Анна. Лекарство от ликвидации

На следующий третий день Анна ехала тоже почти весь день, периодически заправляясь, и сворачивая то в зоны отдыха (где есть парковка и трейлеры с продуктами), то передвигаясь по трассам безлюдных пустырей. Иногда она и вовсе закусывала за рулем, поскольку соседних машин не было. В туалет она ходила в зонах отдыха, даже когда освободились бутылки, она не решалась воспользоваться ими в этом смысле. Техас не был богат на леса, и Анне казалось, что экологические (в том числе псевдоэкологические) активисты скорее всего появились из южного полюса. Они использовали фотографии южного полушария, чтобы убедить малообразованных людей прошлого столетия в том, что леса были якобы вырублены из региона, где их и в средние века не было. Когда она приблизилась к Fort Worth, а потом и к Далласу, лесополос стало намного больше. И вместе с тем рек, озеров, зданий вообще, и банков, школ, полицейских участков в частности. Ей куда больше нравилась средняя полоса, чем выжженная пустыня. Еще, что она заметила в Fort Worth и Dallas — развитая индустриальная зона. Полно супермаркетов, складов, гаражей. Она нашла дом своего предполагаемого 40% отца. Он находился шестым по счету от одной из лесополос северного Далласа. Остановилась на авто и вышла. Справа от дома был забор, общий с другим домом (видимо, соседей Александр Свиридов знает). Дом был из камня, покрашенный в зеленый. Анна постучала. Никто не открывал. Анна постучала громче, поскольку у нее не было информации об уровне слуха Свиридова. Она услышала еле тихое: — Я сейчас. Хотя говорил он изо всех сил, но видимо находился в другом месте дома. Масштабы дома также были неизвестны. Свиридов подошел и спросил: — Вы кто? — У меня к вам важное послание, Александр. — Вы из казино? — Нет, я не из казино. — Вы из авиакомпании? — Никак нет. — Вы из полиции? Какое ко мне еще может быть послание? Я здесь почти никого не знаю. — Есть немного, — сказала Анна, улыбнувшись для вежливости. — Тогда я могу вас пригласить, — справа от двери было окно, и он выглянул в него. — Неподалеку кого-то убили? Почему вы на своем авто, а не служебном? — Это долгая история, — снова вежливо улыбнувшись, сказала Анна. — Давайте побеседуем с вами внутри. Дверь отворилась. Анна вошла. На входе она сразу увидела плитку на четыре конфорки, чайник на ней (электрочайника не было), микроволновку. На стене от входной двери висел газовый счетчик. Справа от стола с плиткой была раковина для умывания рук. — Могу я воспользоваться раковиной? — Конечно, воспользуйтесь. Мне кажется, вы живете неподалеку, но мало ли чего попадается на дороге. — Как вас зовут? — Анна Гамильтон, — для начала годилась не секретная фамилия, тем более, ID она имела только с такой фамилией. Анна открыла воду. Не хотелось бы, чтобы ее руки плохо пахли. Пол был деревянным, покрашен в красно-бордовый. При хождении заметно скрипел. Очевидно, он из настоящего дерева, а не ламината, который щебечет как пластиковая плитка. В доме было немного темно из-за фиолетовых штор. Анна не знала, какая здесь бывает жара, очевидно, хозяин их задвигал, прятаясь от солнца, а не для того, чтобы сделать дом неуютным. За столь короткое общение Анна поняла, что Александр Свиридов почти не имеет никакого акцента. Кажется, что по-русски он говорил последний раз лет сорок лет назад, возможно, первый язык он забывает, параллельно совершенствуя второй. Она осмотрела квартиру, пока он вышел на веранду с другой стороны дома. Прямо по дому от кухни стоит по нынешним меркам небольшой плоский телевизор, вернее, он был и не маленьким, но не в полстены (представление о больших или маленьких вещах в этот век было другим: достаточно вспомнить гигантскую дверь шкафа в кабинете Раппопорта, которая больше похожа на дверь в другую комнату). Прямо от телевизора, который стоит перед окном с поворотом направо, дополнительная синяя дверь. Потом дверь налево, которая открылась при приложении силы (деревяшки со временем, очевидно, выросли в размере). Там находилась спальня с двумя кроватями. С обратной стороны дома вход на веранду, там был небольшой запас дров. Печка, кстати, располагалась справа от плоского телевизора. На веранде был забор из металлической сетки, преграждающий этот дом от соседского, сельский туалет в виде небольшой пристройки и сарай со старыми инструментами и динамиками от каких-то стерео. Анна подумала о том, что не нашла внутри дома кухонного стола или места, где можно было бы