***
***
***
I want the past to cease to matter. I want you to kiss my body again. I want to share one cigarette with you, and put it out on a late rainy evening
Вдох. Выдох. Так постепенно, уравновешенное дыхание переходит в насильное глотание воздуха. Словно Александр тонет, тонет в океане и жадно глотает воздух, дабы продержаться ещё чуть-чуть. Глаза закрываются, а руки машинально пытаются ухватиться за что-нибудь, что могло бы удержать его на поверхности. Он закрывает глаза, пытается успокоиться, утешает себя, что вот-вот кто-то спасет, подаст руку помощи. И тонет. Находится на дне морском. Смиренно ждёт то ли помощи, то ли смерти неизбежной. Его проблемы словно бушующий океан. В устрашающем мраке, в кошмарно мощном водовороте его засасывало все глубже. Он не мог понять: тянет ли его на дно, отбрасывает ли его дальше в океан или ближе к берегу, разобьётся ли он в следующую секунду о дамбу или его череп размажет о камень на дне. Пугало сильнее понимание того, что он остался один, и последнее подобие опоры его предало, нежели то, что риск его смерти с одного процента вмиг ударил за сто один из ста возможных. Смерть была не столь важна, как предательство, и парню оставалось лишь ждать своей участи. Вот только открыв глаза он находится в больничной койке, подключенный десяткам аппаратов поддерживающие жизнь. Он не помнит как оказался здесь, не помнит что произошло, лишь наброски воспоминании еле как соединяются вместе. Но что-то кажется недостаточным, словно, последний недостающий кусок пазла, затерялся где-то под кроватью. Медперсонал облегчённо вздыхает видя как пациент пришел в себя. — Вы помните что-то? Девушка обеспокоенно спрашивает его самочувствии и смиренно ждёт пока Александр окончательно придет в себя. — Нет. — нагло лжет он. Та кивает, но говорит, что при травме головы это нормально, и его ждёт долгая терапия. — А что собственно произошло? Девушка нервно кусает губу, словно не зная как лучше донести информацию. Вскоре она сообщает, что парень оказался здесь из-за падения с высокого моста, и тот счастливчик, ведь спустя несколько недель смог проснуться. Медперсонал сомневался на счёт того что он проснется, по сути никто не выживал после такого. Никтоневыживалвысчастливчикневыживалниктовамповезло. Репортёры один за другой, пытались вломиться в его палату, нарушая покой пациента. Медперсонал был бессилен от такого количества журналистов и репортёров. Каждый хотел стать первым, кому удостоится честь, напечатать в первой колонке газеты об счастливчике, что остался жив. Вот только Александру не нужна такая мимолётная слава, да и сожаление окружающих ему не нужна! Совершенно! В его время, никто не протянул руку помощи, проходили мимо будто не видя, как мучился маленький Алекс. Парень закрывает глаза, шепчет лучше бы и сдох там. Умер бы от любых грязных рук человечества. Лишь бы не вспоминать свою мать, что предала их. Его с отцом. Александр отдается воспоминаниям о детстве, что искалечили его детский разум.***
Мальчик трет заспанные глаза, вздрагивая от очередного истошного крика, раздавшегося за закрытой дверью его комнаты. В страхе он сжимает край одеяла, ощущая, как вдоль позвоночника проскальзывает холодная дорожка из мурашек. Прижимается к себе игрушку, обнимает руками самого себя согреваясь от непривычного холода в их доме. — Мама? Ответом служит лишь душераздирающие громкие стоны женщины, а за ними тихие вздохи мужчины. Мальчик поджимает губы, хмурясь, потому что он запомнил, как папа говорил, что работает сегодня в ночь и вряд ли вернётся так рано. Тогда кто же это? Александр открывает дверь, и, осторожно выходя из комнаты, ступая босыми ногами по холодному паркету, вслушиваясь в прерывистое дыхание матери. Подойдя к небольшой арке, ведущей в кухню, мальчик пугливо жмется к проему, заглядывая в обрамленное тусклым светом помещение, и в этот же момент все самое прекрасное, яркое и восхитительное исчезает из жизни мальчика, испаряясь, словно сахар в горячей кружке чая. Александр скользит взглядом по голой, прижатой грудью к стене матери, чье тело жестко вжимает в кафельную поверхность неизвестный ему мужчина. — Мама… — губы мальчика начинают дрожать, но женщина его не слышит, выгибает спину, толкаясь бедрами навстречу незнакомцу, что рычит, сжимая ее длинные светлые волосы своими мозолистыми пальцами, притягивая к себе и принуждая поднять голову. — Мама! — на глазах Александра появляются слезы, и, падая на колени, он не отводит взгляда от томного лица матери с прилипшими к щекам от пота локонами волос. Она выглядит отвратительно: прозрачные капли пота стекают по грязному телу, сальные локоны струятся по искаженному лицу, переплетаясь вдоль ресниц, заползая в рот и обвивая линии худых скул. Мужчина делает резкие толчки в ее размякшее тело, сжимая обрамленную тонкой кожей талию и насаживая женщину на свой отвратительный, сморщенный член, расплываясь в довольном оскале. Александр видит, как мама блаженно ведет бедрами, как проводит языком меж губ, оставляя на них влажную дорожку, заставляя незнакомца жалостно застонать, кончая прямо на ее ягодицы. И мир в этот момент, показался ему злостной ошибкой, словно все существование человека — выкидыш праматери, дикий, ужасающе неудачный эксперимент природы, который никогда не должен был возрождаться. — Твои родители облажались. И в первый раз был, когда родился ты. — вспоминает слова незнакомого ему мужчины***
