Второе солнце

От жары Федор дурел. Крутил ручку, чтобы опустить окно, делал несколько глотков горячего пробензиненного воздуха и закрывал обратно, чтобы избавиться от шума и дорожной пыли. Он ехал всего ничего, пять часов, а вымотался, словно всю ночь за рулем. И поэтому он сперва решил, что высокий тощий парень с вытянутой рукой вдоль трассы на подъездах к Нальчику ему мерещится. Федор чуть сбавил скорость — скоро город, надо скинуть до восьмидесяти. Он разглядел парня чуть лучше: вихор русых волос, длинные ноги в шортах до колена, рюкзак. Парень же явно подумал, что наконец хоть один водитель сжалился над ним, и, размахивая руками, устремился к Федору с рюкзаком наперевес. Проехать мимо теперь было как минимум негуманно. Федор нехотя переключил на нейтралку и, подкатившись ближе, окончательно затормозил. Он только потянулся, чтобы опустить окно с пассажирской стороны, а парень уже дернул за ручку двери. Не так быстро, двери заблокированы… Стекло поползло вниз, и тут же в узкой щели оказались пальцы, сверкнули на янтарном солнечном свете кольца — как у сороки, серебряные, много. — Куда тебе? — спросил Федор, разглядывая парня. Нормальный вроде. Ровесник. Светится улыбкой. Нос уже красный, видимо, сгорел, пока ловил тачку, белоснежка. — До Краса, братик. Подбросишь хоть немного? Жарко — жуть. Парень все улыбался, просунув голову в салон вслед за пальцами. — Да что ты говоришь, — хмыкнул Федор. — Садись. Щелкнули замки. Парень тут же плюхнулся на сиденье, с блаженством выдохнул и вытянул ноги под приборку. На миг он закрыл глаза, запрокинув голову. Едва ли не застонал. — Спасибо, — с чувством произнес он, повернувшись к Федору, и протянул ладонь. — Андрей. — Федя. Окно закрой. Федор тронулся под скрип ручки. Андрей, пыхтя, крутил ее, не жалуясь, что она еле ходит. Как только он справился, и шум стих, Федор сказал: — Я мимо Краса поеду. Ты вытянул счастливый билет. — Куда едешь? Федор рассказал. Из Тбилиси — в Керчь. О том, что в Тбилиси он рассорился вдрызг с приятелями и предсказуемо после затяжной ссоры расстался с девушкой, говорить не стал. О том, что в Керчь поехал к едва знакомому звукарю, тоже не распространялся. Решение было глупое, психанул и свалил, а теперь плавился от жары. — Я в Нальчике у друга был, — сказал Андрей. — Но пора домой. — Ты в следующий раз на трассе не голосуй, — посоветовал Федор. — Тебе повезло, что я остановился. Поток плотный обычно, пассажиров некогда брать. — Да меня где выбросили — там я голосовал, — пробормотал Андрей. Федор усмехнулся. Видимо, друг Андрея такой же, какими друзьями были его спутники, с которыми он воодушевленно отправился в Грузию. Андрей завозился, обернулся, примеривая рюкзак между сиденьями. Федор отстранился влево, едва успев: Андрей кинул назад рюкзак так грациозно, что чуть не съездил Федору по уху. — Можно окно открыть? Жарко. Федор мотнул головой. — А кондиционер есть? — не унимался Андрей. — У тебя духота кошмарная, на трассе легче дышать было. — Я тебя сейчас тоже выкину, — огрызнулся Федор. Андрей засмеялся. Проведя ладонью по лбу, Федор стер пот. Кондиционер в его ретро-автомобиле не предусматривался. Но шум и грязь с дорог раздражала еще больше жары. Он скосил взгляд, прослеживая татуировки на тонких белых руках Андрея. Тот, заметив, вытянул руку внутренней стороной вверх, позволяя разглядеть. Но тут же вдруг забеспокоился: — Ты ведь не считаешь, что тело — это храм, и рисунки его оскверняют? — А