Гувернёр.

      В уездном городке Л жила небольшая семья княжьего рода — Корчемные. Большую часть времени они проводили в загородной усадьбе, где обучались их дети: старший сын Марат и младшая дочь Екатерина.       Брат и сестра воспитывались в лучших традициях того времени: оба пели, рисовали, знали по два иностранных языка. Марат ездил верхом чуть ли не с пеленок, Катя в своем возрасте могла вышивать большие красивые картины. Родители отдавали себя семейному делу — торговле — которое приносило часть прибыли… Но оставим все эти житейские вопросы и приступим к тому, для чего все и затевалось. Марат.       До восьми лет мальчиком занималась бабушка с няньками, а потом появились первые гувернанты-учителя. Марат нехотя занимался науками для гимназии, предпочитая игры с маленькой Катенькой, которой было всего три, или побеги на конюшню к лошадям и дворовым мальчишкам. В десять — двенадцать лет княжича было за уши не отодрать от мольберта с красками и не усадить за уроки. Но время шло, мальчик рос… — Маратик, в этом году тебе исполнится тринадцать лет, поэтому мы с папой решили нанять тебе ещё одного учителя, — княгиня улыбнулась и взяла сына за руки. Марат недоверчиво посмотрел на отца, стоявшего чуть позади маменьки. Тот кивнул, давая понять человеку, чтобы тот открыл дверь.       В комнату вошел стройный молодой мужчина в аккуратном сером костюме с высоким воротником.       В груди мальчика что-то щелкнуло, и он, почувствовав это физически, поморщился. Что-то будет. Этот мужчина станет не просто очередным гувернантом в доме Корчемных.       Мягкий взгляд, тонкие губы, чуть сутулые плечи, аккуратные руки. У него были темные волосы, уложенные совсем не по моде. Старший двоюродный брат Марата был примерно такого же возраста, что и его новый учитель, и он следил за каждым дуновением моды высшего общества, чтобы не показаться дурно в свете. А этому видимо было все равно, что о нем скажут светские дамы, старые разжиревшие генералы и смазливые мамкины офицерики. — Поздоровайся, Маратик, это твой новый учитель, — княгиня повернулась к молодому человеку, все ещё держа сына за руку. — Шклярский Эдмунд Мечиславович, — мужчина учтиво поклонился. Анна подала ему руку, и он едва коснулся ее губами. Князь Александр Васильевич жестом попросил о рукопожатии. Оба кивнули друг другу. — Эдмунд будет учить тебя музыке и польскому языку. И, конечно, станет твоим постоянным гувернером. Новый возраст, дорогой мой, пора менять старых нянек! — отец строго и ласково взглянул на мальчика.       Марат все также недоверчиво, но с нескрываемым любопытством, посмотрел в лицо Эдмунда Мечиславовича. Тот улыбнулся. Какая она красивая эта улыбка… — Когда-с первое занятие? — для отца семейства очень важно было знать четкое расписание всех занятий детей, чтобы вплетать в него прочие дела. — Завтра. Через час после обеда. — Очень хорошо! Марат, оставляем тебя с Эдмундом Мечиславовичем. Находите общий язык, расскажите ему, как будут проходить занятия или что-нибудь в таком духе. Анна Петровна, нам пора, — он подставил супруге локоть. Княгиня Корчемная поцеловала сына в лоб, взяла мужа под руку, и они вышли. — Ну, расскажите, князь, чем вы занимались до меня? — Эдмунд не двинулся с места. Пальцы его рук были переплетены и чуть подрагивали. Марат указал ему на это. — Я волнуюсь. — И все? — мальчик сделал шаг к гувернеру. — А что вы хотите ещё услышать? Вы всего лишь второй мой ученик. — А первый? Что он? Вам же, наверное, всего 25… — Да, всего… Я сам ушел, потому что… — молодой человек смутился. — Думаю, вам можно доверить небольшую тайну? — Конечно. — За меня хотели выдать его старшую сестрицу. Такая простая тайна, — Шклярский улыбнулся.       Оба немного помолчали, обменявшись дружелюбными взглядами. — На сколько вы к нам? — Как прикажете.       Мальчик сделал ещё пару шагов и остановился, вскинув брови. — То есть, если я скажу «Убирайтесь завтра с вещами», вы послушаете? — Вы же князь, хоть и совсем юный, но князь, — Эдмунд все также неподвижно стоял. Руки его больше не подрагивали.       