Пылкая любовь

      Тандзиро, напрочь позабыв о спокойствии, о надлежащем поведении в больничном крыле и о своих еще не заживших повреждениях, утирая слезы рукавом хаори, ворвался в палату и застыл на пороге, оглядывая всех присутствующих. Шинобу и еще несколько человек лекарей, стоявшие возле одной из больничных коек, молча обернулись на него. На их лицах не было ни тени раздражения или укора – каждый все понимал. – Ре… Ре… – дыхание старшего Камадо постыдно сбилось, голос осип, а из глаз вновь градом покатились слезы. Зажмурившись и сжав кулаки, мальчишка плакал, позабыв на некоторое время обо всем на свете. Его не волновало ничего, даже собственные рыдания – не до стыда сейчас было. Шинобу поджала губы, возможно, желая что-то сказать, но сдержалась и посмотрела на человека, сидящего на постели. – Ренгоку-сан!       Столп Пламени, густые брови которого удивленно взметнулись вверх, как только Камадо показался в палате, не мог подобрать слов, чтобы хоть что-то сказать: его и без того огромные, по-детски выразительные глаза лишь ширились от изумления. Девушки не уходили, также молча созерцая эту картину, а Тандзиро не прекращал плакать, не сходя со своего места, продолжая изредка взывать к Кёджуро. Столпы снова переглянулись между собой, и Шинобу красноречивым взглядом указала товарищу, что ему следует что-либо предпринять. – Камадо-кун, ты выплакаешь себе все глаза. Право, Ренгоку-сан ведь жив, – решила все-таки взять все в свои руки Кочо, видя, что столп Пламени растерян, наблюдая такое бурное проявление чувств в свой адрес. – Камадо-кун, это больничное крыло. Успокойся. – Камадо, мальчик мой, не нужно слез! – вернув себе дар речи, бодро возвестил юноша, однако никакого эффекта это не возымело. Девушки с легким недовольством во взглядах посмотрели на Ренгоку – конечно же, тут требовалась другая тактика, и они все ожидали каких-либо проникновенных слов от Кёджуро, которые успокоили бы мальчика, дали бы отдохнуть его натянутым нервам. – Мы оставим вас, Ренгоку-сан. Не забудь о своих ранах – они все еще очень серьезны, – напоследок напомнила Кочо, а затем вышла из палаты вместе с остальными девушками, наградив в дверях столпа Пламени многозначительным взглядом, на который тот только непонимающе склонил голову набок, по привычке широко улыбаясь. Когда седзи за ними задвинулись, Камадо на подгибающихся ногах прошел к постели столпа, взял его руку и упал на колени, уронив лицо в чужую ладонь. Кёджуро от этого действия чуть не подскочил на матрасах, но раны вовремя напомнили о себе, резкой болью отозвавшись во всем теле. – Мальчик мой, что это ты делаешь? Поднимись и гордо вскинь голову! К чему тут слезы? Да ты плачешь так, будто бы и не истребитель! – выпалил юноша, второй рукой легким движением взлохматив волосы на затылке мальчика. И только тогда тот поднял влажные, покрасневшие глаза на мечника, сжимая его руку крепче. – Р-Ренгоку-сан, я так… так переживал за вас! Я думал, вы п-погибли! Я… Вы!.. – к горлу вновь подкатил ком, нос уже не дышал, а говорить и хватать воздух ртом одновременно получалось плохо: от того слова у Тандзиро выходили со всхлипываниями и придыханием. Тогда после крушения поезда, после разрушительного боя с третьей высшей луной и после бегства противника, Камадо думал, что не сойдет более с места. Не сойдет и навеки останется сидеть напротив несостоявшегося своего, побежденного, но не сломленного наставника. О, если бы можно было бы сыграть со старухой-смертью в страшный обмен, Тандзиро с превеликим удовольствием бы обменял свою жизнь на жизнь Ренгоку. Все, лишь бы такая потрясающая, выдающаяся личность не исчезала, продолжала существовать. Образ Пламенного столпа, сидевшего сейчас на больничной койке прямо перед ним, множился и расплывался у него в глазах – слезы не давали смотреть. Кёджуро пошевелил пальцами, сжимая маленькую, натруженную ладонь в ответ – от чужих слез кожа была влажная. – В-вы невероятный! Сильнейший! Ваши слова… каждое ваше слово будет навсегда в моем сердце! Я буду молиться за ваше здоровье! Вы т-такой удивительный! Я… я-я люблю вас! Люблю всем сердцем! – Мальчик мой! – выразительные глаза от удивления распахнулись широко, но все еще смотрели на раскрасневшееся от слез и смущения лицо парнишки. – Это очень неожиданно для меня! Признаться, я не ждал услышать в своей жизни ничего подобного! Стыдно признавать, что твоими горячими словами я поражен в самое сердце и сражен наповал! – Простите! – испуганно на выдохе выпалил Камадо, склонившись перед ним в поклоне и отпустив чужую руку. – Простите за то, что я сказал вам такое! Простите за то, что я испытываю такие чувства! Простите! Пожалуйста, простите меня, Ренгоку-сан!       