если так? — Не считаешь, — успокоился Андрей. — У тебя татухи есть? — Не… Андрей оказался кошмарно болтливым. Закрыв вопрос с татуировками, он начал описывать свою поездку в Керчь, которую совершил семилетним мальчиком, и уверял, что запомнил почти все, а главное — море, ты бы видел, как море там сливается с горизонтом… Федор старался концентрироваться на дороге. Город сковали пробки. Встав под светофором, он прервал Андрея на полуслове: — Там в кармане двери рядом с тобой вода. Подай. Андрей, смолкнув, вытащил бутылку минералки — почти выпитую поллитровку — и протянул Федору, предварительно отвинтив крышку. От отвратительно теплой, но все еще газированной воды захотелось пить только сильнее. Со лба скатывался пот, и Федор пожалел, что еще пару часов назад снял промокшую почти насквозь бандану и бросил ее куда-то на заднее. — Ты горишь, — сказал Андрей. — Давай я выйду, холодной куплю. Его бледная ладонь мелькнула перед глазами и тут же пальцы оказались на лбу. Федор дернулся, но поздно: призрак прикосновения отпечатался на коже, словно слепок лапы кота в бетоне. Будто по щелчку ушла ватная боль из затылка. Федор с удивлением посмотрел на Андрея. Тот улыбнулся: — У меня даже в сорок градусов руки холодные. Длинные слишком, сердце кровь догнать не успевает. И он снова потянулся ко лбу Федора. Тот уже не сопротивлялся. Холодные пальцы коснулись его лица, и Федор закрыл глаза. Сзади засигналили. Он выругался и тронулся — зеленый уже зажегся. Они остановились ближе к Пятигорску, зашли в Мак, где гонял сухой воздух мощный кондиционер. Федор ушел в туалет и сполоснул лицо ледяной водой. Голова гудела. Если б не жара, он бы перекусил за рулем и уже к ночи был бы в Керчи. Но не рассчитал, что с высокими температурами справляется куда хуже, чем с привычными низкими; и зачем он только поддержал идею отправиться на юг, к морю? Лучше б в Питер рванул на пару недель. Вернувшись в зал, он застал Андрея, жадно уплетающего Биг Тейсти. Вонзив зубы в огромную сочную котлету, Андрей от удовольствия даже зажмурился. Откусив порядочный кусок, он открыл глаза, увидел Федора и с набитым ртом попытался, кажется, пожелать приятного аппетита. Федор усмехнулся. Вот трепло. Даже еда его заткнуть не может. Он сел за столик напротив. Ел Андрей неаккуратно, впрочем, монструозный бургер сложно было съесть элегантно. Роняя листья салата и лук, капая на поднос соусом, Андрей искренне наслаждался. Под конец облизал пальцы, поочередно отправляя их в рот. Федор завис, наблюдая, как Андрей складывает губы трубочкой, погружая в рот указательный до самой костяшки. Лицо опять начало гореть. Федор опустил глаза и буркнул: — Руки только вымой, прежде чем в машину сесть. — Я тебе больше скажу, — доверительно произнес Андрей, наклонившись ближе. — Я еще и тело омою, потому что я пиздец весь пропотел, пока тачку ловил. И он улыбнулся до ушей. Потом откинулся на спинку дивана, медленно потягивая колу через соломинку. Он смотрел из-под полуопущенных век словно бы сквозь Федора, но сомнений не было: разглядывает. Федор смотрел на него в ответ, впервые получив возможность изучить своего попутчика. Волосы у него выгорели. Светлее бровей. Скулы резко выделялись на лице. Но в худобе его не было изможденности, только сияющая белизна. Как он весь не сгорел с такой светлой кожей, стоя на обочине? Грудь его ровно вздымалась под майкой. — Мне повезло с тобой, Федь, — сказал Андрей. — Спасибо, что остановился. — Да