***
— Джек, что это? Капитан Харкнесс молча вложил ему в руку бокал со сладким вином и обернул тонкие изящные пальцы таймлорда вокруг него. Эти пальцы… Джек видит их в самых мокрых снах, он почти наяву чувствует, как они трахают сначала его рот, смачиваются в слюне, а потом растягивают его нежно, осторожно, слишком медленно. С этим таймлордом (совсем невинным, по сравнению с самим капитаном) Джеку, очевидно, пришлось бы хрипло стонать и умолять: «Быстрее!» Насчёт вина, взятого на остановке ТАРДИС, — Доктор выходить за «кое-чем» отказался и просто ждал, копаясь в консоли, — спутник предположил, что если таймлорду не нравится кисловатое, то такое придется как раз по вкусу. — Джек, я даже не пью. Чуть брезгливо осмотрел наполненный бокал, незаметно отодвигаясь и от него, и от самого капитана ближе к рычагам. Пошловатые замашки Джека иногда напрягают его. Самое постыдное для Доктора, что напрягают и там тоже. — Просто попробуй, — Джек интимно (в своей обычной манере) наклоняется близко к уху и шепчет явно перевозбужденно, — я надеюсь, тебе понравится. Не слишком крепко. Не горько. Просто за компанию, Доктор! — в конце шелест его слов становится более жалобным, просящим. Как же он хочет напоить Доктора и открыть его настоящее влечение к себе, которое тот, очевидно, скрывает. Повелитель времени подозрительно косится сначала на Джека, потом на вино. Затем снова на Джека. — Я правда подумал, что тебе понравится. И Доктор мысленно отвечает: «И я доверяю тебе, Джек. К сожалению или к счастью, пока неизвестно».***
Первый бочонок дорогого, прославленного вина с этой планеты со странным названием, которое Доктор повторял неоднократно, но опьяненный долгожданной близостью Джек все равно не расслышал, закончился уже через полчаса. В ход пошёл второй. Агент времени наслаждается вкусом алкоголя и тем, что визави постепенно напивается, самой компанией друга и его разговорами. Правда, он до сих пор не определился, можно ли называть Доктора другом, ведь хотелось назвать… несколько по-другому. Язык Повелителя развязывается, и начинаются захватывающие, путаные и бессвязные истории про Галлифрей. Про годы Академии, про то, как плохо он учился, маленький прогульщик. Про Мастера. Про то, как любили Мастера учителя, — и, кажется, хочет признаться, что он тоже, тоже любил, но так и не произносит этого, запинаясь, — отмечали его выдающиеся способности, даже несмотря на прогрессирующее безумие. Про то, как и почему сбежал из родного дома. Про звезды, на которые он смотрел, про планеты, где побывал и где — хотел бы, про рождающиеся галактики, про вечное движение Вселенной. Про Её законы и порядки он рассуждает так, как втолковывал бы любому малосведущему спутнику из двадцать первого века. Джек уже знает это из своей школьной, самой базовой, программы, — он, в отличие от собеседника, очень любил физику в те годы, — но все равно внимательно слушает, пытается запомнить как можно больше историй, впитывает глубокий искренний голос, пытается лучше понять этого невероятного инопланетянина, самого лучшего и потрясающего в своём роде. Самого важного и нужного во всех галактиках. Какая честь выпала ему, ныне капитану Джеку Харкнессу, ранее — простому жителю Земли, узнать этого чудаковатого Повелителя времени!.. Вообще, каждый раз, когда Доктор говорил «Повелители времени», Джек не мог не добавлять мысленно: «Хочу, чтобы ты был и моим Повелителем тоже». Как бы то ни было, галлифреец все больше пьянел, а Джек все сильнее распалялся.***