И, едва только разогнув спину, не смотря при этом в глаза своему собеседнику, мальчишка-мечник рванулся к дверям и выбежал из палаты. Его не останавливали даже раны, которые до сих пор немилосердно болели, заставляя при каждом резком движении стискивать зубы и чуть ли не шипеть от боли. Но нельзя было себя жалеть. Кому-то было тяжелее. Ренгоку-сану было тяжелее. Всем было тяжелее, чем ему, а потому обращать внимание на боль было бы поступком эгоистичным, делом непростительным. «Сказал! Сказал! Я такое сказал Ренгоку-сану! – бешено билась мысль в его голове, когда он, выскочив в сад камней, наконец-то остановился, чтобы отдышаться. Сердце громко стучало в горле, все тело сотрясало мелкой дрожью – мальчик чувствовал, будто его внутренности исчезли, и вместо них образовалась какая-то странная пустота, заполнить которую было попросту нечем. – Стыд-то какой!»       Уже через полторы недели столп Пламени вовсю опустошал продуктовые запасы поместья Бабочки. Кухня не справлялась с его практически демоническим аппетитом. Он рвался начать восстановительные тренировки, под испуганные визги Накахары, Тераучи и Такады все хотел схватиться за катану и сигануть во двор через окно. А после мягкой просьбы улыбчивой Шинобу не поступать опрометчиво, долго и громко хохотал на все поместье, чем окончательно довел бедных девушек. Канзаки Аои как-то раз, раздраженно махнув рукой в разговоре с Зенитсу, Иноске и Тандзиро, выдвинула резкое предположение, что бой с демоном Аказой не прошел даром для горячей головы Ренгоку. При ее словах о столпе Агацума как-то странно, даже пристально поглядывал на старшего Камадо, не находящего себе места. И, наверное, лишь одному Иноске было невдомек, что действительно происходило между быстро идущим на поправку Кёджуро Ренгоку и мягкосердечным Тандзиро Камадо. Какие такие силы катализировали заживление ран Пламенного столпа? Что так тянуло его поскорее отделаться от ежедневных лекарских процедур и осмотров? Шинобу Кочо на такие вопросы говорила всем прямо и без какого-либо стеснения – это ничто иное, как сила пылкой любви.       На самом-то деле все было просто. Об их с Кёджуро разговоре, что произошел тогда в палате, когда Тандзиро на всех парах примчался к раненному столпу и долго плакал там, стало известно очень и очень быстро. Видимо, в поместье Бабочки у стен все-таки были уши, а у дверей – глаза. И, несмотря на то, что старший Камадо после этого про себя решил как можно дольше избегать встречи со своим несостоявшимся наставником, уже на следующий же день отчего-то невероятно довольная Шинобу велела ему пойти и отнести Ренгоку завтрак, а заодно проведать его. С ее слов, так хорошо, как Тандзиро, этого не мог сделать больше никто. И вот он предсмертными шагами на ватных ногах пошел в палату, из которой не далее, чем день назад выскочил как ошпаренный. Кочо, провожавшая его до дверей, не стала заходить внутрь и, дождавшись громогласного, счастливого восклицания «мальчик мой, ну, наконец-то!», ушла, удовлетворенно улыбаясь самой себе. Выхода из этой «горячей» ситуации столп Насекомого старшему Камадо попросту не оставила. Мальчишка после этой ее просьбы вышел от Ренгоку лишь под вечер с распухшими, покусанными губами и огромной меткой во всю шею, которую отчаянно пытался скрыть за воротом униформы. Так, видимо, его и заклеймили: «Собственность истребителя демонов, потомственного столпа Пламени Ренгоку Кёджуро. Попробуйте покуситься».       А потом их отношения зацвели вовсю. Наблюдать за тем, как мальчик кормит раненного столпа, сидя возле него на постели, как заботливо лишний раз поправляет сбившееся одеяло, стало делом для всех привычным. Девушки этому умилялись, тихонько перешептываясь между собой, Зенитсу бледнел и хватался за сердце, Незуко никак не реагировала, а Иноске просто не придавал этому значения. Тандзиро носился в палату и из нее счастливый, с не сходившей блаженной улыбкой на лице, на Ренгоку-сана смотрел только влюбленными глазами и говорил о нем исключительно с восторженными нотками в голосе. Теперь это было нормальным.       И недаром Ренгоку был потомственным мечником именно дыхания Пламени. Огненный, горячий, страстный – Камадо уходил от него таким растрепанным, что можно было подумать, в палате его держали насильно, пресекая все попытки к бегству. В один из таких дней, после привычных «посиделок» со столпом, его повстречал Зенитсу. Агацума так и впал в ступор, увидев его: форма расстегнута, ворот смят и загнут, на шее виднелись начавшие набирать цвет отметки, влажные губы опухли, нижняя и вовсе лопнула посередине. Краснющий, как спелая вишня, но довольный при этом! Вот, дескать, какой Ренгоку-сан страстный. Вон как обработал. Старший Камадо аж пошатывался – ноги его не держали. После этого случая Тандзиро несколько дней оправдывался перед мечником дыхания Грома. И оправдывался не за себя: отмывал доброе имя столпа Пламени. – З-Зенитсу! Не говори так! Ренгоку-сан совсем не такой! Он очень порядочный! – Порядочный?! Тандзиро, святая простота! Да на твоей шее живого места нет! И задница твоя белая вся в синяках от его лапищ! – на это вспыхнувший мечник с меткой на лбу даже не нашелся, что ответить, и лишь испуганно уставился на товарища, продолжающего истошно верещать. – Да не смотри ты так на меня! Я в помывочной ее видел! Я не какой-то там извращенец! А он – да! Я с самого начала говорил, что он – странный тип! И я от своих слов не отказываюсь! Он странный! Странный! Странный! – Не кричи! Он услышит твои слова! И хватит так его называть! Ренгоку-сан невероятный! Он не странный тип! И уж тем более никакой не извращенец! Как у тебя вообще язык повернулся так его назвать?       