a hundred one, counting bellamy

Лес шептал, все громче и настойчивей по мере того, как они скрывались за рядами и рядами деревьев, пока звенящие и сдавливающие сам воздух звуки из Санктума ослабевали. Они шли, и остался шепот и шепот только. Может, это и было шепотом — с этой странной Санктумской экосистемой никогда не знаешь наверняка. От этой мысли у Рейвен пробежали мурашки по спине, почти как от холода, несмотря на то, что от неудобного костюма, снятого с мертвого бардоанца, было скорее жарко. На лбу выступила испарина. — Подозрительно тихо, — пробормотал Миллер на их пути к палатке Габриэля. Рейвен согласно хмыкнула, не отрывая интенсивного взгляда от деревьев. — Разве нас не должна встретить армия бардоанцев? — озвучил Беллами осторожно низким тоном то, о чем все присутствующие думали рано или поздно. — Не могли они послать всего одного. Вопрос встретил тишину. Лес продолжал дышать. — Если здесь где-то и есть остальные, то нам не обязательно их видеть, — мрачно отозвалась Рейвен спустя едва ли не минуту. Что тоже было верно. Кожу неприятно стягивало, словно под чужим взглядом, но что у них есть кроме предположений и смутных неприятных ощущений? Поэтому они продолжали идти. Рейвен и Миллер спереди, потому что у Миллера так удачно было ранено нерабочее левое плечо, и он все еще мог стрелять. За ними — Беллами и Кларк, рука Беллами у пояса блондинки, едва прикасающаяся с осторожностью, ведущая и поддерживающая одновременно, потому что Кларк не внушала доверия не то что идти рядом с ними и не выкинуть какой-то фокус, но и хотя бы стоять прямо. Ее руки снова в наручниках, взгляд строго прямо, ни единого лишнего движения, как заключенная с опытом. С другой стороны, на Бардо для нее так и было, дело привычки. У Беллами ком встал в горле. Рука все еще у пояса Кларк, едва касающаяся теплой ткани на разгоряченной коже. Мерфи и Эмори замыкающие, Эмори следит за Кларк, Мерфи — за обстановкой сзади, пистолет едва заметный вес в руке. Едва ли за ними кто-то увяжется сзади, скорее буду ждать впереди, у палатки Габриэля. Поэтому, собственно, Миллер и Рейвен в супер-костюме шли впереди. Больше не было произнесено в теплый, пряный санктумский воздух ни единого слова вплоть до палатки Габриэля. И до подвала этой самой палатки. Первый звук, произнесенный хоть кем-то сознательно, был от Рейвен и ее: — Чтоб тебя. Шестеро сгрудились у камня Аномалии. По мнению Беллами — обычный обтесанный булыжник с различием только в том, что тот неизвестным образом левитировал посреди узкого прохода из камня и прохладного воздуха в отличие от того, что был на поверхности. — Что не так? — спросил он, ладонь все еще покоится на поясе Кларк так, будто и должна быть там, на манер старой привычки, которой очевидно было неоткуда взяться. Для самой Кларк это, казалось, не играло совершенно никакой разницы, единственная реакция на окружающий мир — напряжение в плечах при виде камня Аномалии. Беллами уронил руку и решил держать их при себе на эту ночь. И следующую, если доживет до нее. — Тут… — Рейвен прервалась и выдохнула, как часто делала, чтобы прервать собственные монологи, переполненные непонятными терминами и техническими деталями, и перефразировать все на человеческий язык. — Тут шесть вариантов, и… А нет, пять вариантов планет, и все — потенциальные Бардо, и куда идти я понятия не имею. Шлем совершенно не реагирует на название «Бардо». Миллер подает голос: — Попробуем первую попавшуюся, а там посмотрим, что будет? — он пожимает плечами. — Не то чтобы у нас было много вариантов. — Выбирай ту, где есть что-то приблизительно похожее на орла. Пять пар глаз обращаются в сторону Кларк, и та выдерживает это с выраженным безразличием. — И с каких это пор ты заинтересована в помощи? — спрашивает Мерфи скептически, и честно говоря, можно ли его за это винить? — Если мы попадем на необитаемую планету, скажем, без атмосферы, или радиоактивную настолько, что даже мне не выдержать, то мне придется тащиться с вами. Что было бы крайне неприятно, — Кларк повела плечом. В этом был смысл, думала Рейвен. Но помимо очевидного инстинкта самосохранения здесь было что-то еще, на что Рейвен не могла конкретно указать, это было бы все равно, что тыкать пальцем в небо. Неприятное чувство ее не оставляло, и она повернулась к первому, кто пришел ей в голову, как самый