Алёна судорожно вздыхает, и пытается удерживать свой животный страх. Потому что он здесь. Вместе с ней, в одном чёртовом новом доме. Дом он купил без ее согласия, наплевав на ее чувства. И сейчас, Алёна пугается до кончиков пальцев, ведь мужчина зол. В его руках ремень, что готов соприкоснуться с ее мягкой кожей в считанные секунды. Если раньше был отец рядом, то сейчас, она одна. Без помощи и надежды на спокойную жизнь. — Где ты была? — кричит он. Ремень обвивает ее шею, душа, оставляя синяки. Девушка пытается снять с шеи ремень, вот только каждое движение — невыносимая боль. Он давит сильнее, Алёна кряхтит пытается объяснится, вот только на данный момент она без возможности разговаривать. Шею сдавливают сильнее, казалось бы куда дальше. Ещё чуть-чуть и воздух совсем кончится. Она судорожно пытается глотнуть кислород и ремень наконец освобождается. Алёна падает на пол, она бессильна перед ним. Перед его властью. Она запуталась словно в паутине паука, что вот-вот собирается опустошить ее без остатка. Девушка не понимает, с каких пор, братская любовь превратилась в безумие. Брат оказался жёстким собственником и тем ещё абьюзером. Каждый ее вдох контролируется им, а если что-то идёт не так, то Алёна получает. Не хватит пальцев, чтобы сосчитать гематомы на ее теле, или, чтобы сосчитать всех парней, к которым он её ревновал. Будь то случайный сотрудник местного супермаркета или близкий друг, которых у нее почти не осталось, не важно. Его кулак чешется только на ее тело, да и не только кулак. Его душа смолисто чёрная, ну либо же её вообще нет. А Алёна — наивная дура, которая уже даже не надеется на то, что всё наладится. Все станет хорошо, шепчет она ежедневно. Вот только ни черта не хорошо.***
Александр сбежал. Заливался никотином и наркотой пытаясь уйти из реальности. Наслаждается экстазом смешанным наркотическими веществами. Ощущает лёгкость без которой ему не выжить. Все внутри рвется, дабы получить ещё один пакет белого порошка. Он дышит сигаретами что пеленой накрывают лёгкие, питается ангельской пылью. Жадно поглощает вещества лишь бы не вспоминать ничего. Дома становится душно, невыносимо, парень отправляется на общий балкон. Длинная тропа выводит парня на открытое пространство, пропахшее гнилью и сажей, и, поднимая голову, Александр замечает под мостом худую фигуру девушки, что подпирает спиной каменную поверхность, делая затяжку, а затем выпуская серое облако вверх. Александр невольно сводит брови к переносице, не ожидая увидеть кого-то в этом прогнивающем месте. — Угостишь сигаретой? — спрашивает он, забыв собственную пачку дома. — Бери сколько хочешь, — шепчет девушка не прекращая свое занятие. Так они и стоят. Окружённые городской суетой, теплым воздухом и сигаретами. Дышать дешёвыми сигаретами, наблюдая как день за днём продолжаются муки. — Алёна, — вдруг представляется девушка. — Александр. — Парень выпускает дым, ощущая, как приятное послевкусие остается где-то в стенках легких, блуждая вуалью вдоль горла и внутренней стороны щек. Алёна невольно улыбается завороженная им, прикрывая глаза и на смену аромату ментола, приходит свежий привкус ночи. Никто из них не знает сколько так простояли, но каждому спокойно рядом с друг другу. — Покатаемся? — спрашивает он неожиданно. Хотя никому никогда не позволял садится на его малышку. Девушка кивает, лишь бы сбежать отсюда. Навсегда. Наплевав на брата, что найдет ее когда захочет, из-под земли достанет если потребуется. Алёна съёжилась. То ли от холода, то ли от воспоминаний от которых блевать тянет. Воспоминания где ее берут во всех позах и во всех поверхностей. Грубо толкаются, раздобывая вагину Алёны. Отвратительно***
