«...Как от проказницы Зимы, Запрёмся также от Чумы! Зажжём огни, нальём бокалы, Утопим весело умы И, заварив пиры да балы, Восславим царствие Чумы...» © А. С. Пушкин
Славное четвёртое число. Его Национальный праздник. Самая главная гордость в его жизни. День его рождения как полноценного государства... К которому Альфред, вопреки всем своим личным обычаям и привычкам, в этот год подготовился от слов «абсолютно никак», потому что изначально даже и не планировал отмечать... Дело было не только в вирусе да стихийно возникших, норовивших перерости в настоящую революцию акциях народного протеста (хоть они, вместе взятые, и являлись главной причиной его далеко не праздничного настроения, а также бессонниц, головной боли и, хоть и не частых, но всё равно чертовски выматывающих панических атак, которых у Америки до этого момента не было уже очень и очень давно), но ещё и в том, что этот год — отнюдь не юбилейный. Ровно двести сорок пять лет с того дня будет в следующем (если мир к чертям не рухнет раньше, во что ему, честно признаться, уже слабо верилось и чего он, если быть уж совсем откровенными, отчасти даже с боязливым нетерпением ждал, поскольку всё надоело настолько, что и не опишешь). А пока что лишь двести сорок четыре. Не повод для грандиозной вечеринки... Так думал (правильнее было бы сказать «пытался успокоить себя») Джонс. Так не думали остальные. Другим странам нужен был праздник. Любой. Абсолютно любой, лишь бы хотя бы на день забыть обо всех несчастьях, бедах и тревогах, лишь бы хотя бы на день сбросить с плеч тяжеленный груз удушающей ответственности... Посему терять такой замечательный повод для гуляний никто не собирался. Безрасудно, невероятно глупо... Но только отчасти. Олицетворения стран на то и олицетворения, чтобы не подвергаться большей доли людских болезней: они могут простудиться, по неосторожности заработать синяк, ссадину, перелом, отравление... И в крайне редких случаях что-либо ещё. Опять-таки не настолько серьёзное, как тот же пугающий всех в последнее время вирус. По этой причине ни один из них также не способен стать его переносчиком. А потому, стало быть, единственным, что всерьёз угрожало им, была потеря сознания из-за слабости и переутомления. Но это, как известно, не смертельно, да и все необходимые меры для таковых инцидентов были предприняты: каждый обязался внимательно следить не только за своим, но и за самочувствием ближних, к тому же под рукой имелось несколько аптечек. Ну и, на крайний случай, во избежание неприятных сюрпризов для врачей, о мероприятии заблаговременно была уведомлена ближайшая больница... Да, организация (проходившая, разумеется, втайне от виновника торжества) стоила немалых усилий и хлопот... Спрашивается, а точно ли странам так сильно сдался этот утомляюще-рискованный «Пир во время чумы» (как прозвал предстоящее гуляние Брагинский)? То ли карантин так сильно повлиял на всех, то ли Франция (главный инициатор сего веселья) наравне с Хондой (Франциск сам не ожидал, что тот не только согласится на эту "безобидную авантюру", но и вдобавок вызовется быть основным помощником во всех касающихся запланированного делах) обладали невероятным даром убеждения, то ли ещё что, но судя по тому, что народу собралось прилично, ответ положительный. Остаётся лишь гадать, каким чудом им удалось сохранить всё в секрете...*****
— Альфред, mon cher ami,* как насчёт прокатиться со мной в одно замечательное местечко? Непонимающе нахмурившись, Америка поднялся с дивана, принимаясь бесцельно расхаживать по комнате. Зацепившись взглядом за какой-то предмет за окном, он приостановился, а после приблизился и отодвинул штору. — О чём это ты? — «каким-то предметом» оказался автомобиль, рядом с которым, к удивлению, обнаружился и Бонфуа... «Что происходит? Почему он здесь?! Как его вообще сюда пропустили?..» — быть может, не запутайся и не потеряйся он в числах, событиях да происшествиях — одним словом, во всей той неразберихе, что творилась на его территории и в мире последние несколько месяцев — Джонс