Пойми, прошу, ты очень-очень мне нужна Пойми, ведь я тобой дышу, ты в это вряд ли влюблена Но я живу, пока держу твою ладонь в своей руке И трещины на потолке напоминают мне о том, что без тебя я был никем Прошу вернись или дай умереть мне.
Кучерявый брюнет, раскинувшись на широкой постели, бездумно разглядывал потолок. Между бровей залегла складка. Один из зеленых глаз был привычно прикрыт, хоть в этом и нет смысла. Подняв раскрытую руку перед собой, попытался ухватить пустоту, но ничего не произошло. Опустив руку и вздохнув, он опять устремил взгляд на проворную трещинку на сером потолке. Кажется, она появилась там, когда Ламбо в очередной раз попытался убить Реборн, которая проигнорировала его во время завтрака. Не обращала внимание точно так же, как и десять лет назад, в те времена, когда он был пятилетним киллером безызвестной семьи Бовино, а она самым доверенным человеком Девятого. В тот момент ему казалось, что эта прекрасная фигура никогда не исчезнет с его горизонта. Вот сейчас он пройдёт на кухню, чтобы налить себе чай, а она, словно не замечая, толкнет его. На возмущенные выкрики, хмыкнув, назовет тупой коровой и скажет что-то успокаивающее, а может и насмешливое. Характер великого киллера был загадкой для Бовино. Она оскорбляла его, доводила до слез, а потом сама же и успокаивала, заботливо поглаживая по голове. — Лучше сдохнуть, чем жить без неё, — вымученно выдавил Ламбо, впутывая пальцы в кудри, пытаясь вспомнить, как это делала она. — Почему не убила меня, раз собралась бросить?Наверное я слишком влюблён Я снова начал слушать Земфиру Листая твои фото в альбомах Вникая в тебя тысячу раз
Перевернувшись на другой бок, наткнулся взглядом на тумбу. Поверх деревянной конструкции сиротливо лежал фотоальбом. «Реборн-чан на день рождения!» — гласила корявая подпись, оставленная, очевидно, Тсуной. Хмыкнув, Ламбо аккуратно ухватился за край и потянул на себя. Альбом с легкостью сполз с гладкой поверхности, оказавшись зажатым между рубашкой в коровий принт и двумя скрещенными руками. Последнее, что осталось на память. Проводя по каждой странице пальцами, Бовино нежно переворачивал лист за листом. Зеленые глаза задержались на общем фото. Событие десятилетней давности. Победа за кольца хранителей. На первом плане юный Вонгола счастливо улыбается, неловко показывая кольцо Неба, заслуженное с таким трудом. По правую руку от Савады стоит восторженный Гокудера, следом беззаботный Ямамото, мелькает смущенная Докуро, на тот момент чужачка, каким-то чудом они даже затолкали в кадр Хабари, который, вероятно, захотел загрызть их до смерти. А ближе всех стояли они. Молодой Ламбо, улыбаясь так, будто завоевал весь мир, и Реборн, сильнейшая аркобалено, в своем обыкновенном костюме. Темные волосы, топорщащиеся в стороны, сокрыты чёрной шляпой с широкими полями. Огромные черные глаза, смотревшие на Тсуну с гордостью, едва виднелись из-под головного убора с широкой оранжевой лентой. А хрупкое детское тело было переполнено аурой силы и женственности. — Такая маленькая, — невесомо коснувшись фотографии, Ламбо тепло улыбнулся. — Милашка.Я слишком влюблён Ты в каждой моей мысли, ты — вирус Я снова буду ждать тебя дома В бессмысленном поиске глаз
Сидя на кухне, их излюбленной тесной кухне, с дурацкими обоями в коровьи пятна, Бовино пил из своей по-девичьи розовой кружки супер сладкий чай с молоком. Грусть грустью, но по другому он не мог. Тонкие длинные пальцы сцепились в замок на керамике, в попытке согреться, но их обдавало лишь прохладой. На дворе в свои владения вступила зима, а Ламбо снова забыл закрыть окно. Обычно тепло не выветривалось из дома, потому что Реборн заботливо закрывала все, если этот растяпа снова устраивал сквозняк. Она справедливо замечала, что Бовино совершенно глупый. Как был ребенком, так им и остался. И она не могла его винить, ведь ему было всего-лишь пятнадцать, в то время как сама киллер проживала вторую молодость. И юного мальчишку в коровьей рубашке не пугала эта крышесносная