— Джек, что ты… Ты… А-о-ах… Доктор почувствовал сильные, тёплые, уверенные руки на своём хрупком теле и понял, что больше не может сопротивляться своим чувствам. Да, реакции своего тела он контролировал безупречно. Да, мягко говоря, он не был привязан к сексу. Да. Но в организме уже столько алкоголя, который, кажется, в чистом виде течёт по венам, а рядом такой желанный, сильный, вечно флиртующий капитан Харкнесс… Джек, которого он все время отрицал, просто боясь поддаться, боясь посмотреть правде в глаза. — Давай. Хватит скромных томных взглядов, Доктор. Хватит неосуществленных желаний: у тебя ведь есть я. Частые прикосновения и объятия, они выдают тебя с головой, — Джек бережно касается самыми кончиками пальцев его гладко выбритого подбородка. Доктор чувствует на себе пронзительный взгляд голубых глаз — капитан видит подтверждение всем своим словам. Замечает, как от ласкового прикосновения того прошибло холодным потом, а зрачки резко расширились, затопляя радужку. — Здесь и сейчас тут только мы, видишь? — Только мы, — голос таймлорда внезапно становится таким хриплым, что ему приходится прочистить горло, но и это не делает речь внятной. — Д-да, вижу, — Повелитель времени отвечает ещё тише, пытаясь скрыть прерывистый голос и сиплое придыхание, но его спутник слишком хорош в сфере удовольствий, чтобы не заметить. — Тогда скажи мне, чего ты хочешь? Таймлорд действительно задумался на пару минут. Отпил вина. Расслабился. — А… О чем ты конкретно? Я хочу узнать все прошлое человечества, кроме, конечно, войн, узнать свойства и качества каждой существующей во пространстве и времени расы, каждую человеческую, и не только, жизнь… — Нет. Я не об этом, — и когда они оба перешли на дрожащий шепот? Когда успели придвинуться друг к другу ближе, чем когда-либо раньше? — Тогда о… — О сексе, — он обезоруживающе улыбнулся и продолжил в своей обычной призывно-флиртующей манере, — чего уж греха таить. — Я ведь не человек, Дж… — Я знаю, — Джек мягко перебивает, поглаживая подушечками пальцев чувствительное, напряженное от почти мучительных искр жара лицо, — и когда расспрашивал тебя о явлении секса у Повелителей времени, ты ответил: «В основном, оно не физическое. Это слияние сознаний, телепатическая связь — вот что по-настоящему интимно». — Кажется, да, не могу точно всп… ах, — Джек чувственно касается пальцем его нижней губы, и таймлорд больше не хочет, не может сдерживать себя. — Дже-ек… От вида Доктора, вожделеющего его и умоляюще тянущего его имя, капитан тоже захотел потерять контроль над собой. Просто зацеловать до потери пульса эти красивые подрагивающие губы, скинуть чертову ненужную одежду, облапать его всего и с оттяжкой трахнуть, как хотелось все эти годы. Но не в этот раз. Даже если он окажется последним. — Позволишь мне? — Джек вопрошающе касается его виска, готовясь к ментальному контакту. — Я хочу знать, чего именно ты хочешь. Отыметь? Быть отыметым? Минет?.. Кажется, Доктор покраснел до уровня зрелого помидора. Причем типичного помидора с Земли, который бордовый, а не галлифрейского синего. — Джек… — одними губами протянул Повелитель времени, ибо дар речи внезапно пропал, но во рту неожиданно скопилась слюна. О, как он мечтал!.. — Это значит «да»? — Джек больше всего хотел заставить эти губы выстанывать свое имя, не просто в предвкушении, а в яркой мольбе, в крышесносном удовольствии, в накатывающем жаре тел, поэтому торопил с ответом. — Да, боже, да! — Доктор быстро расслабил свое сознание и позволил ему затопить ум капитана. Как же давно он этого не делал? С непривычки ощущения настолько остры, что приходится откинуться на консоль, опереться о неё руками, вжаться ягодицами, чтобы не дрожать так сильно. — Расслабься, Доктор, — капитан с успокаивающей (кажется) улыбкой неспешно приближается к губам напротив, мягко подцепляет, оттягивает, облизывает их. Дразнит, едва заметно усмехается в чужой рот и отстраняется, едва Доктор пытается углубить поцелуй. Словом, целуется он, как бог любви. — О, капитан, да-а, Джек! Да, — шепчет Доктор в губы напротив, поддаваясь, показывая тому свои давние желания. Знаете, чего желает уставший, измотанный девятисотлетней жизнью, постоянно регенерирующий Повелитель времени, когда видит бессмертного? О чем мечтает, когда смотрит на почти вечноживущего, как он сам? Обычно — о вечном путешествии вместе, о возможности никогда не потерять, никогда не увидеть окончательную смерть этого драгоценного спутника. А с