и догадался бы, к чему всё это клонило, однако... Реальность была такова, что из-за происходящего вокруг хаоса он, в конечном счёте, умудрился и вовсе забыть про свой день. Именно поэтому странное, внезапное появление Франции никоим образом не связалось с нынешней датой. Оно и к лучшему: сюрприз не будет испорчен. — О, не переживай об этом: ты обязательно всё поймёшь, когда мы приедем. — Подняв голову и заметив в окне Альфреда, он лучезарно-лукаво улыбнулся, зазывая того спуститься. — Просто расслабься и доверься "Большому брату", который позаботился обо всём вместо тебя. ~ «Звучит не слишком-то и вдохновляюще». — Подумал про себя Америка, а вслух поинтересовался: — А куда мы всё-таки едем? Между тем, стрелки часов показывали пол шестого вечера. Снаружи на приветливо-ласковом солнце блестели оставшиеся от недавно прошедшего дождя лужи, однако синоптики уверяли, что радоваться ещё рано, и небо позже вновь окажется во власти серо-хмурых туч. — Туда, где сегодня вечером будет очень весело. — Размывчато ответил Франциск. — Ну же, собирайся скорее: мы не можем заставлять других так долго нас ждать! Это, как минимум, очень некрасиво с нашей стороны... «Других?! Так он ещё и не один?..» — мысли принялись хаотично кружится в голове, как если бы внутри неё тотчас образовался немалой силы вихрь. — Хорошо, я сейчас... Сказать, что Джонса совершенно не устраивало слепое повиновение судьбе — значит, сказать ничего. Однако, по мере сборов, его всё сильнее и сильнее охватывало какое-то неясное чувство азарта, а посему негодование медленно, но верно улетучилось, словно бы его и не было. Полу-бегом спустившись с лестницы, Альфред вышел из дома и вовсе окрылённый сам не зная, чем. Что-то электричеством покалывало на самых кончиках пальцев, заставляя сердце взволнованно спешить навстречу неизвестному. — Забыл сказать, чтобы ты оделся немного повеселее... — окинув его взглядом, задумчиво произнёс Бонфуа, при этом не теряя своей прежней улыбки. — Хотя, если ты будешь искренне улыбаться, то всё будет просто чудесно.... Америка лишь непонимающе усмехнулся. Повеселее? И это при том, что сам "Большой брат" тоже был в чёрно-белом смокинге, и единственной цветной деталью в его облике служила ярко-красная роза в петлице? И что он там сказал про его улыбку?.. — А впрочем, хватит болтать! Нам уже давно пора ехать. ~ Усевшись в машину, Джонс напоследок, точно прощаясь с ним, взглянул на своё не совсем скромное жилище, ещё с секунду о чём-то посомневался, а затем доверчиво-беспечно откинулся на спинку сиденья. Что же, будь что будет! Нерешительность и боязнь — далеко не его стиль.*****
Немногим дольше, чем через полчаса, они подъехали к самому обычному, на первый взгляд, зданию, которое Альфред про себя не признал, но отметил смутно знакомым... Не то, чтобы он плохо ориентировался на собственной территории, однако, согласитесь, удержать в памяти абсолютно всё довольно сложно даже для почти что бессмертных не-совсем-людей. А если ещё учесть и нынешнюю обстановку в мире, от которой у многих ум заходит за разум... Здание, к слову, как выяснилось чуть позже, удачно совмещало в себе и ресторан, и небольшой театр. Виновника торжества поджидал знатно украшенный к празднику банкетный зал: воздушные шары всех цветов радуги, множество гирлянд, среди которых имелись и самодельные, бумажные флажки, помпоны и прочее, прочее... Всех простых и затейливых украшений и не описать, поскольку каждый пытался привнести что-то своё (и выражалось это даже в таких мелочах, как красиво сложенные бумажные и тканевые салфетки). На столах разного рода закуски, салаты, вазочки со свежими фруктами — главное пиршество ещё только впереди... Поскольку всё продезинфицировали заранее, никакими средствами особо сильно уже и не пахло. Вся имевшаяся обслуга была в масках да перчатках (и пускай никто так однозначно и не выяснил, насколько эти меры защиты эффективны, ни один из собравшихся не горел желанием увеличивать риск), в то время как олицетворения, по уже указанной выше причине, обходились