Помощь

— Бо-об! Не стой столбом! - озлобленно кричит Эш, призывая дворецкого, и отпрыгивает в сторону, уходя из-под обстрела солдата. Несколько пуль разрывают лацканы ее пиджака, одна по касательной проходит к плечу, вспарывая ткань и кожу. Кровь брызжет яркими алыми каплями на одежду и винтовку, еще пули свистят прямо у головы, что трещит от звуков выстрелов и взрывов. Женщина кидает динамит к ногам солдата, вынуждая его отступить и подставиться Бобу. Это дает несколько секунд отдыха, Эш глубоко дышит пыльным воздухом какого-то почти заброшенного городка, давится жаром и болью. Она хватает с пола клочок ткани, наспех перематывает руку, чтобы хоть немного зажать рану, и аккуратно выглядывает из-за стены, за что тут же получает пулю перед носком своего сапога. Металл взрывает землю и поднимает маленькие комочки земли, Снайперка вскидывает гадюку и целится на мгновение замершей Трейсер в голову, но по раненой руке проходит дрожь, и выстрел приходится в ногу. Что ж, это тоже неплохо, потому что ранение в икру надолго выведет бегунью из строя. Чуткие уши не улавливают никакого движения рядом, поэтому она позволяет себе пристроиться у стены и осмотреть рану. То, что сначала показалось легкой царапиной, при более тщательном осмотре оказывается довольно серьезной проблемой. Пуля не задела кость, но прошла насквозь, оставив длинный кровоточащий канал. Эш, не изменяя своему легкомыслию, накидывает повязку из ткани обратно, глотает несколько таблеток обезболивающего и крадучись выходит из здания. Черт ее побрал помочь Амели и оказаться посреди вооруженного конфликта двух могущественных организаций. Задание длится который день, но отступать уже поздно, поэтому она выходит из здания и перекатывается в соседний проход, откуда открывается отличный обзор на вражеские позиции. В этот момент рядом с ней разбивается биотическая граната Аны, окатывая ее химическим запахом и легким покалыванием. Через секунду все ее тело будто начинает ломать, Эш падает на кого-то, со стоном роняя из рук винтовку. Перед глазами все плывет, в носу стоит этот отвратительный запах отравы, и в реальность ее возвращает лишь сильный рывок за здоровое плечо. Женщина старательно фокусирует взгляд на нависшей над ней ученой и криво улыбается, не привыкнув проявлять слабость. — Ты опять полезла под пули?! — Мойра раздраженно встряхивает ее и усаживает на какой-то ящик, — черт возьми, ты же снайперка! Почему ты вечно рвешься на амбразуру? — Я подстрелила Трейсер и того мужика, похожего на робокопа, — усмехается она, позволяя врачее осмотреть себя, — там осталась Ана... помоги дойти до крыши, и я уберу ее. — С ума сошла? Я не могу даже лечить тебя сейчас из-за действия ее гранаты, один ее дротик и ты труп, — ирландка начинает злиться на эту бандитку, что даже в таком состоянии умудряется держать самодовольное лицо. — Если мы не уберем ее, то она сейчас вылечит всех союзников! И нам крышка! — Эш не остается в долгу и ядовито косится на женщину, сердито выговаривая свою версию. Из-за угла раздается неопределенный звук от Жнеца, который бесполезно сидит на куче барахла, потому что у него закончились патроны. Мойра недовольно фыркает, но протягивает вперед правую руку. Эш хватается за нее и удивленно смотрит на место их соприкосновения, потому что не ожидает ощутить под своими пальцами холод. Женщина легко царапает ногтями ее запястье и второй рукой, уже теплой, подхватывает за талию. "У всего есть цена" — недобро улыбаясь, шепчет О'Доран и сжимает ледяное кольцо пальцев сильнее, Эш не спорит. Они максимально быстро добираются до крыши, Эш уже прикидывает, куда могла переместиться Амари, вертит головой по сторонам и тихо шипит от пульсирующей боли. Вздыхая, Мойра опускает ее у какой-то надстройки. Вокруг тихо, так тихо, что ученая слышит дыхание снайперки, что зорким глазом примечает свою новую мишень. Она пальцем молча манит к себе ирландку и кладет винтовку на ее плечо. Потому что ровно держать ее самой становится слишком сложно. Прицел медленно ползет по стене и наконец останавливается на египтянке. Та выбрала прекрасное место: в голову не попасть, тела не видно за высокими ржавыми балками. Эш сжимает губы в тонкую полоску и кожей чувствует напряжение врачеи и то, как скользит ее взгляд по лицу. Почему-то промахнуться именно под ее взглядом становится невыносимо стыдно, поэтому снайперка максимально старательно наводит прицел на ружье Аны. Он