Санёк

      В серое мусорное ведро опустилась упаковка от ванильного пломбира. Аня решила припасти мороженое до позднего вечера, чтобы съесть его в тишине, но не удержалась. Родители присылали фотографии дачных цветов, жаб, камней, бочек, луж, елей и прочих важных вещей. Макс говорил по телефону с матерью. Он никогда не врал ей, он мог недоговаривать, подменять понятия, применять литоту или гиперболу, но точно не врать. Под словами «витамины на завтрак» он понимал шоколадные шарики, на упаковке которых большими буквами написан витамин B с разными цифрами. Под словами «на первое суп, на второе — мясо с гарниром» он понимал лапшу быстрого приготовления, в одной порции оставался кипяток, в котором лапшу заваривали, а из второй кипяток сливался, вместо него к лапше добавлялась сосиска, разогретая в микроволновой печи. Под словами «лёгкая вечерняя прогулка» он понимал трёх-четырёхчасовое брожение по ночным улицам в полном одиночестве. На одну из таких прогулок он и собирался отправиться. Макс уже надевал кофту, когда к нему подошла сестра:       — Где ты достал мороженое? Магазины тогда не работали.       Юноша наклонился, чтобы завязать шнурки на берцах.       — Я достал его из морозилки. Я купил его до того, как ушёл. Оно лежало там всё это время. На других полках лежит ещё, можешь проверить.       Дверь захлопнулась. Ключ проскрипел свою единственную фразу, которая в зависимости от ситуации означала либо приветствие, либо прощание. Аня отодвинула полку морозилки. Там уже не было ничего полезного кроме холодного десерта разных размеров, вкусов и цветов. Девочка поскорее закрыла морозилку, чтобы не съесть всё сразу.       Она вернулась в свою комнату и постучалась в шкаф. Дверь открылась.       — Когда старшие хозяева вернутся? — спросил Санёк, выползая из убежища.       — Кто? Мои родители?       — Да. Твоему брату явно не на пользу идёт их отсутствие.       Аня пожала плечами.       — Он говорит, ему так даже лучше.       — Он, вообще, много чего говорит, но это не значит, что всё действительно так, — домовой нахмурился и посмотрел на портрет в деревянной рамке. Рукой уличного художника из Сочи был изображён молодой человек с короткой стрижкой и острым носом. Губы, очевидно, не спешили показывать улыбку. Это, вкупе с тёмными бровями и мешками под голубыми глазами, придавало портрету серьёзности, которая в жизни разбавлялась ямочками на щеках. Рядом с корявой подписью художника было написано «Антонов М. П. Сочи. Август».       — Родители должны вернуться послезавтра. Хочешь мороженое?       Санёк быстро забыл о своём негодовании.       — Было бы непл…       В дверь постучали.       — Неужели не заметили звонок? — сказала Аня, подходя к двери.       Но снизу дверь начала расплываться, стала прозрачной так, что можно было разглядеть лестничную площадку. Из деревянной поверхности постепенно вытягивалось существо. На обложку модного журнала ему бы не удалось попасть: низкое, тощее, с клочками волос на голове, абсолютно без одежды, с шершавой бледной кожей. Аня отшатнулась назад и чуть не упала, она покосилась на существо и прошептала:       — Что это?       Санёк собрался что-то сказать, но существо его опередило.       — Позвольте представиться: злыдень! Ваше жилище наполнилось грехом, а я это очень люблю. К сожалению, пока я буду питаться грехами, мне придётся наводить здесь беспорядок, раздор и принести нищету и болезни, — злыдень протянул Ане когтистую ладонь для рукопожатия, но она лишь отшагнула назад. — Как некультурно! Где ваши манеры?       Санёк подошёл ближе:       — Не приставай к девочке! И, вообще, тебе бы следовало отсюда уйти. Здесь не убивают и не воруют. Я изгоню тебя за две минуты!       — Ох! Ох! Значит, так ты встречаешь гостей? Очень мило. Спешу тебе напомнить, что ты слаб, ведь ты не просто попался человеку на глаза! Он знает твоё настоящее имя…       — Здесь нет страшных грехов. Немного вранья, разве что, и так, по мелочи. Ты сам здесь не сильнее меня.       — А ты не очень наблюдательный. Утрата веры в истинного Бога, чревоугодие, уныние, ложь. Мне продолжить?       — Это же мелочи! Я не дам тебе пройти сюда! — Санёк ткнул в злыдня указательным пальцем. Злыдень оскалился, показав друзьям жёлтозубую пасть с окровавленными дёснами.       Аня пыталась понять, что происходит, но поняла только то, что у неё проблемы. Она решила попробовать помочь домовому и бросилась на кухню за ножом. К моменту, когда она вернулась, в коридоре сияло множество искр, полыхал огонь, но вещи всё равно не загорались. Санёк бормотал что-то вполголоса. Казалось, ноги его уже не держат, потому как они подкашивались, и тот потерял способность ходить прямо. Злыдню было не намного лучше, но с лица его не пропадала ухмылка. Аня пыталась крепко взяться за нож и всё крутила его в ладонях, думая, как это лучше сделать. На шум прибежала кошка; от увиденного она пришла в ужас, выгнула спину и зашипела.       Ухмылка злыдня сломалась затяжным чихом.       — Чёртова матерь! Апчхи. Апчхи. Извиниде, гозпода, я вынужден удалидься за продивоалергенным средсдвом. Но я ещё вернузь!       Медленно злыдень начал растворяться под аккомпанемент из своих чиханий. Санёк упал на спину и закрыл глаза. У Ани застрял ком в горле, навернулись слёзы.       — Всё очень плохо?       — Да.       — Ты живой?       — Да, если так можно сказать про духа.       — И что теперь делать?       — Злыдни обычно за три дня могут украсть пачку чего-то из аптеки. Я должен уйти, вам пришлют нового домового. Он будет сильнее.       — Почему?       — Потому что домовые слабеют, когда их замечают. Домовой, который плохо прячется — плохой домовой, — Санёк открыл глаза. — Аня, ты веришь в Бога?       — В Бога? Не знаю. Наверное, да. Родители говорят, что Он нас создал, а Макс говорит, что никто нас не создавал, мы сами создались с течением эволюции.       Аня задумалась, посмотрела в зеркало на стене: «Вот она я, моя кожа, волосы, глаза. Зеркало весит на стене, стена тоже из чего-то сделана, как и зеркало. Наверное, это слишком сложно для того, чтобы создаться самим». Девочка отвлеклась и ослабила хватку, нож воткнулся в ладонь лежавшего Санька. Он увидел хлынувшую из раны кровь до того, как осознал боль. Оба вскрикнули.       — Извини, пожалуйста. Я сейчас достану бинты, а ты пока иди промой рану.       Аня быстро побежала к тумбочке и вытащила из прозрачной пластиковой коробки две упаковки марлевых бинтов.       — Если честно, я совершенно не знаю, как обвязывать раны, — девочка виновато опустила глаза, раскрывая одну из них.       — Ничего, я разберусь, но больше так не делай, — Санёк повертел бинты, кое-как обмотал рану.       Он сел на пол и уставился в стену.       — Интересно, если я дух, откуда у меня кровь? — домовой вопросительно повернул голову на Аню, которая села рядом.       — А вам об этом не рассказывают?       — Нет, нас учат только свою работу делать. Я прочитал ту книгу, которую ты мне дала. И знаешь, там ни слова про домовых.       — Ну, может, будет в других книгах, их же много.       И снова наступила тишина. Только кошка тёрлась об Аню и мурчала, заглушая мысли.       — Я смогу познакомиться с новым домовым? — вдруг спросила Аня.       — Нет. Нужно будет стереть тебе воспоминания о домовых, злыднях, буках и прочего, чтобы новый домовой не повторил моих ошибок.       — И что? Я совсем не буду о тебе помнить?       — Не будешь, — Санёк посмотрел на подругу и по красным глазам девочки понял, что сообщил об этом слишком резко. — Это для твоего же блага. Без этого злыдни разнесут тут всё. Поэтому нам нужно поторопиться. Собери мне, пожалуйста, каких-нибудь вещей. Я уйду завтра вечером.