и без этого. — Альфред, ma joie,* будь добр, закрой ненадолго глаза. Они стояли у входа. Америка с неохотой (мало того, что ему почему-то не давали толком взглянуть в окно на протяжении всей поездки, так теперь и вовсе хотели "лишить" зрения) и усиливающимся волнением выполнил просьбу, к своему неудовольствию ощутив, что сверх этого ему на глаза вдобавок повязали какую-то ткань. Однако возмущаться вслух он не стал. Франция тут же подхватил его под руку, уводя куда-то в глубь помещения... Когда Джонсу наконец-то позволили видеть, всё произошло, совсем как в пресловутом голливудском фильме: где-то рядом бахнуло несколько хлопушек, усыпая всех красочно-разноцветным конфетти, кто-то крикнул: «Сюрприз!», за неимением хлопушки лопнув шар... — Вы... Это... — начал бессвязно бормотать Альфред, от неожиданности на время растеряв всю характерную для него болтливость. От резко нахлынувших чувств из лёгких вышибло воздух, отчего он рвано вздохнул, окидывая глазами стоящих перед ним в парадной одежде, с детскими праздничными колпаками на головах стран. Теперь-то он наконец всё понял. И вспомнил. — Т-с, — отпуская его, цыкнул Франциск и, так же оглядевшись, подобно дирижёру, махнул рукой. — Happy birthday to you... — как никогда слаженным хором затянула толпа, не давая опомниться. «Они все... Они все это серьёзно?! — Америка растерянно мотал головой по сторонам, подозревая свои органы чувств в измене. — Я не сплю?..» — он незаметно ущипнул себя, но от этого ничего не изменилось. Все были на своих местах. И продолжали петь: — Happy birthday, dear Alfred. Happy birthday to you-u! ~ Сняв очки, Джонс принялся тереть неумолимо слезящиеся глаза. Как бы ему не хотелось сдержаться и не плакать перед всеми, совладать с эмоциями оказалось выше его сил. Губы сами собой растягивались в счастливую улыбку, пока слёзы так и текли по щекам. Он был больше, чем тронут. Он был готов заобнимать каждого, несмотря на все политические неурядицы... — Э-эй, — протянул Бонфуа, касаясь его плеча, — mon agréable,* выше нос!.. Что-то там насчёт объятий? И почему, собственно, нет? Первым делом, Альфред крепко стиснул привёдшего его сюда Францию, которого этот поступок очень приятно удивил и растрогал. Следующим стал Феличиано, воскликнувший что-то вроде: «Я тоже хочу!» и в мгновение оказавшийся рядом; потом под руку попался Япония, после объятий ставший, казалось, краснее розы Франциска; а дальше всё пошло само собой, как по накатанной... В порыве чувств Америка обнял даже Ивана. Тот поначалу встал в ступор (впрочем, как и окружающие), однако быстро вернулся в норму и радостно приобнял именинника в ответ, отчего все облегчённо выдохнули. Где-то совсем рядом раздалось злобное шипение и тихий шёпот Черненко и Литвы: «Тата, не надо...»; «Наташа, у него же сегодня праздник...». К слову, на радостях не умеющий читать атмосферу от слова «совсем» Джонс следом прижал к себе и готовую разорвать его на клочки Беларусь. Торис и Украина, а вместе с ними и Брагинский, дружно перемолились всем, кого только знали... К счастью, это каким-то чудом благополучно замялось. И все остались целы и невредимы. Трудно сказать, как долго всё это длилось, однако Альфред успокоился лишь тогда, когда заобнимал каждого из собравшихся. Поток всевозможных поздравлений и пожеланий приутих, и страны незаметно разбрелись. Бонфуа принялся о чём-то шептаться с Кику, который то и дело настороженно оглядывался по сторонам, видимо, переживая за то, как бы Америка не услышал чего лишнего. Остальные, разбившись на небольшие группы, непринужденно беседовали между собой на различные, никак не касающиеся происходящего темы. Некоторые, оставшись ни кем не замеченными, и вовсе куда-то удалились. Оживились официанты, принимаясь подавать некрепкий — кто же в самом начале торжества будет напиваться? — алкоголь. Джонс довольно — как же приятно после всех несчастий снова увидеться со всеми в такой тёплой и дружелюбной обстановке! — обводил глазами пришедших, между тем начиная ощущать смутную, поднимающуюся из глубины