плывет из стороны в стороны, и женщина ждет терпеливо, что на нее совсем не похоже. Наконец она нажимает на курок. Оглушительный выстрел разрезает пространство и попадает точно в корпус оружия. Ружье Аны безнадежно испорчено, и ей приходится отойти к команде. Эш облегченно выдыхает и падает в руки Мойры от усталости, боли и перенапряжения. О'Доран помогает ей встать на ноги и передает Вдове о расчищенном пути, чтобы та завершила задание. Амели бросает короткое "да" и движется к нужному складу. А Мойра в это время аккуратно перешагивает ступени и крепко держит Эш, на чьем лице цветет изможденная улыбка. — Круто я их, да? — снайперка вскидывает голову и пытается сдуть налипшую на вспотевший лоб прядку белых волос. — Круто, только вот мне придется провозиться с тобой весь вечер, который я могла бы потратить на исследование. — И не... и не скучно тебе возиться с крысами? — у Эш сбивается иногда речь, когда она почти теряет сознание и глаза заволакивает черной пеленой. — Как будто ты не делаешь тоже самое... — тянет Мойра, укладывая ее на задние сидения грузовика и кладет руку на горячую щеку. — Не могу спорить, — холод руки ученый такой приятный разгоряченной коже, что снайперка льнет к ладони, трется скулой о металлические вставки, не замечая собственной лихорадки. — Ты вся горишь... — немного обеспокоено замечает О'Доран, — я не могу дать тебе никаких лекарств, граната Аны полностью блокирует действие любых медикаментов... лучше всего тебе сейчас поспать. Вернувшийся Жнец удивленно смотрит на ученую, различая в голосе несвойственное ей беспокойство, и приподнимает бровь в немом вопросе, но Мойра только осматривает его с ног до головы, убеждаясь, что лечить ничего не надо, и садится рядом с Эш. Машина медленно начинает движение в сторону одно из выходов из этого городка, чтобы подобрать Вдову. Основное действие банки начинается только сейчас, и снайперка совсем растекается, теряя чистоту разума. — Эй, Мойра, — она тянет ее за рукав и шепчет так, чтобы Жнец не слышал ничего, кроме неразборчивого шелеста, — а ты можешь еще меня... ну... погладить? У тебя та-акие холодные руки... Она утыкается ей лбом в плечо и руками пытается ослабить на себе галстук и воротник рубашки, потому что стало совсем невыносимо жарко и душно. О'Доран пару секунд смотрит на женщину и отмечает, что раньше такого эффекта у гранат Аны не замечалось, решает разобраться с этим потом и все же кладет правую ладонь снайперке на плечо. Все же сейчас ее задача в первую очередь хоть как-то облегчить страдания временной союзнице. Она легко касается влажной от лихорадочного пота кожи сначала подушечками пальцев, ведет ими по загривку. Эш откидывает голову, открывая вид на белые ключицы с несколькими темными родинками ближе рядом с ними. У Мойры длинные ледяные пальцы, которыми она обхватывает наконец всю шею и прижимает к ней холодный металл. Ученая не сжимает сильно, чтобы не лишать женщины кислорода, совсем слегка царапает длинными ногтями старые шрамы. Взгляд цепляется за обширный ожог, уходящий куда-то далеко под рубашку, и ирландка хмыкает, потому что с первого дня было видно, как пренебрежительно женщина относится к своей безопасности и как любит взрывы и огонь. Рука Мойры двигается выше, ложится на щеки, размазывая сажу и пыль. Врачея проводит большим пальцем по стесанной о бетон пару дней назад скуле, задерживается около закрытых глаз, у которых в углах собрались морщинки от частой широкой ухмылки. Вдова запрыгивает на переднее сидение рядом с Жнецом, кладет в бардачок какой сверток с чем-то суперважным. Она кидает быстрый взгляд на старую знакомую, но молчит. Жнецу кажется, что Лакруа все равно, что ее холодное сердце не сжимается от вида раненой Эш, но только Мойре, как создательнице, виднеются мелочи, в которых сокрыта истина. Она видит, как белеют пальцы на прикладе винтовке и как недовольно поджаты губы. Амели сама немного растеряна от своей реакции, потому что это... непривычно испытывать какую-либо реакцию вообще. Ученая едва заметно кивает ей, будто говоря "все с твоей подругой будет нормально", и Вдова отворачивается, вновь становясь бесчувственной куклой. Конечно, Эш ей не подруга, так... хорошая знакомая ее прошлой. Но за несколько дней рядом с ней пробудились старые воспоминания. За несколько дней она вообще очень органично вписалась в их разношерстный состав: бойкая, мстительная, с вечной усмешкой и странными манерами