О письмах Ребекки

У него свой собственный язык Оно говорит тихими звуками, молитвами и воззваниями

      Это было странно. Думать о том, что у мамы был кто-то после папы… Отец остался на земле с маленькой дочерью, заботясь о ребёнке, он, казалось, не мог и помыслить о том, чтобы кто-то пришёл на замену Ребекке в его жизнь, в жизнь их дочери. А Ребекка, освободившаяся от прошлого, жила новой жизнью — Вики едва заметно нахмурилась, мысленно прикидывая, может ли называть подобное существование жизнью.       Нет, конечно, Вики не могла винить мать за то, что она полюбила ангела. В конце концов девушка и сама не могла смотреть со спокойным сердцем на слишком многих из тех, кого встретила после смерти… Дело было вовсе не в том, что Ребекка полюбила ангела — или ангел полюбил её.       Просто сложно было даже подумать, что кто-то из Непризнанных не был так же привязан к своей жизни — к своей настоящей жизни — как Вики. Мать не нарушала правил, чтобы проведать свою маленькую дочку, не заглядывала в окна дома, в котором когда-то была так счастлива. Сознательно или нет, она с гордостью и ответственностью стала частью чего-то нового, чего-то высшего…       И слова, выведенные её рукой на бумаге, такие спокойные, такие рассудительные и правильные, содержали столь мало чувств и столь много того самого ощущения высокого статуса, что Вики едва могла понять их. Она хорошо разбирала каждое слово в отдельности, но все вместе они теряли смысл. — Положи это, — прозвучал от двери голос.       Холодея, Вики обернулась, чтобы встретиться со взглядом, в котором, казалось, никогда не могло родиться ни одно из чувств, описанных в письмах, которые девушка всё ещё сжимала в руках. — Положи это, — медленно повторил ангел. — И уходи.       Это было бы правильно. Ей не следовало возвращаться сюда, зря Вики не доверила амулет Дино, а решилась прийти на место преступления под тем предлогом, чтобы положить вещь на место. Но эти письма — разве могла она отказаться от ещё одной попытки прочесть их? Взглянуть хоть одним глазком? — Я имею право знать, ангел Фенцио, — серьёзно произнесла Уокер, стараясь, чтобы в её голосе не было дерзости. — Ведь это… это не связано с моей прошлой жизнью, это связано со мной сейчас. — Нет, — лицо учителя исказилось. — Это не касается тебя, это не имеет к тебе никакого отношения, это никак с тобой не связано. — Ребекка — моя мать, — Вики уже была застигнута на месте преступления, и раз терять уже нечего, значит время идти до конца. — Я так мало знала её при жизни… И теперь, когда я могла бы… — это действительно было обидно.       Все вокруг — и на земле, и здесь — все всегда знали о Ребекке больше, чем её родная дочь. И никто не собирался с ней делиться. Слишком мала, ещё не время, это сложно — вот как отец отделывался от вопросов. И всегда добавлял «Ты так похожа на неё», — но ни разу не объяснил чем именно.       И теперь, ощущая своё положение шатким как никогда, Уокер уже не жалела места в школе, не жалела репутации в глазах ангела, но пусть только всё это не будет напрасным. Пусть поможет понять, о чём думала мама, что хотела или не хотела сказать. — Я знаю, кто она, — сквозь зубы напомнил Фенцио. — Слишком хорошо знаете, правда? — Вики ещё раз пробежала глазами по письму от мамы, стараясь уловить каждую деталь её почерка, задумываясь, могла ли Ребекка написать и ей, что-то объяснить, посоветовать, направить. — Может знаете тогда и почему она… почему она не дала мне знать о себе? Я не имею в виду на земле, — поспешно добавила Вики. — Уже после того, как я оказалась здесь?       Голос девушки вздрагивал. Она была взволнована и растеряна, у неё было так много вопросов. И только строгий ангел Фенцио, с первого дня проникшийся к ней особой суровостью, мог дать на них ответы. — У тебя ведь в мыслях всегда оставался образ матери, не так ли? — ангел неожиданно заговорил спокойным тоном, больше не приказывая уйти, как будто что-то из слов Вики заставило его продолжить. — Ты мало знала её на самом деле, но это всегда был ласковый образ, — Фенцио больше не спрашивал, он говорил уверенно, и Вики была готова признать, что он попадает в точку. — Тебе было бы проще сохранить его таким, если бы ты не прочла эти письма, — и это снова была правда.       Хотелось просить, даже умолять, чтобы он продолжал. Теперь, когда иллюзия покачнулась, было страшно разбить её до конца, но при этом прятаться за ней становилось невыносимо. Но Фенцио не заставил её умолять. Он говорил. Речь становилась всё быстрее, будто эти мысли искали выход уже много лет, но поделиться ими с кем-то было стыдно или неуместно. — Она как никто другой умеет забывать то, что оставляет позади, — должно быть Фенцио было больно говорить об этом, но эта боль — уже выстраданная — не находила отражения в его лице. — Ребекка легко оставила свою прежнюю жизнь на земле, будто и не бывала там. Легко она оставила и школу. И каждую следующую ступень той лестницы, которая вела её всё выше в небо. И всех тех, кто оставался ниже.       Вики Уокер уже многое знала о земле, о райских облаках и глубинах ада. Об ангелах и демонах, о ходе их мыслей, об их характерах и предпочтениях. Но слова ангела Фенцио звучали так неопровержимо, что им особенно не хотелось верить, а уж тем более примерять их к образу собственной матери. — Это так… — Вики закусила губу, подбирая слово. — Так расчётливо, так жестоко. Ангелы бывают жестоки?       Девушка знала, что язык ангелов и демонов отличается от языка людей. Знала и то, что Непризнанные обучаются ему почти мгновенно и даже не замечают подмены. Но может быть что-то всё ещё остаётся непонятным? Что-то не сходится, имеет другое значение? Иначе почему всё сознание так противится этой речи? — Жестоки бывают люди, — вздохнул Фенцио. — Но это была не жестокость. Она не хотела сознательно причинить мне боль. Это было просто безразличие. — П-простите, — хорошо ощущая чувства ангела, потому что испытывала нечто столь близкое к ним, Вики особенно остро нуждалась в прощении. — Я не должна была… — Должна, Вики, — печально кивнул ангел. — Однажды всё равно ты должна была узнать.       Нет. Эти слова, эти письма… Заслуживали ли они такого внимания? И все речи, которые Вики произносила, запинаясь от волнения, никогда не значили ничего подобного чувствам, которые должны были выразить. Слова всегда были бесполезными. И не важно, на каком языке они были произнесены: на том, которым владели смертные, или на том, о существовании которого они прежде и не подозревали.