Солнцеворот

Закутавшись в плащ от пронизывающего зимнего ветра, Мирт сидел под мандариновым деревом с учебником в руках. Близились промежуточные экзамены девятого курса, и впервые за много лет Мирт не чувствовал себя особенно уверенным. Тот, кто составлял программу, будто специально сгреб все самые нелогичные вещи в год, когда студенты выбирали свою узкую направленность, и после Големостроения все эти суставы и сочленения буквально начали сниться, заставляя кипеть и без того перегруженный мозг. Мирт досадливо вздохнул, растирая замерзшие руки. Сидящий рядом Кельсиан послал в его сторону волну теплого воздуха и, не отводя задумчивого взгляда от альбитового неба, протянул: — Ты когда-нибудь думал, как маги превращают энергию в материю? — М-м, я, как созидатель, как бы постоянно этим занимаюсь. Энергия — в стихию, стихия — в материю. — Нет, я знаю. Я имею в виду, чистый огонь, скажем, материален? Или что такое Земля — камень, почва? Там же масса примесей… Мирт закрыл учебник и повернулся к другу. — В созидании я обычно сразу из нескольких творю то, что мне нужно. Огонь скорее структуру меняет, думаю… Так же, как со свечкой. Когда призываешь Огонь, он воздействует на фитиль и рождает обычный огонь. А что ты делаешь с Воздухом? Кельсиан пожал плечами. — Манипулирую тем, что есть? Хотя, если задуматься, не для всего, что я делаю, хватит того, что есть, так что, наверное, я как-то призываю его в реальность, даже если я не думаю об этом. — Он повернулся к Мирту. — Это вообще имеет смысл? — Вот кого должны называть гением, — заулыбался Мирт. — Творю, не зная, как. Кажется, ты и без института бы всем овладел как-нибудь. По наитию. — Заткнись, — усмехнулся Кельсиан, толкая Мирта плечом. Несколько минут они провели в молчании, глядя сквозь голые ветви деревьев, как на другом краю сада грелись у костра огневики. Мирт поежился. В такие моменты он завидовал Кельсиану, который, казалось, никогда не мерз. А даже если бы мерз, у него хоть не было этого панического страха открытого огня. Чертов Кельсиан, без единого чертового изъяна, усмехнулся Мирт; впрочем, беззлобно. Серьезно, этот парень был хорош во всем: имел талант к магии, благородное происхождение, привлекательную внешность, множество друзей… Единственный вопрос, который мучал Мирта — это почему такой человек вообще предпочитает проводить большую часть времени с одиноким самопровозглашенным затворником. Чего ему не хватает? Должно ведь быть что-то, что Мирт может ему дать? — Завтра Зимний солнцеворот, — подал вдруг голос Кельсиан. Мирт лишь рассеянно промычал, все еще находясь в своих мыслях. — Ты отмечаешь? Слова постепенно доходили до Мирта, пока он рассеянно моргал, глядя на Кельсиана. — Э-э, не особенно. Смотрю с балкона обычно некоторое время. У меня как-то много других дел. Он снова перевел взгляд на костер вдалеке. Когда-то он был неотъемлемой частью этого праздника, разве нет?.. — Знаешь, — продолжил Мирт после небольшой паузы, — когда я был маленьким, мама всегда готовила большой пирог на всю семью, и мы сидели всю ночь у костра. Это был единственный день, когда я чувствовал, что я один из них, знаешь? Что я принадлежу семье. Ты, должно быть, скучаешь по этому здесь, в институте? Кельсиан улыбнулся, несколько натянуто. — Не знаю, может, у нас разные традиции? — Он пожал плечами. — Я не слишком думаю об этом. Здесь такие красивые праздники! Что ты будешь делать в этом году? Не говори мне, что проведешь Солнцеворот за книжкой, Мирт. Кельсиан игриво нахмурился, а Мирт со стоном закатил глаза. — Мне нужно готовиться. Девятый курс — это ад, Кельсиан! Я ни черта не могу запомнить. — Я тебе не верю, — Кельсиан широко заулыбался. — Ты помнишь все, начиная с первого курса. — Я серьезно. — Мирт тяжело вздохнул, стискивая учебник в руках. — Это… это слишком. Кельсиан помолчал. Мирт ощущал его пристальный взгляд, даже не глядя. — Может, тебе отвлечься? Всего один вечер перед выходными — может, у тебя хоть мысли улягутся. А? Стиснув зубы, Мирт покачал головой. Он достаточно отвлекался за эти полгода, раз не может заставить пропорции перестать путаться в его голове. Кельсиан вздохнул. — Что ж, как знаешь. Я не буду тебя заставлять. Хотя, — он ухмыльнулся, — никто не мешает мне присоединиться к тебе на балконе минут на пятнадцать. Да? Мирт не мог сдержать благодарной улыбки. Коснувшись головой виска Кельсиана, он тихо проговорил: — Да.