аристократки, она была отличной снайперкой, правда не слишком осторожной. И еще она почти после каждой вылазки стабильно бывала в кабинете у Мойры, но до сегодняшнего дня она не приносила таких серьезных ран. О'Доран еще раз взглянула на наконец-то успокоившуюся женщину и переместила ей руку на горячий лоб. Что-то промычав в ткань ее костюма, Эш прикрыла глаза и шумно засопела. Теперь она не выглядела такой злой и опасной, Мойра даже могла бы сказать, что сонная Эш была... как там говорят... милой? Если такое слово вообще могло быть применимо к сорокалетней главарке банды. К тому времени, как они доехали до базы, снайперке стало чуть лучше и она даже почти смогла идти сама. Ее правда шатало из стороны в сторону, и ее ноги заплетались, но у нее хотя бы спала температура. Вдова и Жнец ушли куда-то вглубь коридоров, а ее Мойра потянула в сторону своего кабинета. Путь до него Эш уже знала наизусть, но все прошлые разы ограничивались повязкой на руку или пластырем на щеку, которые Мойра ставила, вздыхая от скуки. Сегодня ее лицо выражало совсем иное. Она закрыла дверь, чтобы никто не мешал и указала Эш на кушетку, куда женщина тут же плюхнулась. Белая простынь тут же испачкалась угольной грязью и кровью, на полу остались черные следы от сапог. — Можешь сама раздеться? — спрашивает Мойра, быстро сменяя форму на медицинский халат и роясь в шкафчиках. Эш кивает и плохо слушающимися руками кое-как стягивает с себя пиджак и рубашку. На ворох одежды падает винтовка. — Тебе лучше? — помыв руки и нацепив перчатки, ученая подходит к Эш и критически осматривает ее тело, — ломит? Судороги есть? — Н-нет, нет, только пить хочется, — Эш устало трет лицо и разминает шею, — и еще хочется спать. Ну и рука по ощущениям сейчас отвалится, гори в аду, этот робокоп. — Покажи руку, — не терпящим возражений голосом требует Мойра и неожиданно аккуратно, по-медицински точными движениями поворачивает ее плечо, осматривая рану, — сейчас промою и наложу повязку с мазью, она экспериментальная, зажить все должно через два дня. Еще где-то есть раны? — Ну, ничего серьезного, но если у тебя есть что-нибудь от синяков, то я бы была не против, — Эш наблюдает, как быстро врачея уже накладывает на нее бинты и влажным полотенцем стирает налипшую пыль. — Синяков? Покажи-ка мне этот синяк. — Да там ничего серьезного, — отмахивается снайперка, но под взглядом ирландки все же расправляется с пряжкой ремня и скидывает на пол безнадежно порванные в некоторых местах штаны и сапоги, открывая вид на разноцветное пятно, расползающееся по бедру. — Ничего серьезного, говоришь? Мойра качает головой, достает баночку с какой-то жидкостью, ватные диски и тюбик бальзама, потом садится на стул напротив кушетки. Ее руки обхватывают ногу Эш и чуть подтягивают к себе, а взгляд скользит по сине-желтым гематомам и неосознанно поднимается выше, к сухому поджарому животу и рукам. Все тело и бархатистую кожу покрывают старые шрамы: ожоги, порезы, пулевые. При стиле жизни этой снайперки такой исход логичен, но все равно это странно видеть. Эш вообще странно видеть почти нагой и такой тихой, потому что обычно она ходит полностью затянутая в одежду и никогда никого не слушается. Размазывая тонким слоем по протертому бедру бальзам, О'Доран переходит к коленке, на которой расходятся царапины от столкновения с полом. Эш громко шипит, стоит ученой коснуться ранки, и дергает ногой, поэтому Мойре приходится ухватить ее чуть крепче и недовольно глянуть исподлобья. — Мне казалось, ты большая девочка и не боишься врачей, — усмехаясь, говорит Мойра, перенимая обычную язвительную интонацию Эш. — Обычно я сама в состоянии себя залатать. Последняя женщина, кто клеила мне пластыри, была моя мать. И она всегда целовала меня в ушибленное место, — у Эш хриплый бархатный смех, и она впервые за день улыбается искренне и без издевки, вспоминая родительницу. О'Доран вытирает руку от мази о простынь, но не спешит подниматься, наоборот возвращает пальцы и оглаживает колено. Чуть приподнимая уголки рта, она наклоняется к царапинам и мягко целует покрасневшую кожу. Отстранившись, ученая ловко разглаживает пластырь. Эш сначала удивленно смотрит на нее, широко распахнув янтарные глаза, а потом ее лицо приобретает то самое, хищное выражение, какое наблюдается у больших кошек перед прямо обедом. — Ах, док, у меня еще и тут болит! — картинно вздыхает снайперка, постукивая пальцем по улыбающимся губам.