No Boundaries

      Неизвестность, рутина и ограничения. Они душат и затягивают меня на зыбкое дно, словно толща воды. Если повезет, такому утопающему явится спасение в лице Летучего Голландца. Конечно, далеко не каждый сочтет это везением, особенно не мужчины, поскольку для них существует всего два варианта развития событий: либо вечная служба и превращение в монстра, либо все та же гибель. И кто они, те бедолаги, готовые рискнуть и попытаться обыграть Дьявола на его территории, бросающие ему вызов и гадкие слова в спину? Противные, жалкие голодранцы, чьи души не стоят ломаного гроша и потому отправляются в загробный мир без сопровождения. Они не понимают, кто стоит перед ними, а все потому, что находятся слишком низко и не могут увидеть вершину. А я понимаю, поэтому мне несказанно повезло в какой-то параллельной реальности. Я не чувствую запаха гнили, водорослей и сырости, не боюсь движущихся теней рваных парусов — я ощущаю прочное деревянное покрытие, подставляю лицо бризу и, облокотившись о перила, любуюсь лазурно-голубой водой, над которой будто парит быстроходный зачарованный Голландец. Он был дан тебе Калипсо и стал твоей тюрьмой, символом роковых ошибок прошлого, совершенных из-за пылкой, порывистой и безграничной любви; знаю, как тебе порой хочется сбежать отсюда и никогда не возвращаться, отречься от всего, что вас связывало. Но одна мысль удерживает тебя — здесь твое место. Ты провел тут не один десяток лет, установил конкретную систему, привык жить по этим правилам, создал неповторимую атмосферу, слился с определенным образом для себя самого — здесь все принадлежит тебе, как-то жалко это оставлять. Да и ради чего? Тебе не нужно это эгоистичное, загубленное в стереотипах общество, не привыкшее давать второй шанс и судящее по обложке. Поэтому мы путешествуем между мирами, в своем собственном микросообществе, изгои посреди океана. Но нам хорошо вдвоем, наше счастье в том, что мы есть друг у друга, в любую секунду готовые поддержать, выслушать, помочь, сделать все, чтобы избежать неприятные воспоминания и сосредоточиться на том, что есть здесь и сейчас. Узнавая тебя все лучше, я становлюсь уверена в правдивости утверждения о том, что корабль — зеркало своего капитана. Вместе вы менялись и переживали самые трудные времена; из безмятежного бронзово-золотого судна с шикарными белоснежными парусами и животным орнаментом резьбы, находящегося в гармонии с остальными, он превратился в покрывшееся коркой от полученных ран одичалое, революционное и уникальное, задавливающее своими мрачными величием, мощью, грацией и непокорством, с поражающими воображение рельефом и силуэтом. Высокий, темный, овеянный магией Летучий Голландец, обладающий неповторимым шармом, который дано увидеть единицам. Такой же как ты. Для меня вы неразлучны. Ваши внешние оболочки уже по-своему красивы и выделяют вас из толпы, но то, что внутри, еще прекраснее. И именно это контрастное сочетание привлекло меня в первую очередь. Я знаю, что тебе никогда не быть прежним и Дьявол — это со временем ставшая неотъемлемой часть тебя, и я не хочу насильно менять тебя. Я желаю лишь смены власти, когда не демон будет контролировать Дэйви Джонса, а Дэйви Джонс — демона. И, кажется, я преуспеваю в помощи с этим маленьким, но таким важным переворотом.       В минуты тишины и очищения сознания я ощущаю твое присутствие — объятия той дурманящей неуловимой иллюзии, опровергающей мое одиночество. Я закрываю глаза и оказываюсь в кресле рядом с тобой. Совсем не колючий и такой родной полумрак твоей каюты с радостью прячет меня в себе, пока стремительно нарастают звуки органа. Каждый выдох каждой трубы посылает по моему телу слабый электрический заряд, и вместе с тобой я растворяюсь в музыке наших душ, наблюдая, как твои щупальца виртуозно перемещаются с клавиши на клавишу, с черной на белую и наоборот. Я бы могла слушать твои концерты часами, если бы в один момент ты не прерывал их, понимая, что начинаешь погружаться в воспоминания, которые хочешь стереть. Я чувствую тяжкое смятение и мягко обхватываю твою руку, склоняясь тебе на плечо, и мы будто общаемся при помощи мыслей. Оно, закрытое плотной, проверенной временем и источающей освежающий запах моря сине-лазурной тканью камзола, служит для меня наилучшей подушкой несмотря на пару ракушек. Но спать мне приходится одной на своем диване, рядом с твоим портретом, в который я вложила примерно дюжину часов — лишь бы ты был около меня хоть в каком-то смысле. Его серый градиент теряется в ночи, и робко раздается колыбельная — все та же мелодия о прекрасном и вечном, только теперь успокаивающая, легкая, нежная и неизменно печальная. Она, играющая из твоей серебряной шкатулки в форме сердца с резьбой лица и крабьих конечностей, будто уносит меня в другое измерение, и я окунаюсь в свое подсознание, ощущая навалившуюся на бок небольшую тяжесть твоей левой руки, шевеление волос от согревающих размеренных выдохов и слабую корабельную качку, что только помогает привлечь радужные сны.       