присесть и поговорить. Привычной для азиатов беседки на веранде не было. Затем она заметила маленький синий столик, сделанный из тонкого металла вместе с самодельными деревянными табуретками. Очевидно, Свиридов был любителем поесть на открытом воздухе. Не зная чего ожидать, она села на самодельную табуретку синего столика. Александр пришел и уселся напротив нее. — Ну, скажите, Анна, зачем пожаловали к скромному старику? Вы — детектив, не так ли? Кого-то начали убивать? Он казался добрым, но будучи авиаинженером и менеджером был совсем далек от работы полиции и спецслужб. Анна следовала принципу: не знает, как работают ее коллеги — и не надо. — Понимаете, Александр Свиридов, дело такое. Я — детектив, но совсем не по той части, о которой вы думаете. Хакерские атаки, незаконные застройки, проштрафившиеся бывшие сотрудники полиции, которые стали на преступный путь. Это только часть моих дел, далеко не самая большая. Но я здесь не для того, чтобы вас обвинить. Вы вне подозрений. И здесь не появилось никакого уголовного преступника, который кого-то убивает или что-то крадет. — Тогда по какому вы делу? — поднял он брови и всматривался в лицо. — Послушайте, я человек немолодой, родился в другое время. Вы что-то тянете резину на эти приветствия и формальные приемы, создавая видимость знакомства, но вам же наверняка что-то нужно от меня, не так ли? Сейчас, видимо, считают, что полиция должна быть максимально вежливой. Раньше как было? Звонит детектив в дверь, показывает фото преступника, спрашивает, видел ли ты его. Сейчас надо на приветствия и формальные приемы тратить время, вас так научили работать в современной полиции? Свиридов рассказал, что работал в авиакомпании EarthAirlines, да играл в сомнительных казино. — Я знаю вашу историю, Александр, но я не агент казино и не менеджер EarthAirlines. Вы хороший человек, не нарушали ничего, только по молодости связались с не самым надежным способом заработать деньги. Просто появились люди, с которыми вы должны встретиться. — А с какими людьми мне встречаться? Я никого здесь не знаю. Это, наверное, флешмоб тех, кто летал самолетами, отремонтированными мной в те смены, когда я работал? У них там каждый пассажир записан. Я не против, но пусть деньги, вырученные с флешмоба, перечислят мне. Они же наверно клип какой-то коммерческий захотят создавать. — Это не имеет отношение к флешмобам авиакомпании. — Тогда я ничего не понимаю. А кому я еще нужен? Дай угадаю: вы сказали, что занимаетесь делами, связанными с незаконной постройкой архитектуры, — он явно следил за ходом беседы до мелочей. — Наверное, кто-то раскопал, что этот дом построен незаконно? Я не против отсюда съехать, но пусть мне заплатят за переезд. — Ну, я такими делами занимаюсь, но я здесь не из-за архитектуры. Вы когда-то работали донором спермы. — Да, работал. Не самый лучший источник дохода, да к тому же и одноразовый! Но я хотя бы смог накопить какие-то деньги, чтобы какое-то время жить не работая и взять образовательный кредит для обучения в университете. — Я в курсе этой истории. — И что? — вдруг удивился старик. — Я стал отцом каких-то детей, которые готовят иски против меня для подачи на алименты задним числом? — снова поднял брови старик. — А сами бизнесмены и не нуждаются в финансовой помощи, просто стремятся заработать еще больше, — сквозь зубы проговорил он перед ней. — Все намного проще. Я ваша предполагаемая дочь по вашей работе донором спермы, мне уже около тридцати лет. Мне от вас ничего не нужно, кроме общения, но если вы не хотите общаться, и не настаиваю. Я знаю, что у вас есть какие-то долги перед казино: я состоятельна и могу сразу их погасить. — Если вы моя предполагаемая дочь, что же вы сразу молчали? Но надо сделать экспертизу и доказать это. Что не очень хорошо умела делать Анна как обработчик информации, так это переходить от одного психологического типа конкретного человека к другому. Большинство американцев были подозрительны и ни за чтобы не поверили Анне, упомяни она это сразу. Марина Пакстон тоже была подозрительной, как типичная носительница англоязычной культуры. Анна предполагала, что Александр Свиридов будет таким же, подстать Марине Пакстон или Сергею Наумову, но он оказался человеком более компанейским. Его взгляды были симпатичны ей, хотя она не знала, что это. Человеческая симпатия или автоматически подстраивающиеся гормоны для успешного выполнения операции; зашитые где-то там в ДНК, про которые знают только