души тревогу... Англии среди них не было. Заметив, что его нет, ещё в начале, Альфред придал этому должное значение только сейчас. Однако намного более странным являлось то, что другие олицетворения по какой-то неясной причине игнорировали отсутствие Кёркланда так, как если бы Артур никогда и не существовал. «Что-то явно не в порядке!» — желая разобраться, Америка подошёл к Франциску. Стоявший тут же Хонда моментально смолк и, попросив прощения, поспешно куда-то отошёл, почти в ту же секунду теряясь в толпе. — Слушай, а где Арт... — внезапно раздавшаяся музыка не дала Джонсу договорить. — Оркестр? — он удивлённо посмотрел на небольшую группу музыкантов. — Он самый, — удовлетворённо кивнул Франция, пригубив вина. — Честно, я сперва хотел устроить бал... Бал-маскарад, как в старые добрые! Представляешь? Музыка, танцы, карнавальные костюмы, шорох платьев... — он сделал небольшой глоток, ненадолго прикрывая глаза и, судя по всему, предаваясь воспоминаниям о тех самых «старых добрых». — Да-а... Было время! Да только, век уже не тот... А ещё они (Бонфуа обвёл собравшихся фужером) заявили, что проводить маскарад сейчас — это откровенное кощунство. Но живую музыку, как видишь, всё-таки организовали. Ну, ничего-ничего, то, что ждёт впереди, будет гораздо лучше, вот увидишь. Провались я под землю, если пытаюсь тебя обмануть! Разумеется, никто бы никуда не провалился, даже если бы Франциск всерьёз соврал. Альфред лишь неловко улыбнулся, отчего-то не решаясь попытаться задать свой вопрос ещё раз...*****
Спустя недлительный промежуток времени раздался театральный звонок. Начиналось самое интересное. Необычайно заботливый (в честь праздника, разумеется) "Большой брат" любезно проводил Америку до лучшего — по совместному решению — места, бывшего не слишком близко, но и не слишком далеко от сцены, и тотчас пропал из виду. Поодаль, ближе к выходу, разместился практически весь обслуживающий персонал (разрешение понаблюдать за предстоящим было своеобразным вознаграждением за труд и бонусом к зарплате). Здесь же, в зале, разместилась и некоторая часть стран. Волнительное предвкушение снова охватило Джонса, временно затмевая собой прежнее беспокойство. «Что они задумали?» — судя по словам Франции именника поджидало что-то действительно впечатляюще-грандиозное... Наконец-то подняли занавес, в зрительном зале погас свет. На сцене в роли ведущего возник никто иной как Бонфуа: — Уважаемые дамы и господа! Я надеюсь, что каждый из вас прекрасно понимал, что мы не можем ограничиться одним лишь скучным банкетом, а потому с нетерпением ждал этой минуты... — он выдержал короткую паузу. — Однако, прежде, чем мы начнём наше представление, мне хотелось бы ещё раз напомнить повод, из-за которого мы все сегодня собрались... Очередная поздравительная речь, закончившаяся искренними аплодисментами. Светящийся, как новый гривенник, Альфред, к собственной неожиданности, стеснённо покраснел — оказалось, что даже ищущего славы "Героя" способно смутить столь повышенное к нему внимание — и впервые ощутил, что такими темпами скоро просто-напросто устанет улыбаться при том, что это было лишь начало...*****
Запах медикаментов ударил в нос, стоило лишь придти в себя. Англия поморщился, медленно открывая глаза. Белый потолок какое-то время качался перед глазами, но вскоре замер. Ощущая себя так, будто его вчера несколько раз нещадно переехал асфальтоукладчик, Кёркланд аккуратно приподнялся, садясь в больничной койке и оглядываясь... «Альфред?! — заметив спящего Америку, он принялся удивлённо рассматривать его, словно бы виделся с ним впервые. — Почему он здесь?» Джонс никогда не отличался чутким сном, а потому преспокойно смотрел свои сны (если ему вообще что-нибудь сейчас снилось) дальше. Он сидел на коленях перед кроватью, положив на неё руки, а сверху на них — голову. Очки лежали здесь же, подле него. «Это ведь очень неудобно... — оценив его позу, подумал Артур, уже представляя, как, проснувшись, Альфред начнёт жаловаться на затёкшие конечности. — Почему его пустили