надежный человек в помещении. — Беллами? — спросила она, выразительно кидая взгляд на Кларк. — Что думаешь? Казалось последовательным спрашивать Беллами о том, можно ли им было доверять Кларк сейчас. Беллами же прилагал все усилия, чтобы услышать что-то за шумом в собственной голове — мысли, посторонние звуки, приток крови к вискам, он уже не мог разобрать. Можно ли доверять Кларк? В любой ситуации он бы без колебаний сказал «да». Сейчас его одолевало то же самое желание. Но более того, это был способ спасти Кларк и найти его сестру, и он хватал любую возможность, какую получит, какой бы хрупкой она ни была. Но в этот раз они могут доверять Кларк по разумной опять-таки причине — самосохранение. Хотя раньше у Кларк не было очевидных проблем с собственной смертью или манипуляциями со словами, Беллами утвердительно кивает и добавляет: — Не то чтобы у нас был очень широкий выбор. Рейвен для себя решила, что за последние двадцать четыре часа она возненавидела эту фразу. Здесь действительно была одна планета, привязанная к чему-то с графическим изображением орла — герб? Условное обозначение? Неважно, главное, что оно там было. Рейвен обнаружила во время ввода кода на камне Аномалии, что руки ее подрагивают не с паникой, но с восторгом. Чтоб это неиссякаемое ученое любопытство. Возможно, они не смогут спасти Кларк несмотря на все усилия, а возможно и вовсе все погибнут в процессе, но она не могла не думать о принципе работы Камня, о механических деталях и теориях, о которых она читала только в книжках на Ковчеге, да и те считались в то время полным вздором, если не научной фантастикой. Хотя было определенное спокойствие в том, чтобы думать о межпространственных путешествиях — гораздо лучше, чем ужас от множества изображений своей потенциальной смерти, которые продолжает рисовать ее воображение. Казалось бы, не впервые идти на верную смерть, но легче никогда не становится — скорее наоборот. Пока она вводила код, в помещение стояла гробовая тишина, только дыхание шестерых отражалось от холодных каменистых стен. Зеленоватое свечение в мгновение из мелкой точки разрослось в единый буйный поток, и Рейвен с силой втянула воздух, восхищение и ужас мешались в единый звук, и она не нашла в себе силы оторвать взгляд или хотя бы прикрыть рот для приличия. Не то чтобы ее кто-то видел в безопасности шлема. — Наш выход, девочки и мальчики, — отозвался откуда-то сзади Мерфи, голос намеренно и почти насильно легкий и торжествующий, и отсюда очевидно натянутый. — Все еще не поздно развернуться и пойти домой, — как-то робко предложила Кларк. К ее совету, к сожалению, никто не прислушался, и шесть фигур, мрачных и незначительных на фоне портала, двинулись внутрь, пока свечение их не поглотило полностью и почти мгновенно исчезло, погружая пещеру во мрак и не оставляя за собой ни единой души. На другой стороне свечения, небесных встретил еще более яркий свет белых ламп словно бы отовсюду, слепящий, дезориентирующий — может, в этом и был смысл. Беллами почувствовал, как Кларк рядом заметно напряглась, он мог ощущать волны тревоги, исходящие от нее. Не переживание, но дикая, животная паника. Взглянув на нее, Беллами не был уверен, что она хотя бы дышала. Прежде, чем он смог издать хоть звук, хоть пошевелиться, его прервал голос, откуда-то спереди, властный и проносящийся эхом по всему помещению. — Оружие на землю, руки в воздух. На контрасте с белоснежными стенами, напротив них стоял людей, облаченных в черные костюмы, идентичные тому, в котором сейчас была Рейвен, держащая наизготове что-то вроде оружия, встроенного в костюм. Ставки были простые. С одной стороны — шестеро человек с четырьмя пистолетами, двое раненых, одна давно перешла грань безумия и нестабильна. С другой стороны — дюжина или больше тренированных солдат, вооруженные каждый до единого, которые действительно сделают выстрел недрогнувшей рукой по команде. Рейвен подняла руки. Миллер положил пистолет — господи какие кретины делают пол зеркальным — и выпрямился, поднимая руки почти раздраженно. Мерфи и Беллами последовали примеру. Справедливо было бы заметить, что они готовились к провалу в любом случае. С ними просто не могло быть по-другому. Бардоанцы не трудились с наручниками и веревками, достаточно было дул оружий в спины. Они проходили угловатые коридоры, подсвеченные