Игрушка.

— Лидия. Слышит девушка в который раз. — Лидия. И снова. — Лидия! Разнеслось эхом по всему дому. "Лучшей" уже никто не сможет помочь. Мать с головой окуналась в молитвы и проповеди. Себастьян ушёл из дома. Только она и он. Тиран, который требует всё больше и больше с каждым днём. — Да, папа, ты что-то хотел? — повинуясь, говорит девушка дрожащим голосом. Синяки по всему телу, ссадины, следы той самой линейки, хоть все и разошлись кто куда, ему есть на ком отыграться. Его игрушка. Мешок кожи, набитый костями. Мужчина вёл себя как маньяк, жаждал крови и был готов в любой момент ударить. Да даже изнасиловать. Но пока до этого не дошло. И слава богу. Дома на полу часто валялись пустые бутылки из-под виски или мартини. После того, как миссис ШвагенВагенс окончательно покинула дом, отец не сдержался. — Это ты виновата, Лидия! Всё из-за тебя! Она бы не ушла! — Отец, присядь, успокойся. — Присядь, успокойся... — он ударил её раз, второй, щека сильно опухла. Густав усадил её в кресло и начал лезть руками под свитер, бережно убиряя его, — Посмотрим, что у нас тут... Вскрик. Девушке было больно, когда тот сжимал и расжимал её грудь с бешанной силой. — Чего ты орёшь. — Это очень больно, папа! Отпусти меня. — Не могу, я же должен ублажить себя, ведь по твоей вине ушла жена. Теперь, отрабатывай, — Густав снял с Лидии всё, что было на ней. Тело, покрытое царапинами и ушибами, предстало перед ним. Монстр сего деяния даже не думал останавливаться. Дочь, крича, умоляла пустить её, но он не слушал. Прильнув к её пока чистой шее, отец начал оставлять засосы. — Ты будешь у меня самой красивой, Лидия. — Помогите! — пыталась звать на помощь девушка, но безуспешно. Вскоре мужчина и сам начал раздеваться. Сняв с себя всё, он сел в кресло, а дочь посадил к себе на колени. Густав начал ласкать её грудь, а Лидия пыталась махать руками, бить его кулаками, но отец был сильнее. Видимо, сейчас она станет игрушкой в прямом смысле этого слова. — Хватит сопротивляться, стерва! — Густав схватил её за руки и потянул их, чтобы дочь испытала боль и больше не рыпалась, — Вот умница. Сиди смирно и больно не будет. Она плакала. После этого будет трести. ШвагенВагенс старший взял её на руки и понёс в спальню, там будет удобно. Он гордился своей девочкой, она у него умница. Тяжёлые шаги по лестнице раздовались гулом, было слышно даже дыхание, глубокое и такое тёплое. Открыв дверь, мужчина занёс Лидию в комнату и положил на кровать, навис над ней и стал смотреть в глаза. — Папочка, не надо, прошу... — вся заплаканная, хныкала дочь. Без единого слова он вошёл, закинув её ногу на свое плечо. Жуткая и жгучая боль раздалась во всём теле, ноги ослабли, а руки, как змеи, расползлись по кровати. Струйка крови пробежала по оголённым ногам Лидии, она крикнула, тот же закрыл ей рот рукой. Каждый толчок был противен и ужасен. Эти пятнадцать минут не забудешь никогда. Густав кончил, благо, не в девушку. — Иди, подбери свою одежду и бегом в ванную. Плачь расходился по всей ванной с эхом вдобавок. Вода глушила её крики. Между ног болело невыносимо. Выйдя, Лидия осмотрелась и шмыгнула в свою комнату, заперлась и провела там целый день. — Лидия. До сих пор слышится ей во снах. — Лидия. До сих пор вспоминает она. — Лидия! До сих пор имеет противное звучание.