До беспамятства

      Её дом не был по-настоящему «её крепостью», скорее проходным двором, но никогда Люси не чувствовала себя в нём столь беспомощной. Запутавшейся, словно героиня детской книги, которая сквозь дыру в земле провалилась на другую сторону мира, — происходящее явственно отдаёт безумием.       Ей не использовать магию, а незваная гостья, кажется, не совсем нормальна — по телу пробегает дрожь, и Люси подчиняется приказу. Чудовищная магическая сила давит, наполняя лёгкие страхом, пока она трясущимися руками расстёгивает одежду, тщательно складывает, чтобы хоть немного оттянуть момент, когда нужно будет приблизиться к этой женщине.       Двенадцать Спригганов — они все такие? Нечеловечески жуткие — и не в своём уме?       Хотя кое-что человеческое в Брандиш Мю всё-таки есть — но лучше бы не было.       Люси знает, что это за взгляды, что за блеск вспыхивает в лениво полуприкрытых зеленоватых глазах, когда они останавливаются на её теле: на обнаженной груди с розоватыми ореолами сосков (так хочется закрыться руками!), плавной округлости бёдер, золотистом пушке в низу живота. Так на неё порой смотрела Кана — но в её глазах интерес мешался с пьяным лукавством, с готовностью перевести всё в шутку в любой момент; Кана порой дотрагивалась, то ли дразня, то ли предлагая, но Люси никогда не была достаточно уверена, чтобы откликнуться.       Люси знает, что это — и может использовать, и даже не дрожать от отвращения. (Пока Брандиш занята ею — она не уничтожает город, не убивает её друзей.)       Она опускается в воду, тёплую, почти горячую, замирает неподвижно, выжидая. Брандиш пока даже не касается её намеренно, только нечаянно задевает, потому что ванна слишком тесна для двоих, только смотрит всё с тем же ленивым интересом, смешанным со скукой и высокомерием.       «Игрушка».       — Да... госпожа, — кивает Люси, послушно надевает на голову ободок с кошачьими ушками — и видит удовлетворение в глазах Брандиш.       Не думать, что ещё та может потребовать. Не думать.       Случайные прикосновения под водой — от них в животе скручивается тугой клубок, поднимается к горлу тошнотой. Но она не имеет права сдаться.       — Госпожа хочет, чтобы я потёрла ей спину? — и немного дрожи в голосе, немного того страха, который Люси действительно чувствует: тем сильнее — от мысли, пришедшей в голову.       (Кана смеялась: «Эй, Люси, спинку потереть? Такая спинка заслуживает наилучшей заботы!»)       Если Брандиш повернётся спиной...       Она действительно достаточно самоуверенна, чтобы повернуться спиной к врагу. Довольна новой игрушкой и просто самодовольна до крайности, это сквозит в каждом её движении, в том, как она, выбираясь из ванны, оглаживает бёдра, поводит плечами, опускается на низкий табурет, будто на трон.       Люси встаёт позади, у неё в руках не только мочалка, и она сама почти не верит, что правда собирается это сделать. Она никогда... никогда не...       Она должна победить Брандиш любой ценой.       Обломок ключа — короткий, хоть и острый, она тщательно выбирает, куда бить: шанс только один. Может быть, на самом деле ни одного, но об этом она тоже старается не думать. Мочалка плавно скользит по гладкой ухоженной коже, оставляя клочья мыльной пены: от плеч к талии и обратно, и чуть вперёд, почти задевая грудь. Люси неспешно поглаживает плечи, шепчет, наклонившись вперёд: «Чего ещё желает госпожа?», — а потом отстраняется и бьёт, вгоняет обломок ключа туда, где бьётся жилка пульса на шее. Рывок — раздирая кожу, мышцы, жилы; Брандиш визжит, захлёбывается воплем, а Люси второй рукой вцепляется в лицо, царапает, вдавливает пальцы в глаза — что угодно, как угодно, лишь бы не дать применить магию. Под руками всё скользкое и красное, она дёргает обломок ключа — глубже, резче, в лохмотья разрывая плоть, вскрывая гортань.       Брандиш вырывается и вцепляется в её руки, и Люси роняет ключ — перед глазами темнеет, она вцепляется в разодранное горло пальцами и, задыхаясь от страха, скулит: «Умри, умри, умри». Они вдруг становятся маленькими, потом — огромными, и дом рушится вокруг, а после падают на мостовую уже снова обычные.       Тело под Люси не шевелится.       У неё руки в крови и чём-то склизком, а горло Брандиш изодрано, вскрыто, будто его грыз дикий зверь; в одной глазнице — месиво. Люси отползает в сторону, нашаривает на земле обломок ключа и стискивает в ладони, почти не чувствуя, как он рассекает кожу; её неудержимо рвёт, она кашляет и давится, пока, чуть не задохнувшись, не падает на мостовую без сил.       Она не знает, сколько проходит времени, прежде чем её находит Кана.       Кана обнимает за плечи, укутывает то ли в штору, то ли в скатерть, гладит по перепачканным волосам и не спрашивает, что случилось.       Люси очень нужно напиться до беспамятства — Кана понимает.

февраль 2020