Александр выезжает на пустую улицу, пропитанную ароматом ночной весенней теплоты и свежести. Парень петляет вдоль узких дорог, переводя редкие взгляды на Алёну, что, опустив стекло, вытянула руку из окна, ловя кончиками пальцев встречный воздух. Сильный ветер заплетался в ее мягкие волосы, теребя длинные локоны от нарастающей скорости, разрезающей пространство. — Не страшно? — парень расплывается в ухмылке, переключая коробку передач, так неудобно сидящую в его руке с непривычки. — Ни капельки, — Алёна расплывается в широкой улыбке, заставляя Алекса невольно засмотреться на эту чистую искренность. Переводя взгляд на дорогу, Александр вжимает педаль газа практически в пол, проносясь мимо перекрестков, что остаются позади лишь размытыми очертаниями. Алёна смеется, высовывает голову из окна, позволяя ветру оглаживать кожу, встряхивать рыжие волосы и сбивать дыхание резкими порывами, разнося вдоль города ее звенящий голос. Александр упивается этой восхитительной ночью, глотая ее, словно таблетку методона, пытаясь запечатлеть каждую прожитую секунду в собственной памяти. Алекс бросает на девушку короткие взгляды, пытаясь запомнить ее лицо по крупинкам: сначала широкую улыбку, в которой сквозь разжатые зубы кончик языка совершает путь в три шага вниз по небу, а затем обводит пересыхающие от кислорода губы. На следующем этапе он заглядывает в глаза, отражающие взошедшую луну с отливающим на роговице матовым, сизым сиянием. Медовая кожа Алёны лазурной бледностью ночи, и в голове Алекса проносится лишь одна мысль: «всегда ли ты так прекрасна? Или только этой ночью, под дурманящим ароматом петляющего вдоль вен никотина?». Где-то издалека доносится, еле уловимый звук полицейских серен, разбавляющий собой спокойствие глубокой ночи. Александр сводит брови к переносице, поднимая глаза на зеркало заднего вида, убеждаясь, что хвост еще не близок. Сворачивая на одну из улиц, парень скрывает машину в темном углу перекрестка, выключая фары и заглушая мотор. — Я ожидал, что все пройдет гладко, а не с погоней полицейских, — отвечает он. — Сложно не заметить красавца гоняющего по улицам, — смеётся она. Александр улыбается слыша ее смех, вот только синяки на шее привлекают его внимание, и заставляют нахмуриться. У Алёны нежная кожа, и ее скрасить лишь багровые отметины после жаркой ночи, но не — это. Парень борется с желанием расспросить ее об этом. И проигрывает. — Откуда эти синяки… — недовольно спрашивает он. Алёна резко меняется в лице. Улыбка спадает с лица, а глаза отражают зеркальное отражение Александра. — Алекс, мы расскажем наши тайны в тридцать третьего августа, не следующего лета, семь шестьдесят пять. — шепчет та. — Как красиво ты сказала — «никогда». — усмехается он. Он остановился, ведь понимает, что по сути является никем для нее. И это не подвижная стена, давит в их отношениях. Которых нет — думает он. Почему-то желание знать о ней все, невольно появляется в нем. Те продолжали наслаждаться ночью. Небо усыпанное тысячами звёзд, различных по яркости и цвету, ночное небо одновременно манило и пугало их своей таинственностью. В этих созвездиях можно было затеряться. Во все времена человека завораживала красота звездного неба, а сейчас они казались так близко к небу, но в тоже время так далеко. Алёна понимает, новую порцию синяков ей обеспеченно, вот только уже не страшно. Уже не больно как в первый раз.***
В книгах пишут, что сердце человека разбивается за мгновение. Сердце Алёны, кажется, разбивается без остановки вот уже на протяжении долгих месяцев: оглушительно, вдребезги. И болит, не переставая с утра до ночи так же неистово, как и в самую первую секунду. Девушка проклинает тот день когда его мать, познакомилась с мистером Макото. Француз, с неудачным первым браком и ребенком. Алёна характером пошла в мать. Чтобы не случилось, она всегда боялась обидеть. Также мать Алёны ежедневно видя как мучился у барной стойки, Макото. Оплакивал свой первый брак, запивая крепким виски. Его взгляд метался от одной картины с другой, не зная на какой зацепиться. Брак что продлился двадцать лет! Не для этого он ежедневно пытался, вернуть те потухшие в их отношениях, страсть. Вот только придя с работы пораньше, смог улицезреть пикантную картину в виде жены с их соседом Люком. Скандал продлился недолго, документы о разводе лежали на следующий день, на тумбочке у кровати. Вот только двадцатилетние отношения, оплакивал лишь Макото. Женщина садится рядом спрашивая, может ли она составить ему компанию. От вопроса мужчину накрывает тяжелое облако печали, заставляя все-таки бросить короткий взгляд на женщину, он кивает, а после просит бармена налить даме лёгкий коктейль. Мать Алёны была душой любой компании, да и пьяный мозг мужчины, и его неконтролируемый язык… спустя нескольких минут разговора, разговорил все свои беды на незнакомке. А женщина была не прочь послушать и утешить бедолагу. В ту ночь, они провели за барной стойкой, едва ли не до конца закрытия. Никто не ожидал как быстро будут развиваться их отношения. Даже сам Макото. Алёна отчётливо помнит тот день, когда в их дом, явился мужчина с сыном чуть старше самой Алёны. Перед девушкой восхитительное фарфоровое личико парня, поблескивающее чистотой под тусклым летним светом; тяжелый, цвета крепкого кофе, взгляд и сухие губы с обкусанной тонкой пленкой. Белый костюм идеально сидит на в меру накаченном теле, каштановые волосы аккуратно уложены набок, а руки сложены в почтительной жесте. Алёна невольно смущается от сдержанной красоты стоящего напротив него парня, нареченного с этого дня быть его братом — С этого дня, у тебя есть старший