Но Зенитсу все равно не слушал. Да никто его, в принципе, не слушал. Улыбались как-то сахарно, машинально кивали головой на все фразы вроде «я не пара Ренгоку-сану!» и успокаивающе поглаживали по плечу. Почти всё поместье Бабочки смотрело на мальчика с меткой на лбу так, будто он уже официально звался Тандзиро Ренгоку. Кёджуро отпускал его от себя только на ночь или когда Камадо должен был уходить на миссию. В другое время оторвать его от мальчишки было практически невозможно. Если мечника не наблюдалось нигде с ним поблизости, то фразой «не видели, случаем, моего мальчика?» был встречаем почти каждый, кто заходил к Ренгоку проведать его.       Товарищи Пламенного столпа достаточно быстро смирились с решением и выбором Кёджуро, а потому привыкли и к тому, что у него неожиданно появился хвостик, следовавший за ним вовсюда. Однако стоит уточнить: нет, Тандзиро не таскался за ним попятам – ни в коем случае. Это огненноволосый на каждое собрание, на каждую вылазку брал его с собой.       Негативно реагировал на это лишь один из столпов. И это был даже не Санеми. После выздоровления и возвращения Кёджуро в боевые ряды его отношения со столпом Воды резко озарились холодным синим пламенем. Ренгоку ума не мог приложить, в чем дело, но для других все было кристально ясно. И дурак бы заметил, что по мере того, как лицо Камадо Тандзиро во время разговоров, в которых частенько проскакивали полные невинного восхищения фразочки в адрес неподражаемого Ренгоку-сана, становилось все светлее, Томиока Гию, наоборот, мрачнел и делался угрюмее. Кочо лишь тихонько посмеивалась, когда Томиока, раздраженный, но пытающийся изо всех сил это скрыть, покидал ее поместье после очередного разговора с Камадо. Как-то раз Тандзиро дрожащим от волнения и счастья голосом поделился со всеми новостью, что столп Пламени берет его себе в ученики. Шинобу, взглянув на лицо Водного столпа в этот момент, прыснула со смеху и тут же приложила к губам тыльную сторону ладони, чтобы не рассмеяться вслух до неприличия громко. Гию аж заколотило от негодования. И не столько от смеющейся Кочо, сколько от наглости везде успевающего Ренгоку. Тогда Томиока под непонимающий взгляд старшего Камадо молча ушел.       А Кёджуро действительно успевал везде. И Томиока ушел бы, огорченный выбором Камадо, еще гораздо раньше, если бы Шинобу поведала ему несколько весьма увлекательных историй из взаимоотношений Кёджуро и Тандзиро, которым она стала невольным свидетелем. Например, о том, как безропотно мальчик Камадо слизывал остатки риса и бобовой пасты с губ Пламенного столпа. Кочо, зашедшая провести осмотр заживающих ран, только и успела резко затормозить в дверях и скрыться, чтобы не спугнуть мечников. Или был другой случай: когда их, страстно целующихся и полураздетых, застали прямо на больничной койке – да много всякого интересного можно было рассказать. Но чуткое и доброе сердце Шинобу решило поберечь нервы Водного столпа, и потому девушка смолчала, ограничившись лишь тоненьким слоем соли в виде всевозможных насмешек и ерничества поверх раны Гию.       Однажды после внеочередного собрания столпов за ужином с выпивкой и прочими удовольствиями Тандзиро вызвался проводить своего наставника в его родовое поместье. Высказанная среди столпов и других мечников-истребителей эта мысль привела в восторг почти всех – «отношения» Камадо и Ренгоку давно стали достоянием общественности. Казалось, еще немного и их на брак благословит сам Ояката-сама. Митсури всегда пищала от удовольствия и умиления, когда видела их вместе; Кочо мило улыбалась, глазками стреляя в раздраженного Томиоку; сам Гию выглядел так, словно каждую секунду был готов сделать себе харакири; Тенген отпускал пошлые шуточки в присутствии парочки; Гёмей тихонько молился за их счастье, а Муичиро, дуясь и недовольно поджимая губки, раздумывал, куда же можно услать Ренгоку, чтобы тот долго не возвращался. Столп Тумана бывало даже, грешным делом, поминал Аказу: дескать, бил-бил, да всю дурь из мечника дыхания Пламени не выбил.       