***

Окно, должно быть, уже привыкло, что им давно пользовались, как дверью. Хотя обычно это Кельсиан залезал через него в комнату Мирта, а сейчас — сам Мирт выбирался на улицу. Улица встретила ледяным вечерним ветром, антрацитовой пеленой облаков, скрывающей звезды, и веселым гомоном людей, собирающихся на общих балконах, которые опоясывали главный корпус института. Несмотря на то, что самая длинная ночь в году уже началась, народу было пока немного — едва только закончился ужин, — хотя и значительно больше, чем бывало в это время обычно. Поежившись и спрятав подбородок в шарфе, Мирт сотворил на маленьком балконе девятого этажа диванчик с мягкими подушками, удовлетворенно опустился на него. Вздохнул, выпустив облачко пара. Как ни старался он сегодня сосредоточиться на учебе, именно в день Солнцеворота в животе всегда появлялся болезненный ком. Казалось бы, столько лет прошло, но ночь природы, семьи и тайн заставляла вновь тосковать по полузабытому чувству единения. Что бесило своей нелогичностью, ведь Мирт никогда по-настоящему не имел этого самого единения, даже когда у него еще была семья. Был только его призрак и надежда. Может, поэтому он вышел на улицу так рано и сел прямо перед башней Воздуха? На открытую площадку на ее крыше вдруг вывалилась галдящая смеющаяся толпа. В воздух посыпались снопы рубиновых искр и узорные языки пламени, и со всех балконов раздались восторженные крики. Многие воздушники взмыли в темное небо, танцуя между взрывающимися магическими фейерверками, оставляя за собой шлейфы разноцветного тумана; кто-то распылил над башней пар и, подсветив, создал яркую переливающуюся радугу. Радостный едва слышный наверху гул доносился даже из города — многие собирались вокруг института посмотреть на представление магов. Одна из снова взлетевших с башни фигур направилась в сторону Мирта, и он не смог сдержать теплой улыбки, узнав Кельсиана. Приземлившись, тот сунул Мирту в руки высокую стеклянную кружку, зябко укутался в плащ и утонул в подушках дивана. — Черт возьми, напомни мне больше никогда не летать зимой. Холод в полете утраивается, чтоб ты знал. — Не может быть, — ухмыльнулся Мирт. — Я думал северянам холода не страшны. — Я не настолько с севера, чертов ты южанин, — Кельсиан уставился на него исподлобья и вдруг потянул за длинный светлый хвост Мирта. — Вот ты больше похож на выходца с севера, а все равно мерзляк. — Может, мои родители и были с севера, кто его знает, но я летний человек, — пробурчал Мирт. Кельсиан рассмеялся. — А это что такое? Мирт поднял кружку с теплым янтарным напитком. — Имбирный мед. — Почему мне не кажется, что это тот самый напиток из детства? — Наверное, потому что это не «мед» мед, Мирт. Брось, ты же меня знаешь. — Кельсиан поиграл бровями. — Споить меня хочешь, бесстыжий? — Всегда, — наигранно-серьезно кивнул Кельсиан. Глядя ему прямо в глаза, Мирт демонстративно сделал несколько больших глотков медовухи. — Ты же не думаешь до сих пор, что я ханжа? — После всего, что между нами было, Мирт — о боги, нет. — Заткнись, придурок, — засмеялся Мирт. Удовлетворенно вздохнув, Кельсиан обхватил кружку двумя руками и перевел взгляд на магический танец в ночном небе. Мирт искоса наблюдал. Вспышки пламени яркими отблесками отражались в глазах Кельсиана, почти скрытых в тени челки и глубоко натянутого капюшона, его бледные губы прижимались к теплому боку кружки. Их уголки приподнимались, когда огненные узоры складывались в особо интересные картины, а кончики пальцев впивались в ребристое стекло. Сделав