капитаном — о длинных громких ночах, которые никогда не закончатся. Джек поддается малозаметным микродвижениям таймлорда, видит эротические картинки, мелькающие в умной голове, и, благодаря этому, угадывает, как вести себя. Становится спиной к консоли, направляемый непослушной размякшей рукой таймлорда, и целует нависшего над ним Доктора взасос. «Да, — мысленно отвечает он, — Джек, вот так, глубже, о да…» Тот в ответ притягивает его ближе, заставляет переплести ноги, сжимает короткие волосы. «А я так хотел, чтобы они были рыжие». Но Джеку нравятся любые, ведь это его Доктор. «В этот раз я правда красивый, да? И уши ничего…» — смущенно думает Повелитель времени. «Ты нравишься мне любым, — сразу отвечает Джек, — и с таким же удовольствием я бы зацеловал тебя, будь ты хоть прошлой регенерацией, хоть имеющим более зрелое тело, хоть даже женщиной!» Неожиданно для капитана Доктор опускается на колени и вжикает его молнией. От резкого прилива жажды — к этим рукам, пальцам, губам, к нему всему, — Джек Харкнесс, славящийся долгой выдержкой, бесконтрольно вцепляется в рычаги под руками, выгибаясь навстречу.***
Доктор всегда хотел, чтобы Джек, столь сексуальный и притягательный (и не важно, что только человек), стонал над ним, срывался на крик от удовольствия. Он в чем-то напоминает ему Мастера, который тоже проявлял к нему далеко не только дружеский интерес. Тому бы тоже понравилось. Но Мастера уже нет… Было бы просто невыносимо, если бы рядом не было и Джека. Тот (естественно, улавливая все мысли Доктора), не в силах более сдерживать себя, хватает чужие волосы, перебирает их, — «Да, вот так», — немного давит, но старается не сжимать пальцы слишком сильно, чтобы не управлять горячим ртом, который уже несколько минут тщательно сосёт. С упорством, с яростным, давно скопившимся желанием, с намерением вырвать как можно больше стонов из Джека, которого буквально качает от волн похоти, разливающихся от паха по всему телу и обратно. «Дорвался», — вот так можно охарактеризовать Доктора сейчас в порыве самозабвенной страсти. О таком… о таком Харкнесс даже не мечтал, право. Повелитель времени, последний представитель древнейшей и мудрейшей расы, открывший ему всего себя, позволяющий показывать в ответ, как он выглядит со стороны, сейчас увлеченно насаживается ртом на него, причмокивает, активно облизывает головку. «Да, ещё, вот так…» Так замечательно, так правильно, что пальцы на ногах сводит от напряжения, а зубы натужно скрипят. «Пожалуйста, Док…» В сознаниях отражается яркая картинка явно с ракурса Джека: он сильно, не сдерживаясь, кончает в этот божественный рот, притягивая его голову максимально близко. «Хочу кончить прямо в тебя сейчас», — мысленно умоляет он и прикусывает свой кулак, чтобы не кричать. Когда Джек всего в паре движений от мощнейшего оргазма, таймлорд останавливается и, приглашающе разводя кисти, ложится на прямо на пол, куда до этого капитан бросил шинель. Похоже, он даже сделал попытку раздеться, но непослушные руки с отравленной алкоголем кровью совершенно не слушаются его. Капитан понимает без слов. Немного выравнивает дыхание, — «черт», — он был так близко. Садится рядом, непозволительно быстро стягивает с разлегшегося таймлорда обувь, лишь мимоходом приласкав нежные ступни. «Я бы хотел приласкать всего тебя, попробовать на вкус везде», — и слышит в ответ сбивчивый шепот: «Пожалуйста, быстрее, я больше не могу». Снимает с него брюки вместе с бельем, начинает ласкать его языком там — так, как давно хотел. Заглатывает ртом, широко проводит губами, — «Профессионально», — оценивает его Доктор, — чтобы возбудить его сильнее. Обхватывает член губами, как всегда делал и делает это с другими, но сейчас — гораздо чувственнее, искреннее, реальнее. В этот раз он действительно желает своего любовника, несносного Повелителя, это не просто секс ради развлечения, не спонтанный вечер, чтобы развеять скуку. Это признание. «Глупо было с твоей стороны, — задыхаясь, мысленно отвечает