Подвыпивший, но по-прежнему ясно мыслящий Кёджуро предложение Тандзиро одобрил и, решительно взяв преемника за руку, бодрым шагом направился в сторону дома. После дня усиленных тренировок, вечера шумных разговоров и вкусной еды у них все еще оставались силы рыться в фамильных записях семьи Ренгоку. За делом время полетело незаметно, и когда Камадо очнулся, оторвавшись от рукописей, вокруг совсем стемнело, а на небе зажглись далекие звезды. На энгаве было свежо, обдувало ночным ветерком, где-то во дворе отдаленно звенел колокольчик. Кёджуро, уже переодетый в домашнюю юкату, лежал на боку и меланхолично листал страницы, пробегаясь по ним рассеянным взглядом. Иногда огненные пряди спадали ему на лицо, щекоча кожу, и он, морща нос и немного хмурясь при этом, небрежно убирал их. Мальчик смотрел на него, не отрываясь, даже забывая иногда моргать – всякий раз рука Тандзиро дергалась, чтобы заботливо убрать прядь с чужого лица, но он останавливал себя. Нельзя ведь было совсем вольно вести себя с Ренгоку-саном только потому, что он взял его себе в ученики. – Уже так поздно… Прошу прощения, я отнял у вас столько времени, Ренгоку-сан, – тихо заговорил он, и наставник тут же поднял на него отстраненный взгляд. Кёджуро был весь целиком и полностью сосредоточен на процессе, а потому сначала даже не понял, о чем шла речь. Но когда Камадо склонился перед ним в поклоне, юноша спохватился. – Мы с тобой хорошее дело делаем, Камадо, мальчик мой! Эти записи – кладезь знаний и мудрости! Я рад, что снова перечитываю их! Но твоя правда – мы засиделись, – столп отложил от себя рукописи, потянулся, разминая затекшие мышцы, и с привычной улыбкой уставился на преемника. – Ну, давай на футон! – Н-на футон, Ренгоку-сан? – переспросил мечник, глупо улыбаясь в ответ. Кёджуро только резко кивнул. – Да! Раздевайся! – Р-раздеваться? – на очередной переспрос огненноволосый юноша ничего не ответил и продолжил со страстным воодушевлением в глазах смотреть на своего оппонента. Камадо повел плечом, схватился чуть подрагивающей рукой за край хаори и в нерешительности застыл. Такой очевидно выжидающий взгляд собеседника невольно заставлял нервничать. Мальчик, снимая свое узорчатое хаори и ощущая, что щеки его пылают ярким пламенем, не знал, куда смотреть. Его наставник с нескрываемым удовольствием наблюдал, как дрожащие руки медленно расстегивают униформу, оголяя молочную, часто вздымающуюся грудь. Кёджуро принял сидячее положение и скрестил руки на груди, про себя восхищаясь невинной реакцией ученика. – Мальчик мой, бояться здесь нечего! – Я-я не боюсь, Ренгоку-сан! – воскликнул Тандзиро и, будто в доказательство своих слов, сбросил с себя верх формы, тут же заливаясь краской и отводя глаза – теперь ему казалось, что подобным поступком он сам призывает к действию своего наставника. Пламенный столп лишь весело усмехнулся. – Я просто немного смущен всем этим… – Смущаться незачем! Все влюбленные это делают! Тебе понравится, мальчик мой: ты будешь гореть в моих объятиях! Или ты не хочешь? Не доверяешь мне? – Это не так! Если это Ренгоку-сан, то я очень хочу. Хочу того же, чего желает и Ренгоку-сан… – и Камадо был готов поклясться, что он буквально видел, как в огромных глазах собеседника полыхнули дикие языки пламени. Столп, не сводя с него взгляд, поднялся на ноги и сократил расстояние, разделяющее их. Он по-прежнему беспечно улыбался, однако все эти смешки и плевое отношение к ситуации лишь скрывали то, как тяжело ему было держать себя в руках. Запахи желания, сильного возбуждения, страсти, необъяснимого жара и собственного волнения смешались для Тандзиро во что-то единое. Он словно бы начинал плавиться, уже только ощущая эту сладкую смесь в воздухе. Выразительные глаза с опасными, беснующимися в них искорками теперь были прямо перед ним и смотрели так пронзительно, что у мальчика мурашки бегали по спине. Большие горячие ладони Ренгоку легли ему на плечи, переместились на грудь, настойчиво прошлись по животу, спустились ниже, и Камадо зажмурился, закусив изнутри губу. Голова отказывалась соображать. – Мальчик мой, смотри только на меня… – от такого непривычно спокойного и низкого тона голоса Кёджуро, раздавшегося возле уха, мечник вздрогнул и послушно распахнул глаза, снова встречаясь с огнем чужого взгляда. Тандзиро видел растянутые в спокойной улыбке губы наставника, ощущал его руки на своих бедрах, чувствовал обжигающий запах его возбуждения, и ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание от нарастающего внутри жара. – Только на вас… Я так люблю вас… – горячее дыхание Пламенного столпа коснулось его губ, и старший Камадо просительно потянулся за поцелуем, все-таки прикрыв глаза. Каждый поцелуй с наставником всегда был для него волнительным моментом, но сейчас мальчик тянулся к огненноволосому юноше особенно благоговейно. Этот поцелуй был точно предвестником чего-то большего. Время для них остановилось, и… – Брат! Ты привел гостей в дом и ничего не сказал! – седзи в комнату столпа Пламени стремительно распахнулись в стороны, и Тандзиро только и успел, что поддаться назад и отпрянуть от Ренгоку. Запах едкого разочарования тут же ударил