большой глоток меда, Кельсиан сполз на подушках, упер ноги в парапет и продолжил умиротворенно смотреть на расцвеченное магией небо. — Я тут трактат Нальстейна прочитал, — начал Мирт, нарушая тишину, — он изучал близнецов в наследовании магии. Так вот, в одной семье родилась тройня, но магом был только один из братьев. Нальстейн считает, что это в рамках обычной вероятности появления способностей у ребенка — хоть близнецы обычно оба либо маги, либо нет, — но тут близнецовое умножение вероятности не сработало. Но я подумал: а что если просто у этого конкретного близнеца случился какой-то сбой, который позволил… — Мирт, — усмехнулся Кельсиан, — даже сейчас думаешь о книжках? — Уговор был только на учебники. И я думал, тебе будет это интересно. В конце концов, ты ничуть не реже меня заводишь абстрактные темы из ниоткуда, Кельсиан. — Может быть. — Он воровато оглянулся и, наклонившись к Мирту, громко зашептал: — Но тут слишком людно, и я не хочу, чтобы все узнали, что я такой же ботан. Фыркнув, Мирт отпихнул ржущего Кельсиана от себя. — Да в чем твоя проблема? Мирт отвернулся к гагатовому небу, где уже затихли огненные всполохи и теперь медленно кружились первые снежинки. Проблема с Кельсианом была в том, что порой Мирт совсем его не понимал. Эта шутка про ботана была не совсем шуткой — может, ему действительно было проще говорить о магии именно с Миртом, чем с остальными; с ним Кельсиан даже не делал секрета из своего восхищения и интереса. Они могли говорить о чем угодно, поднимать любую тему ни с того ни с сего, и Кельсиан часто сам начинал, Мирт был благодарен судьбе за такого друга. Но иногда ему будто было все равно. И непонятно: это какие-то определенные темы Кельсиану не интересны или он слишком устал от одержимости Мирта. — Мирт, я… — Кельсиан сглотнул. — Я не так идеален, как может казаться со стороны. Есть кое-что… Есть вещи, о которых я не хочу даже думать. Но не принимай их на свой счет, прошу. Ладно? — Ладно. — Мирт помолчал. — У всех есть свои слабости, Кель. Кельсиан хмуро вздохнул, словно недовольный этой истиной, и еще сильнее вжался в подушки. Снежинки вились вокруг его напряженного лица, путаясь в волосах и тая в забытом меде. Привычный образ благополучного аристократа дал трещину, и грудь Мирта сдавило при мысли о том, что могло за ним прятаться. Какую боль он скрывал за легкой улыбкой. Мирт не хотел давить, но это было и неважно — он был рад помочь, даже если просто молчанием. Внезапно ком в животе, всегда возвращавшийся в день Солнцеворота, начал таять. Самая длинная ночь в году перестала пугать своим одиночеством. А семья?.. — Помнишь, я рассказывал, что потерял родных, когда мне было шесть? — тихо начал Мирт. — Не надо, Мирт… — Нет, позволь мне. Я хотел сказать… Я никогда не любил Солнцеворот из-за всей этой темы семьи. Но я понял, что не хочу гоняться за призраком того, чего нет и не было. Я могу найти это в других людях, и… Кель, я просто благодарен, что могу провести Солнцеворот с тобой. Лицо Кельсиана не выражало ничего, он будто застыл, уставившись на Мирта. Тот смущенно кашлянул. Отвел глаза. Но прежде, чем он успел начать нервничать, Кельсиан прислонился к нему, испуская долгий расслабленный выдох. — Ты так заставишь меня всерьез полюбить Солнцеворот, — промурлыкал он, положив голову на плечо Мирта. Тот тихо усмехнулся. Снег теперь валил мягкими хлопьями, покрывая башни института и десятки радостных студентов, но с кружкой меда в руках и приятным весом на плече Мирту не было холодно. Тепло было и на душе.