Механизмы

- Барли, пожалуйста.... оооох, быстрее! Ммммххм... Иэн прижимался грудью к внутренней стене фургона, принимая беспорядочно-быстрые толчки, чувствуя восхитительно сильные руки брата на бёдрах. Из-за стонов он толком не мог вдохнуть, и от удовольствия уже кружилась голова - если бы Барли не держал его, он бы уже съехал вниз по стене, расплывшись на полу бесформенной лужей. Брат прижимался к его спине, порыкивая, и часто, но осторожно, прикусывал зубами за загривок - это помогало ему сдерживать стоны. От беспорядочных движений фургон качало из стороны в сторону, но обоим до этого не было абсолютно никакого дела - Иэн пытался остаться в сознании хотя бы еще пару минут, Барли же, старательно работая рукой и бёдрами пытался сделать все, чтоб у Иэна ничего не получилось. Честно, никто из них не смог бы точно сказать, как это началось. Иэн просто забрался в фургон, собираясь скинуть все пледы из нутра узкого диванчика на пол, и подремать. Барли забрался следом - он выглядел таким же потерянным, каким наверняка казался сам Иэн - слишком уж выбили из привычной колеи последние сутки. Младший уже собирался было сначала выспаться вместе, а потом выезжать домой, но Барли вдруг поднял на него глаза, в которых стояли слезы, и тихо засмеялся. Иэн испуганно застыл, не зная, что делать, а старший подтянул колени к груди, прижимаясь лбом к основаниям ладоней, продолжая тихо всхлипывать сквозь слезы. Он выглядел таким беззащитным ребёнком, и Иэна вдруг осенило: он ведь и есть ребенок. Пусть, старше него, пусть всегда опекал и защищал, но он сам еще подросток, неуклюжий и аляповатый, не такой, как сам Иэн, но от этого ему ничуть не легче. От этой мысли к горлу подкатил мерзкий ком, а на глаза навернулись слезы, и Иэн просто подполз на коленях к старшему, заключал в кольцо рук, прижимая к себе так крепко,как только смог, и судорожно зашептал срывающимся голосом: - Это ничего, ничего страшного. Все будет хорошо, нас никто не видит, сейчас можно. Давай, Барли, милый, любимый малыш... Иэн, плохо понимая, что он несёт, зарылся пальцами в мягкие вихры, сбивая шапку куда-то на пол, и прижался губами к чужому холодному лбу. Барли обхватил его руками под лопатками, утыкаясь лицом в узкую грудь, но после сбивчивой речи младшего поднял лицо, встречаясь взглядом с чужими слезами. Они молча смотрели друг на друга, и Иэн понятия не имеет, кто первым потянулся навстречу. Они лихорадочно столкнулись губами, крепче цепляясь друг за друга, жмурясь, и смешивая слезы на чужих губах. Отрывались, и приникали снова, голодно урча, мешая дыхание со всхлипами. Барли не помнит, как Иэн оказался под ним, по пояс обнажённым, помнит лишь восторг, который снова и снова накатывает при взгляде на худощавое мечущееся тело, как хотелось оставить больше отметин на голубой коже, как смыслом жизни казалось искусать тонкую шею, стянуть джинсы, вылизывать всего, целиком, изнежить, прижать к себе, запихнуть прямо в сердце, чтоб никто больше, никогда... Малыш Иэн вообще слабо соображал уже с момента поцелуя - его тело будто двигалось само, в такт странной мелодии в собственной голове, и он не мог не подчиниться, все, что его занимало в тот момент, это губы брата, горячие и сухие, а после темно-синие и влажные от поцелуев, и восхитительное чувство завершенности в груди. Та брешь, что он всю жизнь считал местом отца, оказалась нишей Барли, в которой он сейчас устраивался, тихо урча в чужие губы, и поглаживая обнаженное бедро, сжимающее его собственную талию. Они оба тянулись друг к другу, охваченные желанием едва ли не поглотить друг друга, настолько очевидной вдруг оказалась нехватка именно этого тепла. Толкаясь внутрь узкого юношеского тела, Барли старался оставить как можно больше отметок, скорее, бессознательно, чтоб хотя бы пока все это не сойдет, никто не смел... а там уж он постарается наставить новых. Иэн под ним ритмично выгибался и стонал - казалось, они слышали одну и ту же мелодию, двигались в унисон ей, стонали, кричали, поднимались, и снова оказывались в объятиях друг друга, стремясь впитать как можно больше, насытиться друг другом, боясь, что после отнимут его, такое желанное тепло. Они не знали, сколько длилось это безумие, охватившее их прямо на пушистых пледах на полу в старом фургоне, но точно знали, что им больше не нужно искать эфемерных недостающих деталей в механизме собственных сердец.