разница в возрасте, в то время как она боялась. Боялась, что ее бросят, а потому ушла сама. Хоть он и не бросил бы. Не смог. Ламбо мог бы подняться и закрыть окно, не простужать себя, однако он надеялся. Молил богов, чтобы его любимая вернулась, как обычно среди ночи, наворчала, закрыла окна, накрыла продрогнувшие плечи пледом, снова в коровьи пятна, и крепко-крепко обняла, прижимаясь к нему. Её руки бы сцепились на мужской спине, а нос уткнулся бы в шею, вдыхая аромат, исходящий от тела и сводящий с ума. А сам Ламбо бы прижал ее за талию, чмокнул в макушку и фыркнул от щекочущих чёрных прядок. Но нет, она ушла. Сейчас он не сможет заглянуть в глубину смоляных глаз, в поисках поддержки. Не увидит насмешки, плескающейся где-то на хрусталике. Не залюбуется блеском радужки. Ничего. Никакого близкого тепла. Звонкого голоса. Родного присутствия.Зачем ты врёшь? Зачем ты жжёшь мои стихи? И говоришь, что ты уйдёшь Ты не простишь мои грехи
Перед своим уходом Реборн устроила грандиозный скандал. Так они не ссорились никогда. Она нашла в его столе стихи, посвящённые ей же. Любая женщина бы сказала, что это мило, но не она. Киллер начала говорить какой-то бред про то, что это отвратительно, сам Ламбо ей омерзителен, а её терпение лопнуло. Она начала говорить очень неприятные вещи, но при этом было видно, что она врёт. Под конец своей тирады Реборн побежала собирать вещи и сказала, что уходит. В тот момент Бовино разревелся, как в детстве. Её руки дрожали, но спина держалась ровно, лицо с отрешенным выражением, глаза смотрели сквозь хранителя грозы. Уже собрав свои вещи, она наконец заговорила. — Твои грехи непростительны, Ламбо Бовино, — эти слова Бовино не сразу понял. Больше его задело не какая-то ерунда про грехи, а обращение по полному имени. Обычно она ограничивалась словами «тупая корова», а в этот раз так холодно произнесла его имя, что по телу пробежали мурашки.Я сдохну с ними, ну так что ж Давай, иди, чего ты ждёшь? Я не хочу, чтоб ты смотрела На то, как ты меня убьёшь
Уже через пару дней на общей миссии с хранителем дождя, Ямамото, обладатель кудряшек узнал, что значат слова про грехи. Со слов Такеши, как сам Ламбо привык его звать, это значило, что он крупно облажался перед репетитором Тсуны. За что именно, мог знать только сам Бовино. Из раза в раз проматывая ту сцену в голове, его цеплял взгляд Реборн, перед тем как она закрыла дверь их квартиры и исчезла. Обернувшись всего на секунду, она посмотрела на него взглядом, полным сожаления. В тот раз он не пошёл за ней. Думал, что завтра увидит её в штабе, а там и выяснит причины истерики. Но нет. — Уехала на долгосрочное задание, — ответил Савада на вопрос Ламбо так, будто она вышла в магазин за напитком. — Я думал, ты об этом первым узнаешь. Странно, что она не сказала тебе. Тогда Ламбо решил отпустить, стать сильнее на костях их (не)долгих отношений. Правда, он все ещё не может. Слишком влюблён. А потом он подумал, что так даже лучше. Ведь Реборн не увидит, как внутри Бовино умирает тот маленький плакса, вечно бегающий за ней, будто она последний луч надежды в его жизни.Давай, ты этого хотела Прошу вернись, не дай умереть мне
Допив остывший чай, просмаковал последний глоток. Приятная сладость и в то же время ужасная приторность. Любовь и ненависть смешались, поднимая волну странных эмоций. — Биполярное расстройство, — произнес Ламбо вслух свои мысли, покачав головой. Поднимаясь из-за стола, подошел к раковине, чтобы вымыть посудину. — Хорошо, что эта противная Реборн сбежала. Может, ее убьют где-нибудь, и мне будет меньше работы. Где-то внутри молодого Бовино с треском разбилось что-то важное. Важнее сердца. Кажется, душа разделились на до и после. До потери Реборн и после. Одна часть говорила: «Давай, она ведь ненавидела в тебе плаксу! Забудь её, стань сильнее!», а другая, хныча, мямлила: «Нет же! Найди и верни её! Без неё, ты — никто!» А сама Реборн, прикрывшись долгосрочным заданием, взяла декрет. Впереди у неё будут долгие пять лет.