люди, работающие с силосами. У нее появлялись чувства к разным людям, к той же Пакстон, которые бы, по ее мнению, не появились бы у обычного человека. Костёл, заказчики, как-то пытаются в это вмешиваться. Формировать идеальных психологов. Человек без симпатии не поможет таким, как Пакстон: залила сперму внука генерала и надоела генералу — сама дура и это твоя ошибка. Анна может и помочь. Если она будет испытывать чувства по отношению к людям, которые слишком ущербны для простых людей. Мотивация американцев, которые делают что-то плохое, чаще всего объяснялась не тем, что эти люди извращенцы, глупцы, невежды, дураки или психопаты. Они просто делают деньги в стране, где чего-то не стоит разве что воздух. И Мэрил Стокс, которая ответственна за подкуп психиатра, делала деньги. Свои, разумеется, костёльные. Если Кена Педроуза снимут, тогда в досье Мэрил будет недочет: она не может поддерживать правильный боевой дух, а если Кен Педроуз прикрыт, то ошибки нет. Так и Александр Свиридов вряд ли похож на эксгибициониста, став донором спермы, он просто зарабатывал деньги на то, чтобы жить в другой стране. — Рад повидаться, Анна. Если это, конечно, правда. Жаль, что вы не приехали с врачом. — Скажите, а вы по какой причине уехали из России? Вы были там успешным авиаинженером. Неужели потребовалось повторять самого себя в другой стране? — Были причины, но я ни от кого не бежал, как этот, наверно, знакомый вам по новостям Сергей Наумов, которого кто-то отравил в Великобритании лет пятнадцать назад. В Европе наступил кризис 2050-2060 годов. Если вы образованы, то вы наверно читали или слышали, что в Швейцарии была война. Многие итальянские, французские и другие европейские банки повысили процентную ставку. Соотношение евро к русскому рублю резко выросло, а доллара наоборот упало. Те, с кем я работал в России, будучи авиаинженером, говорили мне: Александр, ты умный человек, уезжай, пока не поздно. Там в США ты настроишь жизнь быстрее, чем в России, а здесь в России все близится к дефолту. Хотя Россию и считают сильной страной, якобы независимой от других, но европейские или американские кризисы на нее влияют так, что цены на разные продукты могут как вырастить, так и упасть. — Сколько в России американских металлургических и иных заводов, если они все делают сами? Как европейские кризисы, типа гражданской войны в Швейцарии и Блока Четыре вообще могут повлиять на Россию? — Вы плохо знаете экономику России — если вообще ее изучали — покуда задаете этот вопрос. А я знаю. Естественно, цены на основные продукты от войны в Швейцарии в России не падали. Хлеб, молоко, сметана, пиво, заправки для салатов стоили столько же. А вот цены на заказываемые запчасти для самолетов выросли. Зарплаты авиаинженеров и летчиков потихоньку уменьшались, а цены на авиабилеты наоборот росли. Многие мои коллеги воспользовались возможностью недорого улететь в США и начать там жить. Обычный русский едва ли бегло говорит по-английски, но наша профессия основана на максимальном знании языка, поэтому и оказываются в США из России кроме бизнесменов, актеров, певцов и дипломатов разве что авиаинженеры. Если бы я не улетел в США, я рисковал потерять работу в России, поскольку русские авиакомпании уже начинали одних людей увольнять, а зарплаты другим понижать. Я не хотел быть рядовым официантом; я должен был уехать. Последствия и моральная сторона вопроса меня в те годы не интересовали. — Я думаю, что вы честный человек, Александр Свиридов. Вне зависимости от того, что покажет ДНК. — Вы как-то и сами сомневаетесь в результатах теста? Почему? — Вашу ДНК смешали с другими близнецами и яйцеклетками. Вы можете быть моим отцом как на 40% вместо положенных 97%, так и вообще результат не совпадет. За этим стоят жадные и эгоистичные люди. Они берут умных людей, вроде вас, но оказавшихся в трудном финансовом положении, мотивируют их сдать сперму, а потом отдают все в приемные семьи и делают из таких вот результатов, вроде меня, как бы полицейских. — Понимаете, Анна, не сочтите за упрек, но я человек старого мира. Я создан старым миром, я привык к старому миру; в конце концов, я продукт старого мира. Я плохо понимаю новый мир. Мне всегда казалось, будто агрессивных и ни на что неспособных слюнтяев, желающих быть полицейскими и охранниками почти в любое время было много. Но сейчас что? Половина Америки состоит из бизнесменов, азартных игроков и их сынков, которые не идут даже туда? У них такой недобор, что