по его обонянию. – Простите, вы были чем-то заняты? – Совсем нет! Я смотрел, как зажили повреждения на теле моего преемника! Да, это он – Тандзиро Камадо, мой славный ученик! – несмотря на испорченный момент, Кёджуро лучезарно улыбнулся ребенку, стоявшему на пороге комнаты. Затем он перевел взгляд на младшего рангом мечника и кивком головы указал ему на огненноволосого мальчишку в дверях. – А это Сенджуро, мой младший брат! – Вот это да! Как две капли воды, Ренгоку-сан! Здравствуй, Сенджуро-кун! Я буду учеником твоего брата. Пожалуйста, позаботься обо мне тоже! – мечник, памятуя о том, что он все еще находился лишь в одних хакама, смущенно улыбнулся и почтительно поклонился новому знакомому. – А... конечно, Камадо-сан. Приятно познакомиться. – Сенджуро, – столп с улыбкой посмотрел на младшего и не произнес больше ни слова. На несколько минут в комнате старшего Ренгоку воцарилась тишина. Тандзиро только непонимающе вздернул брови, переводя взгляд с одного брата на другого, не зная, отчего они оба вдруг замолчали. – Д-да, брат… Я вас оставлю. Доброй ночи, – мальчик, спохватившись, поклонился обоим мечникам и быстро вышел, плотно задвинув за собой седзи. Оставшиеся в комнате переглянулись: вопросительный взгляд Тандзиро Пламенный столп предпочел проигнорировать и лишь неопределенно пожал плечами. Допытываться, почему Сенджуро-кун так быстро ушел, старший Камадо не стал. Они снова остались наедине. – У вас такой милый брат, Ренгоку-сан… Ваша копия! – Да, все говорят, что мы, якобы, на одно лицо! Но об этом довольно! Камадо, мальчик мой, продолжим? – в ответ на эти слова лицо Тандзиро озарила смущенная улыбка, а щеки налились сочным румянцем. И на этот раз, придвинувшись к нему ближе и склонившись, Кёджуро сам потянулся за поцелуем, возвращая руки на прежнее место, неосознанно сжимая ткань хакама при этом. Из мыслей у того и другого уже выветрилось, что кто-то заходил сюда, что кто-то помешал им несколькими минутами ранее – сейчас здесь снова были только они вдвоем, оставшиеся наедине со жгучим желанием. Мальчик обхватил шею наставника руками, притягивая его ближе к себе, на что Ренгоку только улыбнулся, чувствуя, как контролировать себя становится все труднее. – Ренгоку-сан…– почти жалобно выдохнул истребитель младшего ранга, когда Кёджуро, пристроившись меж чужих ног, опрокинул его на пол, собственнически впиваясь в приоткрытые губы. Столп Пламени вжимал его в деревянные половицы все настойчивее, а мальчишка, дрожащими руками обнимая наставника, тоже в свою очередь жался к нему теснее, как будто желал стать с ним одним целым. То, что Ренгоку был распален желанием, для Камадо являлось вещью очевидной – возбуждение столпа довольно ощутимо вжималось ему в промежность. – Ренгоку-сан, горячо… – Прекрасно, мой маль… – Кар! Тандзиро Камадо! Тебе послание! – громкое хлопанье крыльями и пронзительное карканье ворона уз заставили Тандзиро от неожиданности подскочить на месте: он вздрогнул, неловко поддавшись вперед, и, не рассчитав силы, случайно врезался лбом в лицо своего наставника. У кого бы другого от такого удара точно посыпались бы искры из глаз – Камадо аж сам испуганно ахнул, когда осознал, что сделал. Однако Пламенный столп пережил это столкновение достаточно стойко – он, ничуть не смутившись, бодро дотронулся до своего поврежденного носа, ощупал его, пачкая пальцы в крови, которая заструилась по губам и подбородку, а затем улыбнулся. Ворон, нарушивший их идиллию, нагло приземлился на энгаве и принялся расхаживать вперед и назад. – Послание! Кар! «Тандзиро, держись подальше от Кёджуро Ренгоку!» Кар! – Надо же! А у тебя, оказывается, твердый лоб, мальчик мой! Неплохо, неплохо! – Ренгоку-сан! Кровь! Ваш нос! Я прошу прощения!!! – Кар! Кар! «Тандзиро, держись подальше от Кёджуро Ренгоку! Не оставайся с ним наедине!» Кар! – не переставал гнуть свое ворон, продолжая прогулку по деревянному полу энгавы, где сейчас затевалась суматоха. – Да не до тебя сейчас! Потише! Ренгоку-сан! Как вы? Сильно болит? Ваша юката запачкается: кровь надо остановить! – мечник хлопотал над столпом Пламени, не зная, что делать: то ли бить лбом в пол и продолжать извиняться, то ли помогать останавливать кровь. Он схватил первое, что попалось ему под руку – этой случайной тряпкой оказалась его собственная форма – и принялся вытирать кровь огненноволосого юноши, заботливо обхватив его лицо ладонями. Меж тем ворон даже не думал замолкать и продолжал вещать о том, чтобы Тандзиро был осторожен в общении с Ренгоку и чтобы вообще желательно обходил его поместье стороной. – Да сколько ж можно! Нам сейчас не до этого! Ренгоку-сан, как вы себя чувствуете? – Прекрасно, мальчик мой! Но очевидно кому-то я сильно насолил, раз уж этот человек прислал к тебе аж трех воронов с таким посланием! – беззлобно заявил Кёджуро, восторженно рассматривая взволнованное лицо своего ученика, ласково вытирающего ему кровь. Услышав его слова, Тандзиро замер с занесенной над его губами рукой с формой. Вещающий ворон, почувствовав неладное, остановился и притих. – Т-трех воронов? Ренгоку-сан, но ворон всего один… Ре-Ренгоку-сан!       