зелёные глаза

Сэйдж всегда оборачивается назад. Когда идёт, когда стоит и сидит тоже. Всегда оглядывается назад, будто пытаясь найти что-то тревожным взглядом. Потом долго хмурится. Кассирша, продающая ей билет на поезд, говорит: «не хмурься, а то морщины будут». Сэйдж это игнорирует, вновь хмурясь и быстро оборачиваясь. Ей кажется, что она видит в толпе, на перроне, чьи-то знакомые зеленые глаза. Сэйдж бежит. Бежит, постоянно оглядываясь, будто боясь удара в спину, и долго не может заснуть, заливая в себя кофе на маленькой кухне в хостеле. Она не знает, куда и зачем пытается сбежать, лишь бы подальше. От ужаса, который она творила неосознанно, от боли и страданий других людей. Она знала, что будет следующей в этом пути отмщения. Поэтому сбежала, как можно скорее, чтобы не попасть под раздачу. Повела себя, как трусиха. А ведь врач. Полевой медик. Обещала ставить чужие жизни выше своей. Но если она сейчас погибнет, то не спасёт никого. Эта была единственная здравая мысль, которая останавливала Сэйдж от того, чтобы вернуться туда, откуда она пришла. Она не знает, куда дальше и зачем. Только то, что ей нужно в Атлас. Ей нужно попасть к Валорантам и рассказать все, что она знает. Потому что сама себя воскресить не может. Радионит стал её великим даром и проклятием. Он явственно помогал в работе врачом, но воскрешение это довольно сильно и специфично. Сэйдж, когда сидит — прижимается всей спиной и скрывает лицо книгой. Не спит. Люди рядом с ней тихо посапывают, либо сидят в наушниках и пялятся в никуда. Сэйдж постоянно оборачивается назад, впиваясь взглядом в спящего мужчину. Кажется, что кто-то смотрит ей в спину. Выжигает дыру. Кислотой. Ядом. Такую омерзительную, некрасивую. Это больно. Когда кислотой. Сэйдж не знает, просто слышала. Хотя, у зелёных глаз скорее привычка заставлять жертв страдать и метаться в попытках выжить. Ей нравится, что в такие моменты у людей включаются только животные инстинкты и они готовы на все. Эти глаза следят за ней, возводя тревогу в какой-то неопределённый квадрат или даже куб. Слишком. Просто слишком. Сэйдж озирается, нервно дергаясь, каждый раз, когда выходит из поезда и двигается в сторону хостела, который нашла в интернете. В их мире трудно найти что-то, не принадлежащее Кингдом. Что-то самостоятельно и отдельное, где нет кучи сраных камер. Или распознавания по лицу. Хотя, вероятно Кингдом уже трижды успели её обнаружить. Когда ты переходишь дорогу мировой корпорации, которая делает буквально все и владеет буквально всем, начинаешь опасаться за свою жизнь сильнее обычного. Это вызывает мерзкую мигрень. Чёрная толстовка с капюшоном не очень скрывает, но старается. Сэйдж слишком быстро выходит из вагона. Слишком быстро идёт по улице и слишком быстро поднимается по лестнице, ведущей к ресепшену хостела. Ключи её номера слишком громкие — чертовски давят на мозг. Хочется вновь обернуться, но Сэйдж знает, что сзади никого нет. Пол скрипит из-за её ног. Не чужих. Побег становится одержимостью, странной идеей добежать хотя бы куда-то или бегать так вечно. Прятаться в мотелях на окраине, скрываться за несоразмерной одеждой и быстро-быстро ходить, почти переходя на бег. Сэйдж чувствует себя мышью, которая бегает за сыром, но никак не может его найти. Она вспоминает мертвых белых крыс в прозрачной клетке, на которых ставили эксперименты и Сэйдж кажется, что эксперимент теперь ставят на ней. У неё не такие маленькие красные глаза и совершенно нет хвоста, но это ведь для чистоты эксперимента. Сможет ли особь женского пола, подверженная радиониту сбежать и разорвать этот порочный круг состоящий лишь из погони? Сейчас узнаем. Почти все кружки в номере побитые, а чай приходится ждать почти два часа. Дешевый горький привкус оседает на языке, пока Сэйдж нервно бьет ногтями по кружке. Она сидит на кухне, пялясь в чёрный экран выключенного телевизора, потому что боится его включить. Боится, что если включит — не услышит, как подойдут сзади и свернут ей голову. Боится, что когда будет спать — её задушат подушкой. Боится, что сейчас кто-нибудь влетит сюда, а потом расстреляет её и поэтому закрывает дверь, как может, подпирая креслом. Закрывает все окна цветастыми шторами, чтобы снайпер не убил её выстрелом в голову. Будет даже не обидно оставить на стенах этого протухшего мотеля свои мозги. Страшно. Тревожно. Непонятно. Она перекатывает в пальцах синюю, почти бирюзовую энергию жизни и молчит. Энергия обжигает теплом, успокаивая нервы. Не настолько, чтобы расслабить, но достаточно, чтобы не мучаться всю ночь с мигренью. Сэйдж улыбается как-то даже не натянуто. Это её божественный дар. Её лучшее открытие. Призраки прошлого на время отступают, и Сэйдж прикрывает глаза, расслабляясь на стуле.  — Расслабляешься? — слышится за спиной. Сэйдж вдруг дергается, но рука, которая оказывается около её рта, заставляет замереть. — Ещё одно движение и я выпущу газ. Ты знаешь, кто из нас двоих выживет. Зеленые глаза её находят. Находят быстрее Кингдом. Это почему-то радует.  — Вайпер.  — Она самая. А тебя как лучше кличить? Крысой или трусихой? — насмешливо интересуется видоизменённый, низкий голос. — Мы были в одной лодке и как только начали тонуть, ты сбежала. Это неправда. Не совсем. Сэйдж просто пыталась спасти себя и свой дар. Пальцы на челюсти сжимаются сильнее, почти до синяков. Это даже не страшно. Не так страшно, как Кингдом. Они бы уже давно расстреляли её или заставили страдать. Зеленые глаза тоже заставят, только она хотя бы почувствует от этого удовольствие.  — Пожалуйста. Я могу тебе помочь. Мой дар может тебе помочь, — Сэйдж сжимает пальцы на кружке чуть сильнее положенного. Вайпер усмехается сквозь маску, дергая женщину за волосы и заставляя посмотреть в чёрный экран телевизора. Сэйдж видит себя и видит Вайпер, в своей маске и с болью в зелёных глазах.  — Это должен был быть мой дар! — кричит Вайпер. Кажется, что она задыхается этим криком, полным боли и отчаяния. У Сэйдж рвёт в груди, болит, тянет. Она резко дергается, выливая чай на Вайпер и ударяет её чашкой в грудь, прижимая к стене. Кружка разлетается на осколки. Как и они обе.  — Я просто хочу помочь!  — Мне уже не помочь, Сэйдж, — рычит Вайпер, когда кареглазая прикасается к ней. Синий свет обвивает конечности. — Где ты была тогда?! В зелёных глазах много боли и отчаяния. Она кричит ещё громче, приглушенная лишь маской, в каком-то нервном порыве и бьет Сэйдж под дых. Тащит к противоположной стене, а потом ударяет спиной в телевизор. Боль прошивает насквозь.  — Где ты была, когда Кингдом разрушили меня? Отняли у меня все? Ты могла спасти их, исцелить! Ты могла их возродить! Но сбежала, поджав хвост, — Сэйдж не слышит чужого тяжелого дыхания и скрипа телевизора под её плечами из-за бьющегося набатом сердца. Но зато отлично слышит, как течёт по трубам газ, собираясь выйти из перчаток. Вайпер, как всегда, в полном обмундировании. — Поэтому я тоже заберу у тебя самое ценное. Твою жизнь.  — Я люблю тебя.  — Я из прошлого, которая пыталась, как ты, спасать людей, растаяла бы. Но сейчас я другая. И мечтаю о том, чтобы убить тебя. Забудь все, что было! Трудно забыть все, что было. Сэйдж довольно просто это принимает. Трудно забыть их странный служебный роман, пахнущий химией и таблетками. Вайпер любила закатывать рукава халата до локтей, пила крепкий кофе и таблетки. Чаще чем пила таблетки — обжигала руки. Работа была не то, чтобы хорошая, скорее даже опасная. Вайпер погружалась в неё с головой и без защиты. Сэйдж знает и чувствует, что даже сейчас, под костюмом, на её руках кучи ожогов. Старые, как их отношения. Такие же больные. Сэйдж нравилось касаться её ожогов. После того, как она получила силы, исцелить старые раны не получалось. Хоть она и пыталась, но другая женщина всегда говорила, что ей так больше нравится. Вайпер всегда улыбалась ярче всех, работая, и готова была даже пожертвовать своими руками, с которыми ни на пляж, ни сходить, ни футболку надеть. Трудно забыть это. Сэйдж чувствует себя виноватой, или это просто такой психологический ход. Она могла возродить её семью. Не всех. Но хотя бы кого-то. Могла спасти Вайпер от одиночества, будучи вместе с ней. Позволить ей месть. Но теперь она желает мести лишь ей и топит себя в отчаянии.  — Сначала ты. Потом Кингдом.  — Если ты будешь счастлива, то можешь убить меня, — Сэйдж выдыхает, приподнимая голову. Перед смертью не надышишься, ведь так? Что же. Ей придётся задержать дыхание. Казалось, у Вайпер ещё со времён общей лаборатории осталась эта странная любовь наблюдать за страданиями. Она всегда с интересом всматривалась в клетку к подопытным крысам, чуть ли не влезая в неё. Наблюдала, как они погибают или выживают, замирая с улыбкой на губах. В такие моменты Сэйдж всегда отворачивалась или предпочитала пойти налить себе кофе из автомата. Она почти уверена, что сейчас, под маской — такая же улыбка. Садисткая. Просто хочет, чтобы перед смертью, её жертвы видели лишь зелёные глаза.  — Ты должна бояться меня! Молить о пощаде! — закричала Вайпер, но её голос оставался, так же приглушен маской. Не сказать, что Сэйдж пыталась психологически повлиять на и так шаткую психику женщины, просто сказала то, что пришло на ум. Вайпер нужны страдания, крики о пощаде. Она жаждет этого. Когда жертва не брыкается, хищники перестают получать удовольствие.  — Зачем?  — Ты обязана! Вайпер хватает её за шею, приподнимая, насколько есть сил, и сжимает пальцы. Американку трясёт. Вероятней всего от злости, а не от палитры психологических отклонений, которые показывали последние тесты. Сэйдж нужно было заметить это. Помочь Вайпер справиться. Все могло быть хорошо. Она не готова умереть с даром, который ей подарил радионит. Даже ради этих зелёных глаза.