брат, — обворожительный улыбается мать Алёны. Та сжимает ее плечо, как бы намекая быть вежливее с ними. Алёна выдавливает улыбку, протягивая руку к пареньку, намереваясь пожать ему руку, но даже сквозь стену непроницания, воздвигшуюся на чужом лице, он ощущает тяжёлое презрение, засевшее в глубинах зрачков. Ее сводный брат сжимает чужую ладонь, но делает это слишком сильно, оплетая маленькую, худую ручку своими пальцами и надавливая на нее, заставляя ее скривиться. И с тех пор, сколько бы раз Алёна ни пыталась протянуть руку, ей продолжали ломать пальцы, выворачивать локти и заплетать боль в узлы. Казалось, всю свою жизнь брат оттачивал все семь смертных грехов, как ножи, чтобы потом, умирая, ни о чем не жалеть. Он стал для нее воплощением Дьявола, что скрывался в мелких, еле уловимых деталях: отражении глаз, морщинки сведенных к переносице бровей, уголках губ и кончиках пальцев. Он таился повсюду, скрывая свой силуэт в оплетающих кожу венах. Они никогда не разговаривали наедине, делая вид, что заботятся друг о друге только при родителях, а затем вновь надевали маски безразличия. Алёна считала, что они так и останутся на двух разных концах спектра, что брат никогда не признает в ней сестру, как бы сильно та ни пыталась доказать обратное. Но все изменил лишь один единственный день, пробивший календарем июльское воскресенье и тяжелую потерю. Мать Алёны всегда дорожила котёнком, что каждый вечер ластился к ней. Та была готова кормить его чем угодно, дабы котёнок приходил каждый раз к ней. В этом животном, казалось бы она видела нечто большее. И это всегда оставалось для них загадкой. Бездомному котёнку она позволяла ходить по дому, портить любые предметы, аргументируя это тем, что он ещё не способен контролировать свои когти. Однажды вечером, мать слёзно искала своего котенка, что впервые за долгое время не пришел к ней. Она искала его везде, где по ее мнению мог быть ее уже — домашний питомец. ((Алёне казалось это одержимостью.) Девушка запомнила то холодное летнее утро, окутанное душным воздухом, нависшим над головой серым небом, покрытым трещинами проскальзывающего солнца, и братом, что сидел на земле, впиваясь коленями во влажную траву, держа в грязных, испачканных ладонях мертвого котенка. Котенок лежал сжатым, глаза его были закрыты. А кровь с брюшка котенка все продолжала течь. Убит он был недавно… — Ты… Что делаешь? — шокировано спрашивает Алёна. Она говорила совсем тихо, словно боясь спугнуть. — Я… я не виноват… — с губ брата срываются слова, обрамленные в тонкое одеяло дрожи. — П… поверь мне, прошу. Девушка из-за своей привычке успокаивается, и утешающе гладит его по голове, говоря, что всё в порядке, что его никто не винит. — Но я держу его мертвого, запачкан в его крови, — шепчет парень. Девушка мотает головой, она поднимает его тело и пачкает свои руки в его крови. — Видишь, я тоже испачкана его кровью, но это не значит, что я его убила, — улыбается она. Алёна положила в коробку его тельце, и тут же накрывая ее истертой и порванной вдоль боков крышкой, оставляя бездыханную кошку по ту сторону картонной границы. Переводя взор на брата, Алёна ловит его опустошенный и изумленный взгляд, медленно наполняющийся доверием. С того инцидента прошло немало дней, вот только их спектакль превратился в реальность. Взгляд которым когда-то одаривал ее брат, потихоньку смягчался. Пока и вовсе в них не виднелось не братская любовь.***
Они впервые спали вместе как родные — с переплетенными пальцами и долго всматривающимися друг в друга взглядами. Им было всего двенадцать… те самые годы, когда совершаются нехитрые глупости, когда каждый шаг — одна сплошная яма, когда любви еще нет, а эмоций — через край. Год за годом она позволяла целовать парню свое лицо, касаться губ, обрамлять прохладными пальцами тело и шептать на ухо приятные слова. И вето, которое они никогда не должны были нарушать, как люди, переплетенные родными узами, они нарушали каждую ночь, упиваясь сладкими губами друг друга, рисуя на ключицах поцелуями сирень и считая мерцания звезд в зрачках. Если бы Алёна только могла вернуться в тот пасмурный день, пропитанный могильным воздухом, то никогда бы не позволил себе подойти к брату, испачкать руки умершей плотью и обречь себя на страдания чужой сумасшедшей любви и ревности. Алёна поднимает взгляд на зеркало в ванной комнате, оглядывая покрытую легкими ушибами шею, где кожа пропиталась отпечатками ремня. Они были почти незаметны, но красные полосы вычерчивались на медовой коже некрасивыми пятнами, заставляя ее сжать в ненависти кулаки. Синяки гематомы раскрашивали ее тело. Алёна благодарна, что в этот раз они обошлись без ожогов, окурков сигарет, что всегда тушились касаясь ее кожи. Выходя из ванны, она не хочет встречаться с братом, наблюдать как он заново берет ее во всех позах. Алёна хочет навсегда стереть кожу, чтобы места где он касался оставались девственно