В саду камней поместья Бабочки собрались сразу несколько столпов. И это выглядело бы как продолжение вчерашнего веселого вечера, так как в руках Узуи и Ренгоку было по пиале саке, однако двое других мечников рядом с ними от выпивки отказались и мирно попивали зеленый чай. – Ну надо же, Ренгоку-сан! Не успел выписаться, а уже снова в рядах больных. Камадо-кун не перестает удивлять, – умиленно улыбалась столп Насекомого, похлопывая по плечу сидящего рядом Кёджуро и изредка стреляя глазками в сторону юноши в половинчатом хаори. Определенно сказать, что здесь делал Томиока, было трудно. Обычно он редко наведывался в поместье Бабочки – только в случае крайней необходимости. А с тех пор, как там обретались брат и сестра Камадо, столп Воды прямо-таки зачастил на территорию Кочо. Для проницательной Шинобу все его чувства, которые он так старательно пытался скрыть, были как на ладони. Она с нескрываемым удовольствием наблюдала, как Гию с влюбленным видом таскается за мальчишкой с меткой на лбу. Но сейчас Тандзиро поблизости нигде не наблюдалось. – Я даже не думала, что он такой… ммм, страстный.       Томиока на эти слова как-то неловко дернулся и подозрительно глянул на девушку, тут же ловя на себе ее насмешливый взгляд. Все последствия «страсти» мальчика Камадо теперь можно было наблюдать на лице Пламенного столпа: за ночь у Кёджуро под левым глазом выплыл страшный кровоподтек, а на переносице теперь красовалась гематома. Одним словом, смотреть на него было уже больно. Когда среди ночи в поместье Бабочки ворвался Тандзиро с криками о том, что его наставник неожиданно потерял сознание, Кочо, в ночной юкате принимая больного, очень долго думала, кого стоит отчитать первым. Нос Ренгоку вправили быстро. Последствия удара убрать так же легко не получилось. На вопрос девушки «что вы такое там делали?» внятного ответа расстроенный и одновременно с тем смущенный Камадо, разумеется, дать не смог. И вот столпы с самого утра обсуждали случившийся инцидент. – Но выглядишь ты блестяще, друг мой, – прыснул со смеху Тенген, опрокидывая в себя свою порцию саке. Узуи не мог признаться, что вчерашним вечером его съедала зависть, когда он смотрел, как Кёджуро удаляется с посиделок вместе с Тандзиро. Как легко, не прикладывая никаких усилий, Ренгоку добился внимания юного истребителя! Сначала столпу Звука казалось, что охмурить шестнадцатилетнего мальчишку ничего не стоит, но, спустя несколько неудачных попыток пригласить мечника дыхания Грома на свидание, он поменял свое мнение. Либо Камадо Тандзиро был безотказный, либо шарм Узуи Тенгена по всем параметрам уступал шарму Ренгоку Кёджуро. Ну или это просто Зенитсу был какой-то странный. – Что, неужели парнишке пришелся не по вкусу твой жар? Эдак посмотрю на тебя и понимаю: сильное у Камадо «нет»! Яркое! – О чем это ты? Мой мальчик просто много нервничал! – в своей привычной буднично-бодрой манере вещал огненноволосый мечник, улыбкой точно солнцем всех освещая. – Он еще такой юный! Мне многому предстоит научить его! Ух! Мне прямо не терпится! – Ренгоку, будь так любезен, – холодный тон Томиоки по тяжести был сравним с весом могильного камня. Казалось, еще минута, и в воздухе от напряжения начнут разрываться снопы искр. Кочо и Тенген благоразумно притихли, приготовившись к худшему, а истребитель в половинчатом хаори, отставив от себя чашку с чаем и поднявшись на ноги, положил руку на рукоять меча, – потухни. – Что-что? – весело осведомился столп Пламени, все также улыбаясь во все тридцать два. – Я не позволю тебе учить Тандзиро Камадо каким-то там пошлостям! – Вот оно как! – такой улыбке, скрывающей стихийную бурю эмоций, могла позавидовать и сама Шинобу, изумленным взглядом смотрящая на поднимающегося с энгавы Кёджуро. В огромных кукольных глазах заплясали огненные языки пламени. – Твой недружественный тон кипятит во мне недовольство, Томиока! Мы товарищи! Смени гнев на милость! – Оставь в покое Тандзиро Камадо! Тогда и будет милость! – Да я сгораю от негодования! – Оставь Камадо! Покорись! – Не покорюсь!       Через несколько минут после начала этой «столповской» потасовки вынуждены были вмешаться крайние, коими оказались наблюдавшие за всей этой картиной со стороны Узуи и Шинобу. К слову сказать, что девушка особенно рьяно бросилась разнимать двух претендентов на прилежного ученика и преемника по имени Тандзиро Камадо – она просто опасалась того, что эти двое, вступив в лобовую схватку, нанесут поместью Бабочки непоправимый ущерб. Однако самого страшного, к счастью, удалось избежать. Столпов успокоили, драку списали на внеочередную тренировку, чтобы не волновать Ояката-саму. Вынесли вердикт: мальчик Камадо обладает каким-то близким к дьявольскому обаянием, раз уж два самых законопослушных столпа плюнули на запрет вступать в схватки между собой. Ведь где такое было видано, чтобы Ренгоку Кёджуро без причины кидался в драку! Да и дело неслыханное, чтобы Томиока Гию зубы показал. В итоге обоих растащили по разным углам и оба своим поведением были не шибко довольны. Но признавать свою неправоту и уступать друг другу тоже наотрез отказались.       