я… — Федор не договорил, забрасывая в рот картошку. Не признаваться же, что он просто перед въездом в город скорость сбавлял. Они продолжили путь: Федор, вцепившись в нагревшийся до того, что обжигал ладони, руль, и Андрей — в майке, покрытой мокрыми пятнами. И вправду омылся. Андрей оживленно рассказывал историю всей своей жизни, и Федор уже знал, где тот родился, когда переехал в Краснодар и как сдал сессию. — Андрюш, — проникновенно сказал Федор, поворачивая к нему голову, — помолчи немного, а? Тот посмотрел укоризненно, но ответил: — Как скажешь. Твоя машина — твои правила. День клонился к вечеру. Солнце все еще слепило, но уже не жгло так сильно. Но духота — духота никуда не уходила. Андрей подтянул к себе колени, и Федор обнаружил, что он успел скинуть потертые вансы, оставшись босиком. На ногах у него пальцы тоже были длинные и ровные. Вдруг Андрей закинул ноги на приборку, чуть согнув в коленях. — Офигел? — возмутился Федор. — Ну Федь. Затекло уже все. У тебя места хрен да маленько для ног. Федор, переводя взгляд с дороги на голени Андрея и обратно, не нашелся, что ответить. Андрей лукаво улыбался — то ли радуясь победе, то ли польщенный вниманием. Но ноги действительно красивые. И голени, и колени, и бедра, обтянутые выцветшей джинсой. Для таких длинных ног нужна машина побольше и классом повыше… К шести вечера они встряли в пробку. Федор постукивал пальцами по рулю. Он заглушил мотор. Андрей открыл окно и высунул ноги на улицу к вящему недовольству водителя справа, но на его гримасы он не реагировал, полностью наслаждаясь моментом. Федор поймал себя на том, что Андрей ему нравится. Хоть и трещит без умолку, но нравится в своей любви к жизни, в той легкости, с которой он получает от нее удовольствие, и неважно, что его источник — еда или ветер, едва касающийся босых ступней. Они тащились по короткому участку дороги целый час, и Андрей мурлыкал, что дома первым делом залезет в прохладный душ, смоет пот и заберется в кровать голеньким, о, с каким удовольствием он избавится от одежды… — Ты так говоришь, будто в душ в трусах полезешь, — фыркнул Федор. Мысль о голом Андрее на простынях заставила его опять вспотеть. — Ох, Федь, я попросту не успею раздеться, так хочу в душ, прямо в одежде заберусь и там уже все сниму. И сразу в стиралку кину. Федор вздохнул. Он сначала рассчитывал доехать до Керчи, пока длится световой день. Пробки и остановки внесли свои коррективы. Уже темнело. — Куплю энергетиков пару на заправке, — решил он. — И так кучу времени потратил… — Сколько ты за рулем? — вполголоса спросил Андрей. Федор, прикинув, ответил: — Часов пятнадцать. Еще за пять доеду. — Оставайся у меня. Я с родителями, правда… Но это ничего. В одной комнате поспим. — Да ну, — отмахнулся Федор. Но Андрей настойчиво повторил: — Тебе надо отдохнуть. Ночь поспишь — и завтра бодрым поедешь. Кто тебя там ждет? Девушка? Скинешь ей мою фотку, точно не заревнует. Федор бы поспорил. Он бы заревновал. Вслух же произнес: — Да я ни к кому, по сути, и не еду. — Тем более! Федя. — Андрей коснулся его руки, лежавшей на коробке передач, и сжал предплечье. — Ты меня выручил. Спас, можно сказать. Я хочу тебе хоть немного отплатить гостеприимством за твою доброту. Федор повернулся к нему, и на миг они встретились взглядами. Федор сосредоточился на дороге — он действительно устал, ему нельзя ослаблять внимание ни на миг. Кольцо пальцев Андрея стекло к запястью. Он так и не отпускал, пока Федор