чистыми. Брат касается ее ключиц, нежно спускается вниз, обхватывает грудь девушки и сжимает сильно. — Я чувствую другие мужские духи, — шепчет он. Его злость и агрессия никогда не балансировала. Он замахивается, вот только вместо удара, он вновь нежно проводить по ее телу. — Я обязательно найду того, кто испортил тебя, — его шептание кажется шипением змей. Несколько лет, девушка позволяла себя трогать, использовать, трахать, избивать. Покорно принимала его наказания… Вот только Алёна невероятно изменилась, и ее брату это совсем не нравится, потому что его хрупкий, скромный малыш стал сильнее, развязней и напористей. Она больше не слушается, не подчиняется и не боится, сопротивляясь каждому слову и движению. Он сжимает ее волосы сильно, дёргает, будто пытаясь вырвать. — Ты моя, слышишь? Каждая клеточка твоего тела предположить мне! Я твой хозяин! — собственнический кусая в шею. Он сжимает ее тело, грубо ласкает везде, где только может достать. Рвет одежду, не заботясь о самочувствии девушки. На крики, и просьбы остановиться он не реагирует. Совершенно. Его глазах невозможно увидеть ничего живого, лишь животный инстинкт. Он поворачивает ее, входит во всю длину. Девушка кричит, сжимает его, вот только это больше приносит ему удовольствия. Не использует смазки, не использует презервативы. Его грязный член находится в ней, от одной только мысли об этом хочется блевать. Член мужчины долбиться внутри и ни черта не приносит удовольствие. Рвет ее изнутри, девушка чувствует кровоточит, она не кричит больше, лишь судорожно вздыхает пытается убедить себя, что это временно. Жмуриться сильнее при каждом грубом, рв аном толчке. Ощущает его дыхание на своей коже, и тут же хочет остановить это насилие. Хочется, чтобы вместо Артема, был Александр. Впервые за долгое время, Алёна пробует на вкус имя брата. Она жмурится пытается представить себе что это Алекс. Но его руки не холодные, как у Артема. Он не пахнет парфюмом Straight to Heaven*. Не пахнет пряным и древесным ароматом мускуса и рома. Он пахнет никотином, дезодорантом, и свежестиранным бельем. Наконец брат кончает внутри, запачкав ее в собственной биологической жидкостью. Алёна мучается на твердой поверхности, еле как сползает, пытается дойти до ванны. Ею движет ненависть к мужчине, что запачкал ее. Растоптал, унизил, поимел и бросил. Девушка встать не может, вместе с белой жидкостью течет и кровь. Алёна чуть ли не плача умоляет чтобы к ней пришел он. Залечил все раны, прижал к себе, и сказал, что ее больше никто не посмеет тронуть.***
Александр вновь встречает ее в из излюбленном месте. Девушка сжимает в руках сигарету, но никак не может закурить. — Меня ждёшь? Парень ухмыляется, зажигает сигарету, принося наконец собственные. Сжимает ее сильней, ведь видит как хромает девушка. Александра охватывает злость, когда Алёна поворачивается к нему с заплаканными глазами. — Никак не могла закурить в одиночестве, — шепчет та, моментально стирая слезы. Алёна зажигает сигарету, и выдыхает белый дым. Судорожно вздыхает, словно от этих сигарет зависит вся ее жизнь. — Что случилось?! — с нажимом спрашивает он, не сдерживая гнева. Она мямлит о брате, но говорит что она случайно попала под руку, не в тот момент. Она старается отмахнуться, но выражение лица Александра темнеет с каждой секундой. — Ты лжешь мне. — Алекс, все в порядке, я жива-здорова, — но девушка сомневается на счёт второго. — Давай поедем куда-нибудь? — вдруг говорит Алёна. Александру повторять дважды не надо. Он зажигает мотор, включает коробку передач и газует. Они не знают куда едут, зачем, но глаза устремляются куда-то туда, в далёкое место, где их никто не найдет. Не потревожит, не взглянет с презрением. Не замахнется дабы ударить. Вдруг парень вспоминает хромающую Алёну, и сразу же сворачивает. — Поедим в больницу, — отвечает он. А Алёна слишком устала, чтобы сопротивляться. Она кивает, и наблюдает как пейзажи за окном меняются все быстрей, ведь парень готов ехать на всех 350 км/ч. Он поднимает ее тело, на что девушка удивлённо ахает. На ее вес, он комментирует, что та совсем не ест, и готов прямо сейчас угостить ее чем-нибудь. Войдя в помещение, они замечают как воркуют на регистрационной стойке два врача. Александр кашляет дабы привлечь внимание пары, заглядывает на бейджики, прежде чем произнести — Хирург Фил и Снежана, не мог ли бы мне помочь? — щеки врача заливаются алым оттенком, от того, что их спалили в очень пикантной обстановке. Александр не передаёт хирургу Алёну, собственнический держа ее в руках. Как бы не хотелось отпускать девушку, он положил ее в больничную койку и смиренно ждал, пока доктора не возьмутся за дело. Первым делом они раздели девушку, обнажив все гематомы что были усыпаны по всему телу. Раны и шрамы были абсолютно везде. Парень тяжело вздохнул, едва касаясь ее тела. Медсестра же, испугавшись немедленно побежала за хирургом, дабы сделать рентген