Старший Камадо, появившийся в поместье Бабочки во второй половине дня – с самого утра Иноске вынудил его соревноваться в быстроте лазанья по деревьям – сразу же почувствовал в воздухе запах чего-то неладного. Первым делом он, конечно же, перепугался за своего наставника, который со вчерашней ночи по его вине находился в больничном крыле. Нет, Камадо, когда уходил с Иноске в лес, оставлял Кёджуро в надежных руках Узуи Тенгена и Шинобу Кочо. Что могло произойти под их бдительным контролем, мальчик боялся даже предположить. Разве что высшие луны напали. С Музаном во главе.       Но все оказалось еще страшнее. Старший Камадо сначала наткнулся на столпа Звука, что-то раздраженно объясняющего мечнику дыхания Грома. Агацума только отчаянно мотал головой, краснел и все порывался сбежать в неизвестном направлении, да только Тенген крепко обнимал его за талию, не давая ничего сделать. Тандзиро, немного изумившись этой детали, все-таки решил вмешаться в их разговор. – Зенитсу, Узуи-сан! Простите, что отвлекаю вас… – Тандзиро! Тандзиро, мой хороший друг! Хвала богам! Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что у тебя ко мне какое-то важное дело! Скажи, что ты хотел куда-то позвать меня! Скажи! Скажи! Скажи! – увидев своего товарища, блондин принялся активнее прежнего выбираться из цепких объятий столпа, отчаянно брыкаясь и взывая к Тандзиро и всем известным богам сразу. – Да вроде ничего такого… Я только хотел узнать, что произошло, пока меня не было, – ослабевшие запахи явно указывали на то, что здесь была какая-то суматоха или же схватка. Тандзиро отчетливо чувствовал присутствие здесь двух других столпов: он улавливал знакомые нотки высокогорной хвои и раскаленной тамахаганэ. Так пахли для него Томиока-сан и Ренгоку-сан. Сердце мальчика подскочило в груди. – Да ничего особенного, – лениво протянул Тенген, отвлекаясь от Зенитсу и запуская руку в волосы. – Просто Томиока чуть не затушил наш веселый огонёк, когда тот заговорил о… кхм, в общем, ярко повздорили бравые парни. Нашлось у них свое яблоко раздора. Томиока, конечно, не прав. Да и Ренгоку хорош: чуть не спалил тут все к чертовой матери. Его бы энергию да в другое русло: ведь как он демонов рубит – без передышки! Тебя бы так обработал в постели, что Кочо курс реабилитации прописала бы как после сражения! Кстати о блестящем: блондинчик, я ведь в этом деле тоже не лыком шит. Ты бы задумался.       То ли от истошных воплей Зенитсу о полоумных извращенцах, то ли каким-то образом почувствовав присутствие Тандзиро, то ли просто по чистой случайности, но на энгаве вдруг показалось третье действующее лицо. Томиока, едва лишь встретившись со старшим Камадо взглядами, тут же торопливо направился к нему. Столп Звука, приосанившись и отпустив наконец-таки от себя Агацуму, с любопытством приготовился наблюдать представление. – Ох, Томиока-сан! Здесь что-то случилось? Мне показалось, что пахнет… – Тандзиро, – прервал его столп Воды, остановившись напротив и впиваясь в него пристальным взглядом. Мальчишка с меткой на лбу невольно поежился от этого. – Простите, Томиока-сан, я сделал что-то, что вам не понравилось?.. – после этой осторожной фразы, глядя в виноватые глаза собеседника, Гию даже сначала растерял всю свою решимость: ну невозможно было оставаться равнодушным и непоколебимым, когда Камадо с видом побитого щенка опять брал на себя всю вину за то, чего даже не совершал. Конечно, вечные извинения утомляли, и Томиока, бывало, высказывал это мечнику, но про себя только восхищался – какого доброго и прекрасного человека судьба позволила ему полюбить! Но сейчас нужно было быть серьезным до конца и расставить все точки над «и». – Тандзиро, я хочу знать: Кочо сказала, что ты признался Ренгоку в любви. Это правда? Ты влюблен в него? – щеки младшего по рангу истребителя стремительно пошли алыми пятнами, но он не стал прятать свой взгляд, несмотря на то, что вопрос его много смутил. Гию молча, по-прежнему лелея в душе какую-то слабую надежду, ждал его ответа. Тем временем Зенитсу, тоже наблюдавший за этой сценой, внезапно отвлекся и стал к чему-то настороженно прислушиваться. Узуи жестом велел ему молчать. – Да, это так… Я люблю Ренгоку-сана. – Так значит, это правда… И Кочо была права, когда говорила, что меня никогда никто… – он замолчал, опустив глаза в землю, а затем тяжело выдохнул. И у Камадо в груди защемило: от столпа Воды повеяло запахом какой-то безысходности, тоски, да