сюда? Почему не отправили домой? Я ведь не умирал, в конце концов...» — Однако, несмотря на мысленное ворчание, Англия всё же был чрезвычайно рад его видеть (об этом свидетельствовала тронувшая его губы нежно-светлая улыбка). Лицо покрылось особенно заметным на бледной коже румянцем, стоило лишь вспомнить вчерашнее выступление и почувствовать разливающееся по телу приятное тепло. Сердце почему-то лишилось покоя, забившись чуть быстрее должного ритма. Не понимая, зачем, Кёркланд осторожно провёл ладонью по чужим волосам, зарываясь в них, слегка массируя кожу... Америка издал какой-то непонятный, смешанный звук, заставляя его моментально убрать руку и сделать вид, что он к нему не прикасался. Ещё немного пролежав неподвижно, Джонс всё-таки поднял голову, широко зевнул и принялся активно тереть сонные глаза. — Артур?.. — не веря, он нашарил очки, надел их и внимательно осмотрел бывшего опекуна, после восклицая: — Очнулся! «Как будто могло быть иначе...» — по привычке пробормотал было Англия, однако вместо этого лишь стеснённо отвёл в сторону взгляд. — Как ты? — непривычно участливо-мягко спросил сияющий от радости ярче самого солнца Альфред. — Мне позвать врача? Знал бы ты, как перепугал всех своей выходкой! «Я же сказал, что не мог не придти. Сами виноваты! Если бы они по-человечески поговорили со мной, а не решили оставить за бортом якобы для моего же блага (как будто они в сто раз здоровее!), то всё бы обошлось...» — А, впрочем, знаешь... — вдруг понизил голос Америка, краснея и царапая горящую щёку пальцем. — Я так счастлив, что ты всё-таки пришёл... Отрываясь от своих мыслей, Кёркланд заинтересовано посмотрел на него, случайно сталкиваясь взглядом с его глазами. Оба смутились. Оба поспешили отвернуться. И оба тотчас негромко рассмеялись, позже одаривая друг друга искренними улыбками. — Я сам очень счастлив, что смог вырваться. — Признался Артур, которому неожиданно надоело молчать и захотелось быть максимально честным. — Напрасно, ей-Богу, напрасно меня пытались удержать! И ты бы знал, как наивно! Представляешь? Они надеялись откупиться от меня записью с представления... Джонс как никогда чутко слушал его, неосознанно наслаждаясь звучащим гораздо лучше, чем во время выступления, голосом, и отмечая про себя, что даже Англия временами может быть чертовски приятным — даже милым — собеседником и что ему приносит немалое удовольствие видеть его в столь хорошем расположении духа... Однако говорить об этом вслух, он, само собой, не собирался. — Думаю, нам уже пора собираться. Остальные ждут... В выразительных зелёных глазах отразилось неподдельное удивление. Кёркланд непонимающе склонил голову набок, а затем нахмурился, возвращаясь в привычное состояние: — Остальные? Боже, только не говори мне, что вы уже готовились к похоронам и даже не надеялись увидеть меня живым! «Ну, знаешь ли, когда тебя везли сюда, ты, и правда, выглядел не многим лучше мертвеца...» — Альфред поспешил отмахнуться от подобных мыслей. — Они тоже волновались. — Пожал он плечами, только сейчас поднимаясь и хорошенько потягиваясь. — Я позову доктора, а заодно и их обрадую... Вчерашний "тяжелобольной" недовольно поднялся следом: — Нет уж, я пойду с тобой. — Его взгляд, выражение лица и весь облик в целом красноречивее всех существующих слов говорили о том, что возражения категорически не принимаются. Оставалось лишь согласиться...*****
Неподалёку от палаты обнаружились Франциск, Япония и Уильямс. Первый нервно расхаживал из угла в угол, пока его недавний главный помощник пытался убедить винящего во всём только себя Канаду в том, что виноват не он один, а они все, причём в равной — Кику особо подчёркивал это — степени. Насколько хорошо ему это удавалось, сказать было трудно, поскольку, только-только начиная успокаиваться, Уильямс тут же умудрялся по новой накрутить себя, из-за чего Хонде приходилось начинать всё заново. Неизвестно, что закончилось бы раньше — терпение Японии или же слёзы Мэтью — если бы в эту минуту Франция первым из них не приметил объявившегося — а