(не) любит с приставкой «очень»

Уинстон разбивается на части, на крупицы, на атомы практически — Алексу все равно. Алекс — волшебное скопление солнечного света в человеке, приобретенная надежда во взгляде и мягкость прикосновений — в теплых объятиях и разговорах обо всем и ни о чем уже не нуждается. Он не тянется за сладким поцелуем в уголок медовых губ Уильямса, не проводит холодными пальцами по его разгоряченной спине, по каждому позвонку, мысленно пересчитывая. Он больше не засыпает на его груди, не зарывается ладонью в темные волосы и… (Не) любит с приставкой «очень». Алекс Стэнделл — солнце, которое уже не греет. «Я тебе хотя бы нравился?» «Ты открыл для меня целый новый мир. Мне нравилось быть с тобой, Уинстон» Но у Алекса за надтреснутыми ребрами восторг больше не плещется. Он прижимает руки к сквозной дыре в районе сердце, пытаясь остановить бешеное кровотечение. Ложь Уинстона ядом вспарывает кожу и распространяется по всему телу, отдавая собственной жалостью и никчемностью в геометрической прогрессии. «На какое-то мгновение я подумал, что нашел что-то родное, но я снова ошибался» Черт. Простой мальчишка из Либерти, идущий трещинами по основанию, со шрамом на виске и хромотой после той страшной ночи, он держится и сияет хрустальными ранами до самого конца. «Ты думаешь, я использовал Алекса? Но это не так. Я любил его. Все еще люблю. Алекс — самый добрый человек в этой школе. Что там, в целом мире» В глазах Уильямса сожаление разливается темнотой вокруг зрачка, бьет ненавистью к себе под дых, а в голове назойливой трелью надоедает совесть. Он все еще пылко хватается за Стэнделла, глотая горькое послевкусие одиночества и отчаянно боясь признаться себе в том, что давно его потерял. Во всех смыслах и проявлениях. Алекс видит Уинстона в коридоре школы — он все также пахнет мятным чаем и необходимым Стэнделлу спокойствием, ему все также идет черный цвет, и у Алекса чувство, будто за спиной вечным спутником будет маячить его тень. Но у разбитого мальчика больше не болит. (Разве что самую малость) Только остатки привязанности свербят где-то на периферии сознания вместе с умершей надеждой на хороший конец, и отчаянностью сквозится под ногами кромка бездны. Он прижимает к себе Чарли и подписывает с ним договор на «долго и счастливо», когда яркие радужки Уинстона больше не пылают дымчатыми огоньками чего-то теплого и с напором искусанные губы желания больше не вызывают. «Я любил тебя. Хоть и пытаюсь забыть, но я все еще люблю тебя, Алекс» «Хорошо…» У него к Уинстону чувств почти не осталось; и, увы, Алекс не уверен, что хочет это менять.