не сдался: — Ладно. Уговорил. Спасибо. Андрей, просияв, уткнулся в телефон, приговаривая, что сейчас предупредит маму, никто против не будет, им еще и ужин оставят на столе. Без его руки на запястье стало пусто. Разогнавшись до ста тридцати по магистрали, Федор приоткрыл окно. Наконец легкая прохлада вползла в салон. А ведь так, ночью, ехать легче, и он без проблем долетит до Керчи, даже пробки пропали, ни одной впереди навигатор не показывает… Федор на долю мгновения глянул на Андрея. Тот уже клевал носом. На сквозняке дрожала его челка. Но стоило позвать его по имени, и он тут же встрепенулся: — Приехали? — В навигатор свой адрес вбей, — сказал Федор. — В Крас скоро въезжаем. И начал плавно снижать скорость. Чуть заполночь Федор припарковался во дворе. С детской площадки доносились смех и звяканье бутылок. Совсем как дома… Андрей, вытащив рюкзак, нашел ключи. Федор шагал за ним, оглядываясь. Возле подъезда мест не нашлось, и поэтому теперь они шли вдоль всего здания. Под покровом темноты Краснодар мало отличался от любого другого города России, только духота и поднимающийся от нагревшегося за день асфальта жар душили. Дверь в свою квартиру Андрей открывал медленно, чтобы никого не разбудить. Свет в прихожей он не включил, шепотом показал Федору, где спрятался душ, и пообещал принести полотенца. Федор, прихватив зубную щетку, прошмыгнул в ванную. Сначала свет резанул глаза, но в следующий же миг он привык. Раздеваясь, смотрел на вафельное полотенце в цветочек, висящее на крючке, и на таз с грязным бельем, стоящий поверх стиральной машины. Дверь открылась. — Федь… Держи. Андрей протянул ему полотенце. Сначала его взгляд сполз по груди вниз, но потом Андрей твердо уставился в глаза. Федор, кивком поблагодарив, отвернулся и переступил через бортик ванны. Он заметил, что дверь захлопнулась с запозданием, а значит, Андрей успел взглянуть на его голую задницу. Федор подумал, что ведет себя опрометчиво, но он так устал, что было глубоко плевать. Он подставил лицо теплой воде, словно провел в дороге не день, а всю жизнь. Выбравшись из душа, он похлопал по телу полотенцем. Пусть вода сама высохнет. Надев чистое белье, он тихонько вышел в прихожую и осознал, что понятия не имеет, куда идти. А в кромешной темноте в чужом доме и вовсе ничего не видит. Надо было номер Андрея сразу взять, хоть бы написал ему теперь. Федор сделал пару шагов и заметил полоску света под одной из дверей. Глаза постепенно привыкли. Ага, кухня, другая комната, наверняка побольше, родительская спальня… Он потянул за ручку ту дверь, из-под которой пробивался свет. Угадал. Андрей, сидя на полу, прислонившись к кровати, поднял на него сонный взгляд. — Ты бы сразу сказал, что плаваешь часами. Я б первым сполоснулся и оставил тебя в ванной на всю ночь, русалка. — Сам ты русалка. С длиннющими ластами. Потерев глаза, Андрей украдкой смерил его взглядом с головы до ног и поднялся. — Я тебе постелил чистое, Федь. Ложись. Он коснулся плеча Федора, и от мимолетного прикосновения его пальцев к голой коже побежали мурашки. Андрей ушел. Федор, погасив свет, забрался под простыню, исполнявшую роль одеяла, и опустил голову на подушку. Это был долгий день. Бесконечный. Ноги гудели, словно он бежал марафон, а не жал на три педали. А сна не было ни в одном глазу. Сбил. Вдыхая запах чистого постельного белья, Федор ждал, пока вернется Андрей. На полу лежала туристическая пенка с небрежно накинутым пледом, и казалось