главное, здорового, целого и невредимого — Артура... — А вот и "Герои дня"! — негромко воскликнул он. Канада и Кику одновременно вздрогнули, устремляя взволнованные взгляды на Англию. В больничной пижаме Кёркланд выглядел уже не так грозно, как тогда, когда клялся выдрать горе-ведущему все волосы. Однако, несмотря на это, угрозы всё равно оставались достаточно внушительными: — Ещё раз ты пошутишь по этому поводу — пожалеешь, что на свет появился. — "Миролюбиво" оскалившись, произнёс он. — Так где здесь мой лечащий врач? — вопрос предназначался для всех. — Хочу лично извиниться перед ним за доставленные неудобства и поскорее выбраться наружу...*****
Спустя некоторый промежуток времени вся не очень-то большая компания уже стояла перед входом в больницу. Поскольку так сложилось, что самочувствие Артура заинтересовало (буквально) практически весь мир, нужно было обзвонить всех и доложить, что он уже в полном порядке (и снова готов обрушиться гневной тирадой на любого, кто выведет его из себя, как и всегда). Эту миссию на себя благородно взяли организаторы вчерашнего торжества, за что Англия их сердечно поблагодарил, после чего они без дополнительных происшествий разъехались, оставляя их с Америкой наедине. — Слушай, а где ты вообще остановился? — Сначала жил у Мэтью, потом у одних хороших знакомых («Откуда у него здесь знакомые? — подумалось Джонсу. — Не помешало бы это выяснить...»), которые любезно согласились приютить меня на пару дней. Но, увы и ах, я больше не могу пользоваться их добротой. Придётся искать новый ночлег... — Не думал, что ты настолько ужасного мнения обо мне. Кёркланд непонимающе взглянул на него. Альфред обиженно хмыкнул: — Искать новый ночлег? Звучит так, словно бы ты думаешь, что я бессердечный придурок, который не позволит тебе пожить у него! — Я всего лишь не хотел напрашиваться... — вполголоса пробурчал Артур, вызывая у вчерашнего именника тяжёлый вздох. — Твои вещи у тех знакомых? Вместо ясного ответа Англия вдруг нахмурился, принимаясь озадаченно-задумчиво бормотать: — Мои вещи, мои вещи... Да, стало быть, у них... Им негде больше быть... Да, думаю, у них. — Повторил он, казалось, больше для самого себя. — Отлично. — Стараясь не обращать внимания на очевидную странность ответа (скорее всего, Кёркланд ещё не до конца восстановился, хоть и настойчиво утверждал обратное), отозвался Америка. — Значит, продиктуешь мне их адрес, чтобы я заехал за вещами после того, как отвезу тебя к себе. — Эй, я вообще-то и сам могу это сделать. — Тотчас запротестовал Артур. — Не смей зазнаваться только потому, что я на твоей территории! И кстати, что-то я не припомню, чтобы когда-то назначал тебя главным... — Сам можешь это сделать? Ну да, конечно, ага! Только не после твоего вчерашнего обморока. — Мне уже гораздо лучше! — Не-а. — Бросил Джонс, доставая телефон и вызывая личного водителя, тем самым показывая, что более не желает говорить на эту тему. Англия лишь раздражённо цыкнул, скрещивая руки на груди... Что не говори, а слишком долго сосуществовать мирно эти двое просто не в состоянии. Многих подобные отношения не устроили бы из-за чрезмерной сложности, однако для них это было так же естественно, как и для большинства живых организмов дышать. И никакие ссоры, никакие конфликты, никакие разногласия, какими бы сильными они ни были, никогда не мешали им по-настоящему (хоть и чаще всего втайне) заботиться друг о друге. И по-настоящему друг другом дорожить. — Ладно, ладно, — закончив разговор по телефону и вернувшись к Кёркланду, примирительно проговорил Альфред. — Заедем вместе, окей? Тот сначала одарил его осуждающим взглядом, а затем согласился, переставая пародировать грозовую тучу. На душе тут же вновь стало легко и радостно... За всё оставшееся время они, сам дьявол точно и не скажет, сколько ещё именно раз, успели перессориться и тотчас помириться. Однако это, само собой, было совершено неважно и, в целом, эти двое (хоть и не признались вслух) отнюдь не плохо провели время вместе... Но это уже совсем другая история.