Доктор, — влюбиться в меня». Глупо? Конечно. Влюбиться — это всегда глупо. Но как прекрасна жизнь в этот самый момент, когда член повелителя времени твердеет во рту, а языком можно ощущать капельки солоноватой жидкости. Он ни за что не променял бы это! И все же это получается не так… Джек бесконечно много раз воображал себе этот секс, первый раз с ним, — с богом, сошедшим с небес, — и в фантазиях было совсем иначе. Нежно, эротично, ласково, неторопливо, чувственно. «А мы даже, даже не разделись — ласкаемся, как подростки…» застрявшие в пубертате, которые зажимают друг друга по углам грязных подъездов. Джек хотел показать Доктору все, чему научился за годы, свести его с ума долгими прелюдиями… «Все будет, — слышит он в своей голове, — но не… н-не сейчас». Доктор легким движением ладони — «Боже, какие же у него маленькие руки!» — просит любовника подвинуть бедра ближе к своему рту, чтобы получилась классическая шестьдесят девятая. Почему-то в его воображении — капитан видит, — это самая желанная картинка. «У каждого свои Вашта Нерада в голове, — слышит он наставительный тон таймлорда. — Обычно, — Джек деланно возмущается, — люди желают жёсткого траха, грубого массажа простаты, если ложатся с мужчиной…» — бывший агент времени знает, как сильно подобные фразочки заводят всех. «Просто трахни меня в рот, Джек!» «Да, определенно, у тебя такой чувствительный рот. Если даже простое прикосновение пальцем вызывало в тебе такую реакцию, — размышляет капитан, — что с тобой будет, если я действительно исполню твою просьбу?» «Это будет лучший секс за мою долгую жизнь», — признается таймлорд. И разве Джек может отказать? Как?.. Подвигается, как и умоляет Доктор, и ищет болезненно стоящим членом узкий девственный рот. А как только попадает, Повелитель сразу начинает проявлять инициативу, и от этого даже у опытного Джека срывает и тормоза, и крышу в целом: Доктор внизу будто весь выкручивается, постоянно меняет угол, напор, количество проникаемых в рот сантиметров, — «О боже», — характер движений языка, при этом не забывая подаваться в призывно посасывающий рот Харкнесса. Джека Харкнесса, который даже не смел надеяться на такую искренность. «Джек, сильнее, да!» Доктор то касается одной рукой его отяжелевшей мошонки, заставляя сипло выдыхать, то тонкими пальцами помогает ему попадать меж своих губ, то сразу обеими скользит по неполностью раздетому телу, то с силой вцепляется ими в шинель сороковых, на которой бесстыже раскинулся. Стонет и толкается в расслабленное горло Джека, позволяющего ему все это. Чуткого Джека, ощущающего и воплощающего все его эротические фантазии. Легким жестом руки (как же просто управлять влюблённым в себя человеком!), ритмично надавливает на напряженную поясницу Харкнесса сверху, прося: «Отымей меня в рот, сам, сильно, глубоко». Просит впервые в жизни. Никогда прежде он не позволял такого другому мужчине… И капитан Джек Харкнесс срывается. Хотя сложно назвать срывом просьбу двигаться активнее, но: «Я в самом деле не могу больше терпеть». Упирается коленями и локтями в пол, жадно обсасывая вожделенный член и тягуче толкаясь бедрами в сжатое спазмами горло Доктора. Иногда меняет темп, призывая расслабиться, чтобы проходило легче. Корректирует угол, чтобы тот, что снизу, перестал захлебываться им, и вот член свободно скользит в глотке, которую Доктор странно, волнообразно сжимает. «Ого, а ты умеешь даже так!» — Джек подтверждает свое приятное удивление низким рокочущим звуком. Доктор двигается все быстрее, все хаотичнее, — «Да, ещё», — он изгибается под Джеком в разные стороны, как змея, и толкается как попало (какой нетерпеливый). То насаживается своим ртом глубже, вытягивая шею вверх, то проникает резче в горло Джека, вызывающе расслабленное, приподнимая бедра. Он плавится в этих больших ладонях, приятно сжимающих его ноги, в коленях, все резче упирающихся в его тело, в горячем дыхании Джека, изредка делающего судорожные вздохи, теряется в нем. Доктор пытается