Марат подошел вплотную к своему новому гувернеру, смотря в два болотно-зеленых омута чуть снизу вверх. — Я подумаю над моей новой властью.       С этими словами он отстранился от мужчины и велел пойти за ним в комнату.       Там была его старая нянька и паренек-слуга Ваня. — Маруся, можешь показать Эдмунду Мечиславовичу его комнату? — большого усилия стоило мальчику выговорить отчество учителя с первого раза. За его спиной тихо фыркнули. Марат обернулся — Эдмунд улыбался. — Конечно, батюшка! Как не показать…       Кряхтя, старушка поднялась со стула. Подойдя к дверям, она поравнялась с молодыми людьми. Эдмунда нянька осторожно взяла за запястье и увела.       Марат постоял немного у двери, а потом широко улыбнулся Ваньке и с разбега прыгнул на кровать. — Да чему же вы так радуетесь, княжич? — всплеснул паренек руками. — Ой, как не радоваться, Ванька! Новый мой гувернер одного возраста с братом Николаем, да притом на много краше его и умнее! А видел ты его глаза? — Никак нет. — Они у него темные, зеленые, как болота, и умные… нет! Мудрые! Но в них есть какой-то огонек, который он держит. Этот-то огонек меня и манит!.. А видел ты, Ваня, как он держится? — Видел, батюшка. Строго, как-то правильно, хоть и кривенько. — Сам ты кривенько! Ну сутулится немного, ну и что! Строго, правильно… А как он улыбается, Ванюха, — последнее «Ванюха» было сказано нараспев. Мальчик заглянул в глаза парня. Он был простой. Глаза его были полны непонимания и счастья за маленького князя, что ему так понравился Эдмунд Мечиславович. — Эх, Ваня, Ваня… Такая наша доля странная, - выдохнул Марат, откидываясь на подушки. — Да полно! Что там Катенька? — У ней занятие: читают они. — Ну хорошо, пусть читает…       Он задумчиво намотал светлый локон на палец. Перед глазами снова появилась эта улыбка. — Только послушай, как дивно звучит: Шклярский Эдмунд Мечиславович… Поляк. И я буду на польском говорить. Научит…

* * *

      Прошло три года. Марат вырос романтиком и хорошо образованным юношей.       Стал высоким, стройным; белые волосы локонами ложились на широкие плечи. Взгляд стал быстрее, но не холоднее или острее, как у отца, нет. Это был не лед с берегов далеких океанов, это было чистое весеннее небо.       Он занимался пением все меньше, уделяя внимание игре на фортепиано и верховой езде, везде таская с собой Эдмунда: в город, на прогулку, на охоту, читать и прочее, и прочее. — Эдмунд Мечиславыч, пойдёмте в сад. — Но скоро придет Карл Николаевич заниматься с вами!.. — Эдмундик Мечиславович, идём в сад, под яблоньку посидим, подышим, весна ведь, май! — Марат схватил мужчину за запястье и потянул за собой.       В саду было действительно хорошо. Они прогуливались вдоль розовых кустов. Молодые бутончики зрели и к июню обещали распуститься. Дойдя до цветущей яблони, юный князь резко развернулся к своему гувернеру. Они стояли так плотно, что могли слышать дыхание друг друга. — Марат Александрович, не слишком ли близко? — молодой человек попытался отстраниться, но юноша успел схватить его за локоть. — Послушайте, как часто вам говорили о чувствах? — он крепко держал гувернера, заглядывая в испуганные, еще больше потемневшие из этого, глаза. — Вы же четвёртый год ходите за мной по пятам, а мне и жениться пора. Да вы, в собственности, все слышали от моей маменьки: «Марат, ты уже не маленький, скоро семнадцать лет, а ты все рисуешь, охотишься, да на инструменте играешь!» — Что вы хотите услышать на откровение, ещё не сказанное вслух? — Шклярский более чем понял, что хочет сказать ему князь Корчемный. — Я хочу знать, взаимно ли оно.       В этот момент Марат увидел честные чувства на лице мужчины. Он никогда не спускал с себя пелены холода, отвечал на мелкие откровенности прохладной улыбкой и сильным советом, но теперь… Эдмунд Мечиславович как будто сам нуждался в совете. А сколько барышень было им расстроено за эти четыре года! Ведь отец очень любит балы, а Эдмунд просто подарок всем этим девицам, только окончившим ходить за маменькиной юбкой. Даже брат князя Корчемного-старшего сказал, что гувернер Марата краше княжьего сына Николая. Но признание молодого князя — не привычное откровение барышни с дворянской фамилией. — Если вы не готовы дать честного ответа сейчас, я буду ждать вас после обеда у себя.       