несправедливым вытеснять хозяина из его кровати; но после дня в дороге Федор не смог бы лечь по доброй воле на пол. Он решил, что предложит Андрею устроиться вальтом, но прикрыл глаза и задремал. Он вывалился из чуткого сна, уловив, как открылась дверь. Повернул было голову и разомкнул губы, но не успел ничего сказать. Андрей тенью ловко нырнул в узкую, рассчитанную на одного кровать, и прижался губами к плечу Федора. Сон разом пропал. Федор потянул за край одеяло, чтобы оно не разделяло их тела, и повернулся лицом к Андрею. Тут же упал в поцелуй. Лопатками он уперся в холодную стену, а грудью встретился с обжигающим нагим Андреем. Тот вел поцелуй, влажно скользя языком по губам, и руки его щупали, гладили везде. Ладони его перестали быть холодными… Он забрался пальцами под резинку трусов и потянул их вниз, проводя всей ладонью по бедру. От прикосновений сладко прошило низ живота. Федор тонул в беззвучной ласке. Он прикусил губу Андрея, перехватывая инициативу. Сжал талию. Подсунул другую руку под шею. Андрей, чистый, пахнущий мятной зубной пастой, вкатился ему в объятия, лег удобно, словно они всегда целовались, тиская друг друга. Прижался плоским животом. От него сердце стучало в ускоренном темпе. Федор соскользнул губами ему на шею, прихватил тонкую кожу, и Андрей шумно выдохнул, без слов одобряя. Двинул бедрами, дав почувствовать твердость члена. Его ладонь протиснулась между телами. На длинных пальцах больше не было колец. Федор жадно втянул его запах, проводя носом за ухом, зарываясь в мягкие влажные волосы. Между ног вбилось его колено, и Федор нетерпеливо подтянул ближе. Провел по груди, удивляясь волосатости — под майкой ведь не видно было. — Федь, — едва слышно прошептал Андрей. — Ты мне очень нравишься. — Я чувствую, — пробормотал в ответ Федор, обхватывая член Андрея — длинный, как все в нем. Он накрыл губы Андрея своими, чтобы ни звука больше не сорвалось. И сам едва не застонал, стоило Андрею сжать его член. Они торопились, конечно, торопились, словно с рассветом эта магия растворится, а ведь за окном уже приподнимался занавес кромешной тьмы. Тела снова покрылись липкой пленкой пота, но плавились друг от друга, а не от солнца, и это Федора устраивало. Он первым взорвался, забился в тянущей неге, и Андрей положил одну руку ему на затылок, вжав лицом в свое плечо. Федор, уткнувшись губами в его гладкую кожу, излился ему в ладонь. Запоздало продолжил ласкать Андрея, совсем потеряв темп, оглушенный, размазанный. Андрей запустил пальцы ему в волосы. Дал отдышаться. И Федор перевернул его на спину, навис над ним, чтобы удобнее, и погрузил язык в его рот, вылизывая изнутри. Четко ходил кулаком по его члену. Андрей сжал его плечи до синяков. Федор навсегда, наверное, запомнил его дрожь перед оргазмом, так интимно и открыто Андрей трепетал под ним. Потом лег рядом, тесно прижавшись. Не выдержал и спросил: — Ты в душе успел подрочить? — А что такого? Вдруг бы ты не дал… — промурлыкал Андрей ему сонно в висок. Федор положил ладонь на его поясницу, коснулся губами скул. — С твоей настойчивостью не дать тебе невозможно… Они соскальзывали в сон. Андрей бормотал: — Вот сдалась тебе эта Керчь… В Красе тоже неплохо… А уж если хочешь путешествовать, то лучше в Питер, чего в этой жаре мариноваться… А ведь действительно, подумал Федор. Я бы хотел в Питер. А теперь и попутчик есть. Андрей засыпал, нежно дыша ему в шею, и Федор был благодарен долгому дню, который их свел.