Каждый раз, когда ко мне в руки попадает бокал, я вижу тебя сидящим неподалеку с таким же, вокруг которого изящно обернуто щупальце. Я всегда мысленно произношу одни и те же тосты: за нашу любовь, за будущую встречу. И продолжаю верить, что однажды наши реальности пересекутся, несмотря на отнюдь не обнадеживающее ожидание.       — Тебя я готов ждать не один десяток лет.       Мое шотландское сокровище… Твой голос с легким придыханием хрипло манит меня; тебе даже не нужно протягивать ко мне щупальца, чтобы приблизить меня к себе. В сторону бокалы. Я прикасаюсь к твоей щеке и очерчиваю ладонью высокую выступающую скулу. О, я отлично знаю эту точечную пятнистую текстуру. Твоя кожа всегда прохладна, но под ней четко ощущается необузданное, дикое, страстное пламя, которое ты сам порой не в силах укротить. Ты привлекаешь меня к себе, и я всем корпусом упираюсь в твое крепкое закаленное тело. Трусь щекой об одежду на твоей груди и ничего не слышу, но уверена в том, что наши сердца бьются в унисон. Ты так изящен и в то же время достаточно могущественен и широк, чтобы защитить меня от любой напасти, за тобой как за каменной стеной, а аромат морской пены, коим ты пропитан, действует на меня опьяняюще. Ты вдохновленно гладишь меня по волосам и перебираешь их, словно струны арфы, слишком увлекаешься, и щупальце на руке щекотливо задевает мою шею, вынуждая меня вздрогнуть от скользкого жара, разливающегося по артериям. Я поднимаю голову, и наши взгляды пересекаются. Твои глаза словно бездонное неспокойное Карибское море, темнеющее с приходом вечера и забавляющееся бликами закатнего солнца — рыжим светом свечей. В них сгущается мрак, и я догадываюсь, какого демона в тебе пробудила. Что ж, ему я позволю завладеть тобой. Я неожиданно смело подтягиваюсь к твоим заманчиво блестящим губам и вкушаю их в жажде испить этот сладкий пьянящий нектар до конца, но мои порывы всегда оборачиваются в мой же адрес с тройным эффектом, и я остаюсь обезоружена твоим напором. Твои щупальца плотно обплетают мои запястья, треплют мои волосы, едва ощутимо обрисовывают мое лицо, соскальзывают по шее вниз и с небольшой помощью пальцев сокращают миллиметры расстояния между нами. Ты моя путеводная звезда, мой наставник, и я следую твоему примеру, делая тебя таким уязвимым без огрубевшей от времени и наростов и остающейся вполне элегантной одежды. Я зарываю ладони в твоей спадающей каскадом «бороде» и под твое довольное животное урчание пропускаю свободные щупальца сквозь пальцы, пытаясь подстроиться под их волнение, пока ты непоколебимо прижимаешь меня к себе клешней, словно боишься, что я могу убежать или исчезнуть. Твое поведение напоминает перекатывающиеся волны: сейчас ты бросаешь меня на кровать и усиливаешь хватку чуть ли не до онемения, а в следующий миг нежно поглаживаешь меня по покрывшейся мурашками бледной коже и трепетно шепчешь мое имя. Это сводит меня с ума. От такой близости становится влажно и горячо. Щупальца движутся по каждой неровности моего тела, оставляя на нем освежающие поцелуи и круглые следы от впивающихся присосок, ладонь чувственно проглаживает участок от груди до бедер, уста жадно сминают каждый сантиметр кожи, до которого только могут дотянуться, по большей части избегая мои губы, ибо ты хочешь слышать, как доставляешь наслаждение, даже несмотря на проклятие. И я удовлетворяю твою честолюбивую прихоть, зовя тебя по имени лишь громче, когда мой слух улавливает твои томные расчувствовавшиеся вздохи. Мои ладони перемещаются по упругим мышцам, находя каждый шрам и след от пули, еще не успевшие до конца регенерироваться, я подстраиваюсь под твои движения и все податливо изгибаюсь под тобой, прижимаясь к тебе вплотную. Высокая волна, взявшаяся будто из ниоткуда, разбивается о корпус корабля, рычит гром, и на развеянных по воздуху каплях появляется радуга, после чего все затихает. Как бы я хотела остановить этот миг и пробыть в твоих бережных и одновременно властных объятиях вечно, лежа в приятной усталости…       — Мое сердце всегда будет с тобой…       Ежедневно я надеюсь на то, что где-то вне моего уровня досягаемости ты тоже представляешь мои запах, голос, прикосновения, меня на ощупь, как мы бы распивали вино, говорили долгими вечерами, гуляли под звездами, слушали орган и проводили вместе ночи. А в те редкие дни, когда я могу слышать шуршание прибоя и утопать ногами в золотистом песке, я не свожу глаз с горизонта и все жду, когда со дна морского стремительно и эффектно поднимется могучий Летучий Голландец — когда ты придешь за мной.       Жизнь жестока. Но, не будь ее, не было бы и нас.