и удостовериться, что кости девушки не повреждены. — Случайно, под руку попала говоришь, — зло шепчет Александр. Рассматривая ее тело. Он борется с желанием избить брата Алёны, кем бы он не был. Но понимает, что сейчас девушка нуждается в нем. — Я желал бы поцеловать каждую твою рану, синяки и шрамы, лишь бы те зажили, — горячие дыхание опалило шею Алёны. Ещё никогда касания мужчины не вызывали в ней странные, но в тоже время приятные ощущения. И парень сдержал свое слово, касается губами первого шрама около шеи. Девушка вздрогнула от прикосновения мягких губ, щеки окрасились в яркий оттенок. Александр спускался ниже, целовал каждый участок кожи, желая, что все раны исчезли в миг прикосновения губ… Он невольно отстраняется, слыша шаги в коридоре. В палату вырываются медсестры провожая их в другую палату, дабы сделать рентген. — Кости к счастью целые, вот только вы ведь понимаете, у нее есть разрывы. хм. Ее изнасиловали. — это было последней каплей его терпения. Кулаки чесались как никогда. — А состояние девушки. желает лучшего. — медсестра Снежана с жалостью смотрит на уже уснувшую девушку.***
Перед глазами раздробленный на миллионы кусков мир, ещё чуть-чуть и их можно склеить, но, почему-то, при всех стараниях не получается. Александр сжимает пакетики с белым порошком. Клялся что завяжет, вот только все намного сложнее чем представлял он. Руки самостоятельно касались пакетиков, дабы открыть. На подсознательном уровне, парень понимает, что сопротивляться с желанием становится все труднее. Слишком долго он был в порошковых цепях, что держат его в заложниках не хуже металла. Он кидает все в мусорку, желая избавиться от этого химического мусора*. Выдыхает тяжко, берет излюбленные сигареты — «Lucky Strike» и направляется в место, где непривычно быть одному. В спину ударяет холод, что обнимает его второй кожей. Шел дождь. Он затягивается, наполняет лёгкие никотином, что заменил ему воздух. Слышит шаги, и оборачивается видя знакомое лицо. Она облокачивается спиной о каменную поверхность моста, наблюдая за тем, как уже третья по счету сигарета выгорает в руках Александра. — Ты молчишь, что-то случилось? — спрашивает та, вновь заворожено наблюдая за ним. Этот мост уже давно стал их убежищем, словно потертая, старая коробка из-под обуви, в которую когда-то в детстве каждый мог прятать собранные фишки, чтобы никто и никогда их не нашел. Он поворачивается к ней, вот только видит окровавленную одежду, синяки, что украшали ключицы и шею, видит как кто-то неизвестный душит ее. Резко прикрывая глаза, он пытается отогнать представший фантом, вот только это не просто призрак, от которого можно избавиться с помощью закрытых век, — Он всплывает изнутри его роговицы, высеченный иглой на сетчатке. Парень делает глубокие вдохи, обещая себе, что не даст никому коснуться Алёну, подставив свою ладонь к направленному на ее хрупкую фигуру ножу и грудь к дулу пистолета. Окурок сигареты падает вслед за первой каплей нескончаемого дождя, и холодной руки Александра касается маленькая, теплая ладошка, заставляя парня в изумлении перевести взгляд на Алёну. — Пошли, переждем дождь под мостом, — на лице девушки появляется легкая улыбка, и парень начинает ненавидеть ту жалкую ущербную мышцу, что бьется в его ребра, создавая невыносимые пульсации, от которых немеют руки и легкие забывают делать вдохи. Они прячутся под куполом каменного моста, окидывая вечерний дождь продолжительными взглядами. Их плечи лишь невесомо касаются друг друга, создавая призрак прикосновений, словно кожу не разделяют границы одежды. — Обними меня, — вдруг жалобно просит Алёна, изголодавшая от теплоты парня спереди. Александр сжимая края своей куртки, и, раскрывая ее, укутывает дрожащую фигуру в кожаную ткань, словно в одеяло, плотнее прижимая к себе. Алёна поджимает губы, ощущая аромат ментола, который хотелось с жадностью вдыхать вместо воздуха, заполняя им лёгкие до тех пор, пока их стенки не начнут давить в ребра. Алекс не может сопротивляться ее желаниям, обнимает, притягивает к себе, жмёт сильнее, пытается спрятать от мира жестокого. Целует в лоб, пытается утешить ее. — Пойдем домой. — Нет, — резко отвечает она. Поднимает голову, встречаясь с его взглядом, жмётся сильнее, хотя казалось бы куда дальше. Боязливо смотрит ему в глаза, не нарушая зрительного контакта. — Давай постоим так… Ещё чуть-чуть. — взгляд ее полон страха потери. Алекс сжимает в полоску губы, но не отпускает. Александр гладит ее по голове зарывается носом в ее волосы, вдыхая аромат кокосового шампуня. Дождь медленно прекращал играть свою сонату, но даже когда небо озарилось легким солнцем, клонящимся к закату, они не выпускали друг друга из объятий, отстранившись лишь в тот момент, когда их застывшие профили окутал тусклый свет фонарей. Стоя под куполом старого моста, они даже не знали, что этот вечер, оставивший в груди свой теплый и невесомый