятиями ледяного тумана, теряется в сложившейся ситуации, не понимает, почему смертоносная причуда не сжирает тело оппонента, поскольку Шигараки никогда не тянет, и откуда взялся до жути перепуганный подросток. — Мальчишка умрет, если выпустишь пулю! — орет Курогири, увеличив концентрацию причуды вокруг горла ребенка. Застывший мужчина смотрит на затылок Шигараки, плавно убирая и пистолет, и колено со спины, но поднимая взгляд на свинцовое серое небо, откуда падают хлопья первого снега, словно пепел над сожженным городом. Он тяжело выдыхает, шепча одними губами: — Прости меня, Шигараки, я уже не знаю, как поступить.С виска сыпется сырой от крови прах.
— Хорошо-хорошо, давайте разойдемся? Ни мне, ни вам не нужны смерти, правильно? Не трогайте моего сына. — Не появляйтесь больше на севере, иначе вы не сможете спокойно вдохнуть в Японии, не боясь за собственные шкуры!***
— Скажи, почему ты назвал меня сыном? — вскоре спрашивает замерший Изуку, тяжело вздымая грудную клетку и желая поспевать. — В прошлый же раз сказал, что не являешься моим родственником. — Чтобы отгородить от ненужных знакомств. Пойми, тебе нельзя быть ни на стороне героев, ни злодеев. У мира появится будущее, если существование Мидории Изуку канет в лету. Подросток останавливается, не желая верить услышанному и видя в свете фонаря в край обезображенное лицо собеседника. С каждым действием плоть будто бы отходит, исчезает, а нынче крепкий организм медленно впадает в небытие. — Почему? Скажи, почему моим ровесникам дано радоваться жизнью, а мне приходится ломать внутренний стержень ради других? Я даже не могу воспользоваться причудой, чтобы возвыситься до чертовых рамок общества! Она рвет мне и сердце, и грудную клетку! — Послушай, Изуку, — вкрадчиво останавливая душераздирающий порыв, обезображенный мужчина кладет ладонь в перчатке, которая хоть немного прикрывает обугленную плоть, на сутулое плечо, — искушение воспользоваться причудой будет огромно, но не подавляйся, молю, борись. Не все сверхспособности созданы для спасения. Чтобы быть героем, не обязательно тащиться в академии, агентства, ломать себя и вопить каждую ночь в подушку из-за дикой боли. Являться героем можно для одного человека. — Как я могу стать героем, если мне не под силу спасти даже себя? Горький вопрос заставляет лишь мягко улыбнуться — старший видит в данной реплике сформированный ответ. — Меня зовут Мидория Изуку, — вскоре произносит старший после того, как мальчишка опускает голову в подступающей истерике.С ребер падает окаменелая кожа, оголяя беззащитные кости.
***
— Ты жалкое ничтожество! — хрипло кричит Кацуки в опустевшем классе, стискивая черный пиджак бывшего друга. — Ненавижу! Изуку смотрит лишь в пол, не смея поднимать опустошенный взгляд на обидчика. В голосе кричащего слышится предательский надлом и подступающие слезы, что раньше было совсем несвойственно для личности неоспоримого лидера. — Ненавижу, ублюдок! Чтобы ты сдох! Бакуго выпускает пар, лишь бы скрыть слезы, толкая одноклассника в подоконник, и стискивает кулаки, чтобы успокоиться, но бурлящая злоба острыми нитями впивается в глотку, заставляя произнести отвратительную фразу: — Поступи, как мать, покончи с гребаной жизнью. Твои опекуны будут лишь рады, когда омерзительное ничтожество в лице Деку подохнет! — Хорошо, — слабым шепотом произносит парень, не поднимая взгляда и всхлипывая на выдохе. Кацуки на взводе хватает школьную сумку, даже не услышав брошенное в обиде слово и тем более не заметив, как одноклассник на не слушающихся ногах поднимается на подоконник. Мидория прикрывает ладонями покрасневшие глаза и старается выровнять сбитое к черту дыхание. — Прыгай, — горько просит темноволосый мужчина, чье тело безобразно сдает, будто под медленной причудой Шигараки. — Я не могу, — с хрипом признается Изуку, поджимая к груди сжатые пальцы, — хоть и ненавижу их, я все равно не могу! Хочется жить, мне страшно умирать. Мидория шепчет, словно раскрывает ужасную тайну, и медленно поворачивается к самому себе. — Мне страшно. Но старший делает еще один шаг, невесомо касаясь диафрагмы подростка через помятую рубаху и из последних сил грубо толкает.Изуку перед падением запоминает лишь собственные изумрудные глаза.