лампами, работающими в пол мощности. Не было запахов помимо чего-то, напоминающего резину и старые простыни. Ни единого окна, только гладкие стены. Беллами вспомнил о бункере Второго рассвета. Между этими двумя местами не было действительно много общего, но было что-то неуловимо схожее, словно бы он смотрел в кривое зеркало в полутьме. Камеры, в целом, не отличались от коридоров. Беллами вряд ли бы заметил разницу, если бы не три скудных матраса на полу и столик со стопкой книжек в углу. Что это значило Беллами понятия не имел, но не спросил бы даже если бы охранники не исчезли прежде, чем он успел повернуться. Панель в стене сдвинулась, и он понял, что это и было дверью. Жутковато, но жить можно. Его сокамерниками по несчастью оказались Кларк и Мерфи. На него накатило странное чувство дежавю с того первого дня на Санктуме, когда им повезло приземлиться в самом разгаре затмения и они были вынуждены приковать себя наручниками в школе. «Приятные воспоминания» — пронеслось у него в голове в тот самый момент, как Мерфи досадливо пнул панель в стене, заменяющую дверь в этом месте. Пнул во второй раз, третий. — Мерфи, — с ноткой предупреждения сказал Беллами. — Прекрасно, — ответил Мерфи, не столько Беллами, сколько просто произносил мысли вслух. — Просто восхитительно. Он положил руку на гладкую панель и прислонился лбом к тыльной стороне руки, плечи заметно вздымались и падали в такт дыханию. Беллами молчал в опасении, что от единого его слова Мерфи сорвется и дело закончится чем-то сломанным. Стол в углу, лампа, чье-то лицо — никогда не знаешь точно. — Эмори будет в порядке, — наконец он произносит, пересилив себя, в жалкой попытке утешения. Мерфи фыркает, не пошевелив ни пальцем, все также прислоняясь к панели, но ничего не отвечает. Только тогда Беллами наконец осмеливается взглянуть в другой угол комнаты. В тот, где свернулась фигура с охапкой светлых волос. Кларк сидела у самой стены возле матраса — не на нем непосредственно — и, обхватив руками колени, уперлась в них лбом. — Кларк? Ее плечи било мелкой дрожью. Прежде, чем Беллами начал отдавать себе отчет в том, что он делает, он присел на дальний конец матраса рядом с ней — близкое, но уважительное расстояние. — Что случилось? — будь ситуация хоть на грамм меньше серьезной, он бы рассмеялся над собственным вопросом. Но в действительности, он больше не видел никаких вариантов того, что сейчас можно сказать. Он был гораздо лучше в действиях, в тактильных проявлениях поддержки, и прямо сейчас его руки были связаны. Кларк покачала головой, не поднимая лица от собственных коленей. Пробормотала что-то настолько тихо и приглушенно, что Беллами даже примерного представления не имел о том, что она говорила. Начало накатывать желание присесть ближе, осторожно приподнять голову за подбородок и посмотреть ей в глаза, но вместо этого только переспросил, физически удерживая себя на месте: — Что? — Камера, — прояснила Кларк, поднимая наконец лицо, но взгляд ее упал на голые стены, сконцентрированный до такой степени, что почти невидящий. — Меня держали в этой камере. Тут не было стола, не было таких матрасов, но… Она запнулась, сделала жадный глоток воздуха и не посчитала нужным продолжить. Послав здравый смысл на четыре стороны, Беллами придвинулся ближе и положил руку девушке на плечо, на разгоряченную кожу под каплями холодного пота. Короткий, невинный жест, но Кларк отдернулась так, будто обожглась. — Я даже тебя не знаю, — промямлила она и зажмурилась так, будто ей было физически больно находиться здесь. — Кларк… — НЕТ! — она вскрикнула на грани всхлипа, но глаза ее оставались сухими. Беллами замер, руки мертвым грузом лежащие по обе стороны матраса от него, когда Кларк подскочила на ноги и начала мерить шагами комнату. Одна рука в спутанных волосах, другая на животе, будто унимая сильную боль, ее дыхание ускорилось в два раза, лицо приобрело странное искривленное выражение, которое он видел разве что, когда кому-то зашивали раны в экстренных условиях без анестетика. В конце концов, ему не оставалось ничего, кроме как смотреть. Ему было отчаянно необходимо сопоставить детали происходящего, разобраться в том, что им делать и как, как выторговать себе путь отсюда и как бороться, но не мог соединить и двух слов вместе при виде того, как Кларк нервозно наворачивает