послать Джеку мысль, что он сейчас вот-вот кончит, что он больше не может, но не знает, уловил ли тот, потому что капитан лишь ускорил движения плотно сомкнутых губ. «И как он это делает?» — сам таймлорд устал сжимать их так сильно почти сразу. Повелитель времени уже открыто беспрерывно стонет, не жалея ни себя, ни Джека, который прекрасно ощущает его вибрирующие связки. Ярко, страстно, почти больно, так приятно, сильнее, еще, горячо, снова на грани боли, и Доктор взрывается в самом бешеном оргазме, который у него когда-либо был. Он чувствует, что Джек все еще напряжен, и поэтому продолжает движения онемевших челюстей и рта навстречу, явственно ощущая искры боли от непривычно долгой работы этой частью тела. «Так всегда поначалу», — слышит он мысль Джека. Мягко перекатывает яички в руке, желая подарить спутнику столь же грубый, хлесткий удар по нервным окончаниям. Он неосознанно пытается сравниться с Харкнессом в этом сумасшедшем мастерстве. Заставляет его кончить вслед в считанные секунды, дарит необходимую, невыносимо-жесткую разрядку. Сперма во рту жгучая и горячая. Ее так много. Доктор не может пропустить жидкость в горло, поэтому — «Прости, Джек, видимо, я слишком пьян», — просто сплевывает на пол рядом. ТАРДИС протестующе гудит. А Джек все ещё не может оторваться от опадающего члена желанного любовника, не перестает хватать ртом его затихающие судороги, ловить струйки языком, наслаждаться вкусом, вылизывать. Он и не собирался обижаться, в отличие от старушки. «Не могу поверить, что все уже закончилось», — но мысленно капитан признает, что оба не выдержат ещё одного захода. Повелитель времени мягко отталкивает его, давая понять, что дальнейшие действия становятся неприятными, и просит развернуться лицом. Так они, вплотную друг к другу (Доктор откровенно наслаждается немалым весом, навалившимся сверху), лежат долгие минуты, пока Джек не смутился окончательно. Понимает, что это так нахально, — лежать, обнимать и прижиматься, ведь, похоже, все требуемое он уже сделал, — и вообще, наверное, неприемлемо для Доктора, поэтому медленно отлипает, отодвигается. Проверяет, не раздавил ли он нечаянно хрупкого таймлорда. Спустя несколько мгновений Док, заторможенный и приятно разморенный, повторяет его плавные движения: надеть белье, брюки, застегнуть рубашку, поправить футболку (галстук), застегнуть ширинку и пуговицу, ремень, натянуть плащ. Чертова шинель Джека — она сводит всех с ума, не только его: Доктор специально спрашивал у его знакомых. Стоило поглядеть на это великолепие, (одетый или нет, он безбожно красив, пора признать), как захотелось большего. И желательно, чтобы это не кончилось никогда… Он ожидал, что Джек услышит его мысли, но эмоциональный контакт уже слишком ослаб. — Что ж, вижу, ты немного протрезвел… Знаешь, если хочешь, я сейчас уйду и больше в жизни не потревожу тебя своим присутствием. Если хочешь, я… — Джек начал поспешно оправдываться, стряхивая невидимые пылинки с шинели, просто чтобы занять дрожащие руки. Доктор подошёл к нему вплотную и, нежно коснувшись виска губами, дал почувствовать себя. Джек улыбнулся, ощутив направление его мысли. Больше всего капитану сейчас захотелось подумать, наконец, что… сказать правду о том, что… «Я тебя тоже, — перебивая тревожное заикание, пришёл мысленный ответ от Доктора. Он улыбнулся в ответ на расширившиеся от удивления зрачки Джека, встретился с его голубыми глазами своим извиняющимся, смущенным взором, — давно хотел это сказать…» — Тогда, пожалуй, я пойду прогуляюсь, не зря же мы прибыли на… — память внезапно прояснилась (или это влияние сознания Повелителя времени внутри?), — Аркадию, в тридцать седьмой век, так ведь?.. — каким-то особо ласковым тоном, совсем не свойственным ему, заметил Джек. — Иначе кто-то не сможет завтра ни сидеть, ни стоять, — он выразительно и нагло подмигнул Доктору. «Только возвращайся», — уловил он ответ. И это было единственное, что хотел услышать Джек. Конечно, Доктор. Всегда.