Корчемный отпустил руку поляка и быстрым шагом направился в сторону дома.       Как гром среди ясного неба, Марат спросил о том, что действительно сидело у Эдмунда внутри. Он и правда полюбил этого мальчика. И не так, как всех, кто был первой влюбленностью и мимолетным увлечение! Это было новое, неизведанное чувство окрылённой свободы в груди. Он совсем не знал, как это, но когда молодой князь появляется в поле видимости, то руки начинают подрагивать, а когда он садится рядом, дыхание и вовсе сбивается. Ну, а если совсем близко, как было сейчас, под яблоней, становится тяжело держать контроль над каждой клеткой тела. Этот юнец все отгадал в нем, и сам к тому же влюбился!.. Вот он умчался на занятие к Карлу Николаевичу, а что делать Эдмунду? Княжич не хочет видеть его на обеде… — Эдик, ты чего тут один бродишь? — мужчина вздрогнул, поднял глаза. Перед ним была нянька Марата. — Тебя княгиня хочет видеть. Да на тебе и лица-то нет! Что случилось, мальчик мой? — Да что-то, Марусенька, голова болит, — Эдмунд Мечиславович взял няню под руку, и они пошли к дому. Он относился к ней, как к матери: так же нежно и с уважением. — Марат Александрович укружил меня и убежал на занятие… А что княгиня требует? — Хочет, чтобы ты посмотрел невест для Маратушки. Там и портреты, и положение их в обществе. Я вот думаю, что рано они это придумали! Ему сначала выучиться надо, послужить, пожить, а потом это самое… Анна же с Сашенькой хотят вечер устроить и пригласить всех этих девиц. Саша же страсть как любит все эти балы, вечера! Маленький был, так что не вечер, все с маменькой ходил везде и танцевал с ней, с братом, с другими маленькими барышнями…       Маруся увлеклась воспоминаниями, а в Эдмунде Мечиславовиче загорелись идея и желание, которые хотел он очень скоро осуществить. — А, Эдмунд Мечиславович! Я уж думала вас Маратушко опять куда-нибудь увлек! — Анна Петровна вскочила из-за стола, подошла к молодому человеку, подхватила его под руку и потянула к столу.             «Очень Марат похож этой манерой на мать,» — промелькнуло в голове у гувернера. — Я хотела, чтобы вы со мной глянули на этих, — княгиня обвела рукой маленькие портреты девушек, лежащие на столе. — барышень, одну из которых, я хочу выдать за Маратика.       Они сели и стали пересматривать всех девиц. Ни одна не понравилась ни Анне, ни Эдмунду. — Да… Какие-то они все… Слово даже не подобрать. — Не те, которые бы хотелось. — Да-да!       В комнату вошел Марат с Катериной. — А что это вы тут делаете? — Для начала стоит поздороваться, Екатерина, — княгиня Корчемная строго посмотрела на маленькую княжну.       Та вся смутилась, осторожно присела и промямлила «Здравствуйте». — Маменька, вы опять за свое?! Ещё даже дня рождения не прошло, а вы уже занимаетесь этой дрянью! — юноша движением руки смел всех девушек на пол. — Ну, Марат! Семнадцать-то уже скоро! — Семнадцать не восемнадцать! Ещё бы начали мне сватать эту… Господи, помилуй, как ее?! Катя, ну? — Музыкантша которая? — угадала сестра. — Да-да. — Графиня О’Шей Наталья Андреевна, — отраппортавала девочка. — Вот ее! А она с двумя дочерьми, между прочим, и твоего возраста, maman! — Похвально, Катенька, что ты многое помнишь, — Эдмунд Мечиславович аккуратно пожал ей ручку. Маленькая княжна была польщена. — А вот и сосватаю ее тебе! Стааськааа!       В комнату заглянула девка. — Да, княгиня? — Пусть Александр Васильевич спустится сюда немедля! А вы, Эдмунд Мечиславович, увидите этого декабриста-революционера! За обедом видеть тебя не желаю, — мать хлопнула по столу рукой. Парень зло глянул на нее, дождался, когда Эдмунд выйдет из-за стола и, схватив опять его за запястье, вылетел из зала. — Марат Александрович, мне больно! — мужчина попытался вырваться, но попытка была напрасной: хватка у князя крепкая. — Марат Алксандрович, куда вы так несетесь? Мне правда очень больно! Что за поведение, черт вас возьми?! — Молчите лучше.       