отпечаток, превратится в кровавое клеймо. Вечер заканчивается неизбежной разлукой, что с каждым днем дается им все сложнее. И пусть, на лицах все то же безразличие, а на губах равнодушные слова прощания, в глазах сияет надежда на скорую встречу, дающую последний шанс на завтрашнее утро. Алёна впервые не ощущает той пустоты, что все это время разъедала ее изнутри; впервые не боится возвращаться домой, хлопать дверью и с улыбкой отбрасывать в сторону обувь. — Я видел, — тихо совсем не слышно шепчет Артем, выпивая кленовый ром. — Видел как вы обнимались. Тебе приятно было? Когда кто-то кроме меня касается тебя, — мерзко тянет он. А Алёна хочет захлебнуться в ненависти к нему. — Отвечай! — кричит он во все горло, не боясь потревожить новых соседей. Каждый его шаг — неизбежность, страх и ненависть. Каждый шаг путь к наказанию. Каждый шаг, каждое слово, что вырывается с его мерзкого рта — отвратителен. В мире не хватит слов, чтобы описать отвращение которое испытывает она в данный момент. — Приятней чем с кем либо ещё, — язвит она, потеряв страх. Мужчина в черном костюме усмехается, разворачивается, что не привычно для него. — je vais le détruire* — шепчет он на французском, так, чтобы лишь ему было понятно о чем речь. — Видно ты забыла, с кем разговариваешь, я покажу тебе, кто здесь хозяин. Я воспитывал тебя не для того, чтобы ты ежедневно сбегала к соседу! — Алёна слышит как ремень отстёгивается. Как копошится мужчина в поисках чего-то. Перед Алёной предстает Артём, бледный, опасный, одержимый пульсирующим по кровотокам гневом и пылающей в радужках яростью. — Ты моя! Лишь моя! — кричит он. Сжимая щеки девушки, заставляя смотреть в глаза где черти уже который час пляшут. Он носом проводит по волосам наслаждаюсь ароматом Алёны. — Нет, Артём, больше не твоя. Алёна убирает его руку, вырывается из хватки. После сказанных слов в глазах Артема пропадает все человечное, (будто человечность в нем когда-то была, но Алёна думает иначе) что когда-то было внутри, движения становятся бесконтрольными и неуязвимыми, а эмоции — резкими и обесточенными, словно лихая пуля, выпущенная в висок. Он сжимает ее волосы и глядя в глаза говорит: — Если бы не больница и твоя медицинская чертова карта, я бы выебал тебя прямо на глазах твоего соседа. Наслаждался бы его выражением лица, и твоими сопротивлениями. Готов убить его, чтобы доказать, что ты лишь моя! И только моя! Слышишь! Я буду повторять тебе эти слова каждую ночь, повторять их словно мантру или гребанную молитву. Буду душить тебя в своих объятиях, даже если ты не сможешь глотнуть не единого кислорода. И я уверяю тебя, пока мы здесь, твой дружок гниёт где-то там в канаве. — Артём ухмыляется, разворачивается к столику где слуга уже подготовил для него кальян. С его статусом в этой стране, Александру остаётся желать лучшего. Вот только Алёна не верит. Выбегает из дома, пытаясь найти Алекса. Стучится в его дверь, дёргает ручку, что вот-вот отвалится. — Стучать бесполезно, его здесь нет, — его голос, его смех, напоминает как трескаются стекла при ударе. Он улыбается хищной улыбкой, с чьей не сравнится ни одна сумасшедшая улыбка злодеев из кино. — Артём! — впервые за долгое время, Алёна обращается к нему по имени. Мужчина даже вскидывает брови от удивления. — Я обещаю! Что ты! После смерти будешь гореть в Аду, а если все-таки выживешь, я стану твоим личным Адом. Растоптаю тебя по земле, что ты однажды сделал со мной. Выстрелю пулю в лоб, что твой гребанный мозг перестал функционировать! — она подходит ближе, с каждым словом, с каждой угрозой ближе. — Я клянусь тебе Артем Макото. — Браво, Алёна, браво! От него ты научилась угрожать? Хоть что-то полезное из вашего общения. — Алёна сзади держит ножик, совсем маленький, но этого достаточно, чтобы вонзить ему в сердце. И ещё и ещё, и ещё! Алёна лихорадочно шарит руками по поясу штанов, чтобы вытащить нож. Мозг бьет тревогу, в голове неоновыми лампочками мигает « убить» и Алёна не противится животным инстинктам. Или она, или ее. Вот только ее опережают, она оборачивается видя того самого слугу, что подготовил ему кальян. Он твердо сжимает пистолет и стреляет. Звук выпущенных пуль раздается в голове девушки устрашающим эхом и она зажимает уши руками, пытаясь уйти от ужасного ощущения. Она словно в замедленной съемке смотрит как мертвый брат валится вперед и придавливает ее к полу. Мужчина забрызгивает своей кровью Алёну, хорошая алыми каплями лицо и тело. Алёна начинает вырываться из-под трупа, дергаясь, словно в нервном припадке. Она наконец освобождается от груза и вскакивает на ноги, лихорадочно вытирая лицо рукавом пиджака, будто это сможет помочь. Алёна загнанно дышит, сердце заходится в бешеном ритме, в висках стучит кровь, а перед глазами остекленевший взгляд убитого мужчины. Она хватает ртом кислород, но легкие только обжигает омерзительный и приторно-сладкий запах крови. Перед своей смертью