полицейских надо создавать искусственно, пользуясь людьми вроде меня? И мало того, что они пользуются, так они еще не объясняют, на что идет эта сперма. Они поднялись со стола и Александр Свиридов предложил посмотреть разные его фотографии. Переместились в дом, рядом с плоским телевизором стоял незамеченный прежде комод. Свиридов сказал, что русские имеют хороший талант в опознании черт лиц перед другими национальностями, этому способствовала половая распущенность 1990 — 2000 годов и ряд других событий. Анна сказала, что ее приемная семья была немецкой якобы из-за совпадения русского характера с немецким. Правда, у немцев не столько принято опознавать черты лица, сколько давать десяток названий разным морщинам. Немцы называют морщины смехотворными, умными (при поднятии бровей) и так далее. Это рассмешило Свиридова, немцы в прошлых веках известны разными изобретениями и достижениями в науках, теперь же уступили азиатам и китайцам, а сами только морщины именуют и занимаются прочей несущественной чепухой. Анна ответила: — Да, есть такое. Многие современные немецкие кинофильмы немногим лучше пакистанских или египетских. Скажите, а предыдущими хозяевами дома не были случайно пакистанцы? — А какое они имеют отношение к делу? Они под подозрением? — усмехнулся Свиридов, нажав на ее нос. — Просто эти сельские туалеты не в самом доме, а в виде пристроек я видела в Пакистане и Индии, и мне кажется, что дом могли... — Чепуха! Это классическая русская деревня. Туалет тут раньше был вон в той спальне с двумя диванами, но я его оттуда снял и заложил пол. Канализацию тут давно засорило, надоело нюхать вонь. Когда я был помоложе, — сейчас ему было около восьмидесяти лет, — я заложил ее цементом и на нее положил деревянный пол. Скрипучий, конечно, на шаги, но поверьте, он в десять раз лучше того, что здесь было. Мне тогда шестой десяток шел, я не был настолько старым. Старая добрая яма решила проблему с запахом. Анна подумала, что в старом доме Александра Свиридова понравилось бы Раппопорту. Он любил, когда дерьмом разит за километр. Они рассматривали разные фотографии, изображающие Свиридова более молодым, и пытались найти сходства в чертах лица Анны. Нос вроде тот же, разрез глаз тот же, а вот щеки другие, цвет глаз не похож. Группа крови, как выяснилась, не совпадает. У Свиридова третья, резус-отрицательный, а у Гамильтон первая, резус-положительный. Анна спросила, нет ли у него фотографий, изображающих части рук или ног, а то попадаются только одни портреты. Свиридов сказал, что в русской бане мог сделать и такие, надо посмотреть банный фотоальбом. Все фотографии были цветными, но разного качества и освещения. Черно-белых не было. Свиридов попросился в туалет и отошел, уйдя на крыльцо. Она ждала его десять минут, пятнадцать. Когда на часах смартфона было уже тридцать, она решила проверить. Постучала в дверь туалета. Он не открывал, и не давал ответа, но дверь там не запиралась. Анна открыла, но вместо ее отца торчали только ноги. Анна вытащила его на поверхность и проверила реакцию зрачков: ее нет, он умер. Она попыталась определить, умер ли он в результате перелома позвоночника, но при пальпации нет типичных следов разрыва позвонков. Причина смерти была ей неизвестна, и Анна не являлась полноценным медиком. Она взяла смартфон и позвонила 911 (домашнего телефона не было, тем более, что Свиридов успел отключить его из-за коллекторских звонков от казино). Услышала гудки, но вместо ответа диспетчера голос Администратора техасского филиала: — Анна, твоего прошлого не существует, никогда не существовало и не будет существовать. Возвращайся к работе. Оставь ты этого отца, узнала и ладно. Но вечно жить он не может. Анна отжала трубку телефона. Она впала в самую большую истерику за всю ее историю. Ломала полы быстрыми и ритмичными ударами ног, пробивала дыры в стенах, снесла люстру, закинула столик, пробила сельский туалет так, что половина деревяшек рухнула на землю, устроила погром в сарае, состоящим из старых динамиков от стерео и строительных инструментов. Ее раздражало абсолютно все. И она не знала точно, не отравили ли они Александра Свиридова, добравшись до него раньше, чем она сама. Надо было ехать быстрее, не через объезд по Wichita Falls, а сразу до самого Далласа. Выслеживали, возможно, не ее саму, а ее отца, чтобы избавиться от него, поскольку он узнал то, что никогда не должен узнавать. Она вышла из этого дома и должна была заводить свое авто. В обоих висках