Они в молчании дошли до кабинета князя Корчемного-старшего. Парень приказал гувернеру ждать за дверью, а сам вошел к отцу. Минут с десять они проговорили и вместе вышли. — Ну так что? — Что «что»? До восемнадцати, да хоть до двадцати — невест тебе сватать не будем. Я поговорю с мамулей, не переживай. — Она тебя там ждёт. — Да знаю. Стася заглядывала. Ну, иди, ладно, — Александр Васильевич похлопал сына по плечу и удалился в кабинет. — Я теперь молодой человек свободный. Что захочу, то делать и буду, а посему приказываю вам, Эдмунд Мечиславович, следовать за мной.       Марат развернулся на каблуках и весело зашагала в сторону своей комнаты. Мужчина в недоумении изогнул бровь, но двинулся вслед.       И вот комната Марата.       По сути комнат было две — спальня и кабинет, разделяющиеся двустворчатой дверью. — Я надеюсь, вы знаете, к чему приводят занятия за запертыми дверями? — юноша осторожно повернул ключ в скважине и вытащил, положив на тумбочку рядом с дверью. — Я… я… Я подумал над вашими словами, князь, и… и решил… — Эдмунд запинался через слово, не знал, куда деть руки, чтобы Марат не видел, как они опять трясутся, не знал, за что зацепиться взглядом. Князь подходил ближе к гувернеру. — Ну что же вы решили? Не томите, Эдмунд Мечиславыч! — Я… — он был совсем близко, как тогда в саду. О, этот испытывающий взгляд! — Я, Марат Саныч, люблю вас!       Это было сказано так быстро, но с таким чувством, что молодой человек сначала опешил. Поляк опустил глаза и зацепился взглядом за блестящие пуговицы жилета парня. — Эдмунд Мечиславыч… Ну наконец-то! Я вас тоже люблю! Очень сильно люблю, Эдмундик Мечиславович! — он заулыбался, взял его за плечи и закружился по комнате со звонким смехом. — Я люблю вас! Эдмунд, люблю! — Не кричите так, Марат Александрович!       Их «танец» уже докружил до дивана. Они упали в мягкие подушки и засмеялись. Марат весело посмотрел в глаза гувернера. Они были желтоватого цвета и светились счастьем. Его всегда забавляло, что у Эдмунда меняется их цвет в зависимости от настроения. — Ты мой… гувернер.       Пауза между словами была длительной и непростой. После этих слов, парень привстал на локти и, подобравшись к учителю, наконец-то коснулась тонких желанных губ.       В глазах мужчины все поплыло. Он и не знал, что подобные чувства вообще возможны.       Эдмунд чуть поддался вперёд, протянув руки к плечам Марата. Тот, ощутив тепло подрагивающих пальцев, не разрывая продолжительного поцелуя, придвинулся ближе к партнеру и обвил его рукой за талию. — Что же мы с вами делаем?.. — Шклярский оторвался от сладкого поцелуя, чуть упираясь ладонью в грудь княжича. — Мы, дорогой мой, любим, — князь обхватил тонкое чужое запястье и приложил его к своей щеке.       Теплые. Такие теплые руки. Томный выдох и прикрытые небесно-голубые глаза. Парень целует тонкие пальцы, посасывая каждый по очереди. Шумное дыхание. Рука скользнула по спине мужчины, и Марат дает себе еще большую свободу в движениях, расслабляя в своих объятиях Шклярского.       Эдмунд вдохнул глубже. Он больше не мог смотреть и чувствовать, что юноша делал с его руками. Он взял его лицо в ладони и притянул к себе, жарко целуя. Его руки сползли на грудь князя. Кудрявый воротничок и пуговицы рубашки и жилета заплясали под облюбленными пальцами. Эдмунд осторожно и быстро расправился с ними. Какая горячая фарфоровая у него кожа… Осторожно разорвав поцелуй, мужчина потянул за кончик ленты, державшей волосы Марата в высоком хвосте. Они мгновенно рассыпались по плечам и на лицо князя. Гувернер подтянулся еще ближе, вдохнул запах белых локонов и мягко коснулся губами шеи парня.       Марат тоже времени не терял, наслаждаясь прикосновениями учителя. Он проворно расстегнул пиджак и жилет Эдмунда, чуть замешкался с рубашкой, резко выправив ее из штанов, запуская под нее руки, которые змеями заскользили по нежной коже.       