одержимость

была поздняя ночь. я налил себе холодного кваса, который стоял в холодильнике около двух дней. поэтому, он смог хорошо охладиться и пропитаться льдом. я закинул в стакан коктейльную трубочку, но идя в кромешной тьме по коридору, вдруг понял, что не буду из неё пить. но не из-за каких то стереотипных предрассудков, да и мне было на них всё равно всегда. чуть не запнулся о протянутый удлинитель, который висел от одной стены с розеткой, до другой с кроватью. перешагнул и улёгся полусидя с кружкой холодного напитка. отхлебнул и понял, что так намного вкуснее, чем из пластиковой палки. с одной стороны, я никогда не задумывался, как сейчас — в два часа ночи о том, что квас из трубочки пьётся по другому. мол, всякие лимонады и газировки вкусны через неё. но вот квас нужно смаковать. либо вкусовые рецепторы моего языка давно атрофировались от желчи. а с другой стороны, я просто неумело подавлял в себе раздражение о том, что так любил делать именно он., но его самого, внутри себя, я подавить так и не смог. поэтому в нашем доме была всегда целая куча пластмассовых трубочек, как и сейчас. но уже только в моем доме, как и в моей голове. и в такие вечера было жутко морозно. а они были невыносимыми каждыми днями. поэтому я напивался, по глупости думая, что мне станет легче. но становилось только хуже. да я и не понимал, так то, вовсе, в чем дело. может быть, и в том, что я знал, что алкоголь обратно понижает температуру тела, и что горячее состояние — это всего лишь иллюзия. а может, и в том, что напивался я, вовсе не от того, что мне было холодно. в общем, я понимал и признавал то, что я зверски скучал по своему энерго-мальчику. да и своим то, назвать его я мог только при себе. и поистине повергло в ужас то, что он не достаётся мне. что не принадлежит, как хозяину его ласковая кошка. но эта крайность кошмара, поимела с меня свой же, то есть, её же апогей. ибо в итоге, я сам себе признался, что смиренно принимаю систему «так и не доставайся ты никому». и сейчас я считаю вполне нормальным то, что охотно готов прижать её, словно беспомощную лань, и полоснуть по её нежной глотке. попадись она мне на глаза лично. на визави. при этом, оставив малышку с ним. дома. но все же, вещью, я его никогда бы не обозначил, на что сверху, намёк мог дать. ведь, для меня он был кем-то из разряда субтильных ангелов или муз в белоснежных одеяниях. сам я, для него предназначался тем, кто будет держать в ладонях раскалённый нимб над его макушкой, чтобы он ненароком не свалился. олег же, был тем, кто будет наблюдать и улыбаться. я же, был предназначен для того, чтобы повеситься на его лебединой шее.