так явственно, что Тандзиро не мог сглотнуть образовавшийся в горле ком. Он ощущал, что его слова просто-напросто разбили юношу, и в отчаянии не мог понять, как теперь поступить. – Нет, нет, нет! Это не так, Томиока-сан! Шинобу-сан ошибается! Все вас любят! И я вас люблю! – мечник с серьгами ханафуда резко схватил чужие ладони и, не обращая внимания на изумленный и немного растерянный взгляд столпа Воды, крепко сжал их. Повисло молчание. Тенген и Зенитсу нервно переглянулись, как будто бы ожидая, что с небес вот-вот должен грянуть гром. И гром-таки грянул, несмотря на безоблачное небо. Грянул прямо из поместья голосом Пламенного столпа. – Как это понимать, Камадо, мальчик мой? Не соизволишь ли истолковать? А то я начинаю горячиться! – Кёджуро, сложив руки на груди, сдвинув к переносице густые брови, хмурым филином смотрел на пару истребителей, державшуюся за руки. В своем нынешнем образе с красно-фиолетовым пятном на переносице и лиловым кровоподтеком под глазом выглядел он действительно устрашающе. Тенген тихо присвистнул, а Зенитсу испуганно запричитал о каком-то завещании и что теперь «точно каюк всему поместью сразу». – Мальчик мой, я в замешательстве! Ночью ты был согласен на все и сразу! Еще утром ты целовал меня в лоб и говорил, что любишь до потери пульса! Позволь спросить, что изменилось за это время? – Ренгоку-сан! Вы не так все поняли! Это не то! – спохватился мальчик, отпустив руки Гию, чем вызвал у того разочарованный вздох. Лицо столпа Пламени от этого не просветлело даже на чуть-чуть. – Я вас очень люблю! И Томиоку-сана тоже люблю! Но по-другому! – Мальчик мой! Моя голова сейчас чертовски горячая! Лучше бы тебе объясняться понятнее! – Ну как же можно быть таким темным?! А ведь он еще столп! – не в силах больше выслушивать эти разборки, Зенитсу схватился за волосы, сильно зажмурившись и замотав головой, чем тут же привлек всеобщее внимание. – Неужели не только этот блестящий тип, а все столпы немного того?! Тронутые! Они все тронутые! Ужас!!! – Эй! Ты на что намекаешь? И что значит это твое «блестящий тип»?! – тут же вскинулся Узуи, в несколько точных приемов обездвижив причитающего блондина и прижав его к своей груди. Но остальных их заварушка мало интересовала. – Любить «по-другому»? Камадо, это смешно звучит! Что значит по-дру…ммм! – уверенным и сильным движением его заставили чуть наклониться, и в следующее мгновенье Ренгоку ощутил уже знакомую ему сладость губ своего преемника. Тандзиро, донельзя смущенный бесстыдством собственных действий, нежно целовал губы Пламенного столпа, иногда неумело прихватывая их, подобно тому, как делал это сам Кёджуро. Было горячо. Было влажно. Было стыдно. Старший Камадо, хоть и зажмурился в этот момент, чтобы абстрагироваться от внешнего мира, но все равно всем телом ощущал, что к нему сейчас прикованы три пары посторонних глаз. Не зная, сколько времени длился их поцелуй, Тандзиро отстранился, но сразу же спрятал лицо на груди наставника, носом зарываясь в его униформу и вдыхая знакомый запах. Столп Пламени после таких неожиданных сюрпризов смягчился и снова пустил на свое лицо привычную улыбку, потрепав возлюбленного по волосам. – Мой мальчик, ты продолжаешь меня удивлять! Ты ведь понимаешь, что теперь мы обязаны продолжить? Благодаря тебе я весь горю! Ты еще не знаешь, как давно я хочу уже наконец-то обжечь тебя своим… – Ренгоку-сан, тебе уже лучше? Я очень рада! – нараспев протянула из неоткуда вдруг появившаяся Кочо. Зенитсу, у которого уже разве что пар из ушей не шел, облегченно выдохнул, лучезарно разулыбавшись девушке. Появление столпа Насекомого было очень кстати, потому что тучи над горизонтом снова сгущались. На этот раз какая-то пугающая аура окружала Томиоку, терпения которого еле хватило на то, чтобы пережить поцелуй этой парочки. Шинобу не без удовольствия отметила, что столп Воды уже на грани, но все-таки прониклась к нему каким-никаким сочувствием и решила свести возникшее напряжение к минимуму. – Тебя, наверное, теперь ждут интенсивные тренировки? У тебя столько энергии, Ренгоку-сан! Просто поразительно! Ты, наверное, сейчас и отправишься, не так ли? – Конечно, Кочо! Кровь во мне кипит! – воодушевленно подхватил Кёджуро и, схватив за руку своего ученика, которого от всепоглощающего смущения и волнения уже даже ноги не держали, бодрым шагом направился прочь. – Чувствую, что меня хватит на пять раундов! Нет! Этого недостаточно! Камадо, мальчик мой, готовься как минимум к семи заходам! Больше – лучше! Мы будем делать это, пока оба не свалимся от усталости! Решено! Таким образом мы будем тренировать выносливость! – Томиока-сан, ты разнесешь поместье! – Томиока, мать твою! Блестяще умом тронулся?! – Нееееет!!! Теперь нам точно кранты! Всем каюк! Все столпы – сумасшедшие!!! Я не хочу быть столпом! Не хочу! Не хочу!!! – Стойте, Томиока-сан! Не надо! – Четвертая ката! «Удар волны»!