Поцелуи становились все жарче, одежда смята, но ещё на разгоряченных телах. — Да сними ты с меня ее! — Марат Александрович потянул свою рубашку вверх, уже избавившись от жилета, помогая Эду…       Одежда обоих упала на пол.             «Какая тонкая и нежная кожа!» — юноша впивался губами в шею и ключицы гувернера, украшая его красными пятнышками. Руки пожелали задержаться на груди зазнобы, оставляя мелкие щипки. Он откинул голову и громко выдохнул. — Марат… Вы… Ты… — Молчи.       Князь одним движением снял с себя и с Эдмунда бельё. Он был так хорош!..!.. Его правильные черты тела: их хотелось целовать все!..       О, этот жар, который разливался по их телам в тот момент. Те самые тонкие, расцелованные пальцы уже обхватили напряженный член князя и ласкали его. Не грубо, ни в коем случае, нет! Так нежно, мягко, любовно. Поцелуи рассыпались по груди и животу молодого человека, он пытался сдерживать свой шторм чувств и эмоций. Он хотел уже отыметь его. Того, что лишил его сна, лишил существования, лишил спокойного сердцебиения. — Эд… Эдмунд… Эдичка… я… я… — Я уже это слышал, дорогой, — Шклярский заткнул красный рот парня мягким глубоким поцелуем, но вскоре порвал его, спускаясь все ниже, и ниже.       Лёгкий стон полетел к потолку. Марат хватал ртом воздух и ногтями царапал бархат обивки дивана.       Горячее дыхание обжигало его. Эдмунд последний раз невесомо коснулся губами члена Марата. Его руки осторожными движениями гладили живот парня. Он прогнулся в пояснице, давая молодому князю притянуть себя ближе. Вдруг… Громкий стон сорвался с мокрых губ мужчины. — Тише-тише, — Марат вошел в него. Грубо, неаккуратно. — Прости…       Парень обнял Эдмунда, прижимая еще ближе к себе, и повалил на спину, глубже входя к него. Молодой человек закусил губу, царапал белую спину и зарывался носом к густых волосах. Было непривычно, но очень приятно. За такие за мгновения все отдашь в конце концов…       Прошел час, а они все лежали в объятиях друг друга, не в силах подняться к ужину. — Что скажет мама… — Скажем, что занимались твоим польским, который ты уже итак знаешь в совершенстве, что я заметил буквально, — Эдмунд глянул на часы, стоявшие на столе. — Два часа и десять минут назад.       Марат засмеялся. Мужчина поцеловал его в лоб и улыбнулся. Эта улыбка была для Корчемного самой прекрасной во всей Империи. — Как думаешь, что будет, если эту графиню и правда сосватают мне? — Этого не будет. Я умею убеждать. Выдадим за тебя молодую дочь одного дворянина. Да, у меня уже есть она на примете. Помнишь, на зимнем балу была такая хорошенькая с короткими кудрявыми волосами. Приятная барышня. Но я поеду везде вместе с тобой, потому что одного не оставлю, даже если не она, а сама великая княжна будет тебе сосватана!       Марат заглянул в болотные глаза гувернера. Он говорил это от всего сердца. Князь Корчемный потянулся поцеловать его, но тут в дверь постучали. — Да? — юноша вздрогнул. — Княжич, вы там? — это был Ванька. Молодые люди выдохнули. — Да-да, я здесь. Маменька зовёт к ужину? — они быстро встали и начали одеваться, помогая друг другу. — Да. Князь сказал, чтобы вы не задерживались, потому что ещё к вечеру переодеваться нужно. — Понял тебя, сейчас иду, — он услышал, как Ваня развернулся и потопал в сторону комнаты Эдмунда Мечиславовича. — Ванюха! Можешь не ходить за Эдмундом, я сам. Ему не здоровилось, хочу сам за ним сходить, — Марат лукаво улыбнулся и прищурился, глядя на поляка, пытающегося найти жилет, который улетел в порыве страсти в неизвестном направлении. — Как будет угодно.       Паренек ушел. Княжич и его учитель оделись. — Пора, — Эдмунд Мечиславович улыбнулся, ставя и приглаживая воротничок партнера. — Пора, — Марат Александрович застегнул последнюю пуговицу пиджака своего гувернера, отдернул его и взял мужчину за протянутую руку. Схватив ключ со стола, он устремился к двери.       После таких жарких признаний аппетит разыгрывается страшный…