Его свет

Мо Жань смотрит на Ваньнина, на едва заметную улыбку его, наполненную нежностью и любовью. К нему. Не выдерживает, подрывается и крепко обхватывает руками, прижимая к себе самое дорогое своё сокровище. Над ухом раздаётся удивленный тихий выдох, а тело, тёплое, такое податливое, послушно прижимается. Мо Жань обнимает крепко, но так, чтобы не больно — боль этому человеку, пусть и самую малую, он причинить не сможет больше никогда. И никому другому ни за что не позволит, но себе особенно. — Прости-прости-прости, — шепчет горько, с солёной влагой на щеках. Ноги держат плохо, в голову настойчиво прокрадываются воспоминания прошлой жизни, вытворяемые им ужасы, все совершенные грехи. Мо Жань, едва не задыхаясь, опускается на колени, сотрясаемый крупной дрожью, и все никак не смолкнет, как околдованный повторяя слова извинения, ненавистью к себе сквозящие. Чу Ваньнин забывает даже дышать, замирает и только смотрит поначалу удивлённо, а после — понимающе и грустно. Одну руку опускает на плечо, пальцами второй путается в непослушных волосах и зовёт негромко. — Мо Жань. До того сильно чувствуются в спокойном голосе забота и любовь — и совсем ни капли злости, обиды. Вэйюй заламывает брови и жалко всхлипывает, не в силах этого вынести. Ваньнин вздыхает, продолжая мягко водить рукой по жёстким волосам. Понимает — никакие слова сейчас не помогут. Он пытается заставить посмотреть на себя, но ничего не выходит — Мо Жань упрямо сопротивляется чужим ласковым пальцам, пряча лицо. — Прости. — Я никогда не винил тебя. — Прости, прости меня, прости… С трудом, из-за опоясывающих талию рук, Ваньнин и сам опускается на колени. Чтобы приподнять заплаканное лицо, приходится приложить немало усилий — Мо Жань сначала сопротивляется, совсем не готовый встретить его взгляд, не кроющий в себе ни капли осуждения. Покрасневшие глаза, глубокая складка между сведёнными к переносице бровями, искривлённые подрагивающие губы. Чу Ваньнин подушечками больших пальцев бережно водит по скулам, размазывая слёзы, и наклоняется вперёд, целуя в лоб. Мо Жань дёргается, поднимает наконец сияющие мириадами бликов глаза. Ваньнин смотрит в них — красивые, с фиолетовыми искорками — внимательно, пытаясь успокоить, засматривается на слипшиеся от слёз ресницы. Целует, ощущая, как под губами трепещет влажное веко. Отстраняется чуть-чуть — так, что кончики носов соприкасаются, а глаза оказываются совсем рядом. И смотрит, смотрит. Так невыносимо тепло, с едва заметным беспокойством и бесконечной любовью. А Мо Жань не может поверить. Всё никак не может принять то, что Ваньнин с ним, несмотря на вернувшиеся воспоминания. И что в прошлой жизни тоже был с ним, всегда был, никогда не оставлял. После всего, что Вэйюй сотворил, впору было бы бежать, не думая, не оглядываясь. Ваньнин остался. Вэйюй так благодарен, так благодарен! Столь сильно, столь отчаянно. Счастлив до безумия. И думает, что нет ему прощения, не заслужил. — Люблю, люблю тебя, — голос охрип, Мо Жань покашливает, тут же спиной ощущая жар от поглаживающей её руки. Объятия, такие успокаивающие, будто поглощают накопившуюся тьму, обволакивая, рассеивая без остатка. Ваньнин в его глазах — сам свет. Невероятный, самый прекрасный. Его спасение, его погибель, его вселенная.