стреляло, в спину кололо, в правом локте было как будто стягивание кожи. В виски, стреляло, правда иногда и без истерик. Годна ли она вообще вести свое авто или она попадет в аварию? Как бы там не было, Анна сделала в своей жизни уже достаточно. Она слишком долго убивала по заказу плохих, и слишком долго спасала по заказу хороших, платежеспособных и нужных системе социального страхования этой страны. Она только не способна спасти кого-то, кто ей на самом деле дорог. Только сейчас Анна заметила, что кресло водителя ее белого пикапа не пустует, там сидит заказчик и, к тому же, сжимает купленный ею же пистолет. — Успокойся, Анна, или я применю силу. У тебя, к тому же, были мотивы для этого, все по твоему профайлу. — Это вы отравили его, ДА? ОН УЗНАЛ ТО, ЧТО НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УЗНАВАТЬ? — совсем хрипел ее голос. — Это были не мы, просто Свиридов стар и немолод. Чтобы ты не думала, ты не поймешь это сейчас потому, что ты в истерике. Но позже ты это осознаешь. — НЕ БЫВАЕТ ТАКИХ СОВПАДЕНИЙ, ПОНЯТНО? — Бывают всякие совпадения. Остановилась машина Рика Кёртиса, которую она сразу узнала. Он давно ездил на внедорожнике с тонированными стеклами, который приобрел для задания по ликвидации Раппопорта. За стеклами не видно водителя ни живому охраннику, ни камере видеонаблюдения, правда нельзя было тонировать лобовое стекло. Этот закон действовал почти по всему миру, за исключением разве что всяких Пакистанов и Ливий. — Что с тобой, Анна? Идти можешь? Садись в машину и поедем. Она тихим низким голосом ответила: — Я в порядке. Давай просто уедем отсюда. — Вот видишь, Рик, — сказал заказчик. — Я сделал все, что смог... даже в этом положении. Теперь — разрешите отклониться. Чай, печенье, кофе с молоком, — надменно приветственно попрощался он, но это лучшее, что он мог действительно в этой ситуации сказать. Похоже Мэрил Стокс позаимствовала этот стиль у него. Она поехала во внедорожнике Рика Кёртиса, заказчик гнал ее белый пикап. Обычно, Анна не засыпала в машине, но это было одно из исключений. * * * Ее телефон перехватили при помощи устройства, состоящего из специальной антенны, которая позволяет перехватывать звонки различных террористов и продавцов оружия на подставные телефоны, где с ними под видом покупателей общаются уже сотрудники SM50. Позднее Анну удалось убедить в том, что костёл не причастен к отравлению или иной искусственно вызванной смерти ее предполагаемого отца или точнее частичного донора. Особенно когда она была на его вскрытии в морге SM50 и было показано, что он умер от инфаркта миокарда. На спине нашли следы волочения кожи, но это было волочение Анны. Хирург спросил, почему она не делала искусственное дыхание? Боялась пробить ему кости, учитывая ее силу при аффекте? Очевидно, хирург хотел блеснуть своим надменным знанием психологии суперсолдат, но проиграл на простой детали. — У него не было реакции зрачков на свет, — ответила Анна. — Наступили необратимые процессы смерти, несовместимые с реанимацией, но дело не в моей силе. — Прежде всего, ты обработчик информации. Обычные люди сначала измеряют пульс, потом делают искусственное дыхание, зрачки их интересуют в последнюю очередь. Но у тебя же точность на первом месте. А истерика у тебя была побольше обычного человека. — Потеряй кого-нибудь ценного, Гарольд, а потом я посмотрю на твою реакцию, — усмехнулась Анна. — На что ставишь? — Я не играю в азартные игры, поэтому ни на что не ставлю. Несколько позже Анна в очередной раз позвонила своей мачехе. — Ты прости меня за того солдата. Мне кажется, я слишком резко психанула. — Я давно тебя простила, Анна. В конце концов, ты просто обработчик информации. Ты понимаешь интеллектом, что я испытываю обиду, но не понимаешь, что значит чувствовать обиду. И в этом как твое преимущество, так и недостаток. — И все же, я решила извиниться второй раз. — Спасибо, надеюсь, ты хоть немного поняла, что я думала, если звонишь по этому поводу. А этот текст песни был последним, что она спела в своей звуковой студии в ближайшие дни: Мне больше не больно Ощущать себя сольно. Мне больше не больно, Теперь все добровольно. Мне больше не больно, Скорее даже своевольно. Когда делались Попытки понять, И нелегко все это По-началу принять. Я не виню себя Правду не тая. Просто у каждого, Эта правда своя. Мне больше не больно Не будет теперь никогда. Мне больше не больно Не будет теперь никогда. Мне больше не больно Не будет теперь никогда.