круги по крошечной камере. Сначала методично, потом — более растерянно, вразброс, из одного угла во второй, потом обратно в первый, потом — остановилась, перевела дыхание, направилась к третьему углу. Не потому, что она сейчас выглядела, как животное, загнанное в клетку — что само по себе было устрашающим достаточно. Но потому что это была Кларк Гриффин, и он не мог мыслить связно рядом с ней, не когда ее присутствие в одном с ним помещении было скорее отвлекающим и вселяющим панику под его ребра, чем комфортным, каким оно было всегда. Каким оно было раньше. Мерфи сделал шаг вперед навстречу Кларк, собрав остатки холодного рассудка, как последний человек в помещении, способный это сделать, как ни странно. — Кларк, послушай, нам надо… Он не договорил, встретив удар в грудную клетку. Он пошатнулся, явно не ожидая от бледной, худой Кларк сопротивления такой силы, но удержался на ногах. Едва Мерфи оправился, чтобы кинуть возмущенный взгляд на нее, как Кларк продолжила наворачивать круги по помещению, с одним только изменением, что в этот раз Кларк начала несвязно напевать себе что-то под нос. Мерфи нахмурился — в какой фильм ужасов они попали? — и кинул взгляд на Беллами, который, в отличие от него, не мог скрыть искру узнавания. Именно эта искра, эта реакция на несвязные ноты, исходящие откуда-то из самой глубины горла Кларк и заставила его встать на ноги. Его зрение, как это часто бывало, сфокусировалось на одной-единственной миниатюрной фигуре. До шести лет у Октавии были панические атаки. До того, как их мать придумала мантру, чтобы помогать ей справляться с этим, Беллами перерыл все доступные ему секции библиотеки Ковчега и все ресурсы — как ни странно, первые люди на станциях были не слишком заинтересованы в сохранении рассудка жителей. Что-то в горле болезненно сжалось при воспоминаниях об Октавии, которая может быть здесь, на этой планете, а может и нет. За месяцы поисков помощи Октавии на Ковчеге, Беллами самостоятельно пришел к одному выводу. Он просто должен быть рядом. Тут больше никаких универсальных советов в действительности, все варьируется и все полно индивидуальных деталей — и Беллами понятия не имел, что за детали были для Кларк. Едва ли она часто показывала несовершенства в собственной броне — и ни разу в жизни она не показывала, что вся броня уже давно стерта в пыль и развита по ветру. Не осталось ничего, кроме самого основания Кларк, самых фундаментальных порывов, голых и болезненно пульсирующих, как сердце, вырванное из грудной клетки, но еще бьющееся, все еще борющееся за что-то давно бесполезное, за явно гиблое дело. Все инстинкты кричали ему защитить ее, скрыть слабости и несовершенства, пока остальной мир не увидел. И впервые, возможно, за всю жизнь, Беллами последовал инстинктам. Когда он обернул руки вокруг Кларк, она замерла. Без движения, без дыхания, как мраморная статуя, такая же холодная и далекая. Потом мелкая дрожь стала заметней, сильней, настойчивей, задевая каждый миллиметр тела Кларк и значит — каждый район кожи Беллами, которыми они соприкасались. Беллами протяжно выдохнул и провел ладонями вниз по спине Кларк, от ее плеч к лопаткам и к пояснице. Сделал вдох — и проложил путь обратно от ее пояснице к плечам, осторожно, но уверенно. Грудь Кларк начала вздыматься в такт его движениям. От нее пахло землей, потом и горелым деревом, и Беллами это не смущало ни на секунду. Он ждал. Минута. Вторая. Кларк, едва на полтона расслабившись — уже победа в понимании Беллами — уткнулась лбом в плечо Беллами и яростно вцепилась обеими руками в футболку Беллами, сжимая старую ткань в кулаках на его спине. Позволив себе одну-единственную, последнюю вольность, Беллами уткнулся носом в светлые спутанные волосы и прикрыл глаза, не прекращая почти успокаивающе водить ладонями вдоль спины Кларк. Ее дыхание выравнивалось, и мышцы постепенно расслаблялись под руками Беллами, унимающими дрожь. И на момент, всего лишь на этот момент, все снова было правильно. Панель в стене отъехала с едва уловимым шорохом. Кларк отдернулась, будто от выстрела пушки. Беллами повернулся слегка рассеянно. В проходе стояли две женщины, одна — смуглая, чуть за сорок, шрам над бровью. Вторая… У Беллами ком встал в горле. — Октавия? Взгляд сестры, едва скользнув по нему, не задержался надолго, как на пустом пространстве.