мужчина смог крикнуть — продажные суки! — Живучая тварь! — кричит Эдгар. Его взгляд смягчается когда он видит шокированную девушку. — Этого ублюдка пытались убить не раз. Не волнуйся, он все равно должен был умереть. Его смерть я возьму на себя, но ты должна бежать отсюда, как можно быстрее! — Почему вы помогаете мне? — Слишком красива и молода, чтобы гнить в тюрьме, — отшутился он. Невероятно, даже убив мужчину остаётся в приподнятом настроении. Девушка кивает, и поступает так как просит слуга. Ей хочется плакать от счастья, потому что она наконец свободна. Оковы брата со звоном разбились об землю. Кровь пролитая сравнилась. Что может быть лучше? Она заходит в квартиру в последний раз. Оглядывается на вещи, что остались нетронутыми. Мурашки по коже от того что произошло в этом ебаном месте. Минуту Алёна не шевелилась, похоже даже не дышала. Перед глазами картинки того, что произошло, и они настолько свежи, словно все это произошло вчера. Даже дышать от воспоминаний тяжело. Она судорожно хватает ртом кислород, и делает ещё один шаг на негнущихся ногах. Алёна садится возле стены и просто смотрит в пустоту, точнее на место падения. Она до сих пор ощущает на своем теле грязные руки Артема. Свобода ли это? Даже после своей смерти, он оставил клеймо в виде воспоминании, что не стереть ни коим образом.***
— Известного политика и бизнесмена убили в одних из апартаментов Golden Street. Что делал там мужчина неизвестно. Соседи признаются, что слышали выстрел, и не один. Следствие закрыто, ведь свидетель Эдгар сообщил, что это было самоубийство. И суд пытается разобраться с дальнейшей судьбой этого мужчины. Как оказалось, бизнесмен торговал наркотическими веществами, и таблетками, ему грозило от восьми с половины лет заключения свободы. От тюрьмы как только не сбегают! Далее у нас в программе, юного дилера поймали, ему грозит четыре года заключения свободы.***
Два года спустя.
Александра выпустили из тюрьмы. Его порядочный характер за два года несомненно повлиял и ему снизили срок. Выйдя наконец из клетки, парень не знает, что делать дальше. Два года в тюрьме он выживал с мыслями об Алёне. Об их встрече. А сейчас, он сомневается, жива ли она? Если нет, Александру не простить себя. Он оставил ее с психом братом, что посадил в его в тюрьму с ложными обвинениями. Единственное место где он может искать, это в их месте. Он застывает, видя девушку, похожую на ту самую, из-за которой выживал в тюрьме. Девушка с теми же рыжими волосами, что Алекс помнит, в большом свитере и очередных светлых джинсах, как будто бы мода подчиняется вкусам этого чудесного создания, идет, к уже известному для них обоих места. Александр начинает плестись следом, оставаясь на достаточно безопасном расстоянии. Она касается металла, пытается прикурить вот только непривычно. Зажигалка останавливается в нескольких сантиметрах от сигареты. Девушка тяжко выдыхает. — Все ещё тяжело курить без тебя, — приглушённо, совсем тихо говорит она. Он отшатывается, будто ударенный током, ведь Алёна разворачивается к нему, застывая на месте. Нужно ли что-то говорить? Или лучше просто убежать, ведь, кто знает, может каждая секунда рядом с ним, подвергает жизнь Алёны опасности? Сентябрь— не июль. Темнеет гораздо раньше, так что Алёне не разглядеть слез от фантастического благословения на Александровском лице. Ей не разгадать значение этого грузного выдоха из самой его глубины. Ей не понять, почему сильные, жилистые руки дрожат, словно держат между пальцев весь груз этого мира. Алёна слышит только чувственное и неподдельное: — Пора рассказать наши тайны и признания в любви, — Алёна моргает часто-часто. Ведь он здесь. Живой, не созданный разумом, и воображением Алёны. Хочется коснуться его, вот только моментально руку отдергивает. — Но сегодня второе сентября, восемь, ноль пять… Он мотает головой. — Ошибаешься. Сегодня тридцать третье августа, семь шестьдесят пять минуты, не следующего лета, — повторяет в точь-точь слова Алёны. Кто решил, что в месяце всего тридцать один день? В одном часу шестьдесят минут? Отныне для них, в месяце тридцать три дня, а в одну часу шестьдесят пять минут. — Как насчёт свидания? — и не осознает сколько осколков разбитой вдребезги надежды собрано в этой, как может показаться, обычной фразе. Даже сейчас. Алёна не в состоянии отказать ему, тому кто исчез на два года, оставив на сердце шрам навечно. Пока один незаметно плачет от счастья, другой ему улыбается, сбрасывая часть этого неподъемного груза с его плеч на землю. Делает шаг вперед. Им предстоит вновь проделать тот путь к свободе, перечеркнуть прошлое и боль, что принесли близкие. Вновь курить и дышать одной сигаретой за двоих, вновь приходить в их излюбленное место. — Свидание? Звучит неплохо.Thirty-third of August, not next summer, seven in the evening of the sixty-fifth minute, I will tell you about everything, and about my boundless love for you.