Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву. Джордж Бернард Шоу
***
В начале это было совсем незаметно. То как Нана задержится в спальне Иетсуны для более подробной сказки на ночь, позабыв о присмотре за Еши. Отвернется от робкого предложения сыграть с игрушками отец, недавно приехавший из продолжительной командировки, предпочтя обыграть старшую сестру в шахматы. И будут сторониться другие дети, считая ее странной некрасивой полукровкой, в противовес Иетсуне, которая взяла от родителей все самое лучшее. Четырехлетнему ребенку легко не замечать косые взгляды, тихие перешептывания и откровенную насмешку. Когда ее сестре уделяли куда большее внимание и та радовалась в ответ, Тсунаеши делила счастье вместе с ней. Когда окружающие насмехались над их противоречивостью в характере, даря едкие смешки, она неловко выдавливала из себя ломкий смех. Когда все отворачивались, оставляя ее сгорбленную фигуру совершенно одну, она не придавала должного значения, сосредотачиваясь на насущных мелочах. Наверное, ей не хотелось видеть настоящую раскадровку вещей. Все еще теплилась вера в то, что так и должно быть. Все еще горела упрямым огнем любовь к ней. Пока Иетсуна самолично не разорвала все устоявшиеся связи между ними. — Э-это же моя любимая кукла, нее-сан! — чувствуя, как глаза покрывает мутной пеленой, Савада-младшая не уставала тянуться до посмеивающейся сестры, с каким-то потусторонним удовольствием выкручивающей той руки и ноги. В начале на пол полетела голова игрушки, а после остальные конечности туловища. Единственный подарок Емитсу, который она берегла не хуже какого-нибудь дорогого экспоната в музее, чуть ли пылинки не сдувая. Таких у сестры было бесчисленное множество, таких у Еши еще не появится и за целую жизнь. Нос неприятно щиплет, но девочка подавляет всхлип в вовремя подставленную ладонь. Мольбы о прекращении пытки безвольно заканчиваются, когда-то довольно миловидную куклу уже не спасти. — Ками-сама, что здесь происходит? Нана взволнованно причитает что-то о мире и дружбе, но прежде чем успевает пригрозить чем-либо, Иетсуна неожиданно раздраженно, со скрытым предвкушением в голосе кричит: — Это сделала Еши! Она виновата. Я правда пыталась остановить ее, но она меня совсем не слушала. Ка-чан, ты же веришь мне? Тсунаеши с трудом проглатывает образовавшийся комок обиды, глотая злые слезы. Ей казалось, что это обыкновенная быстро уходящая ссора в кругу семьи и очень скоро они обязательно помирятся. Полившийся словно из рога изобилия поток тяжких оскорблений, болезненных тычков, подножек и ужасных представлений, где всегда оказывалась виноватой ее персона, доказывали обратное. Она любила старшую сестру, с которой выросла с пеленок, и честно старалась ее прощать, закрывая глаза на незаживающие синяки, царапины и мутное скопление обиды, несправедливости и боязни. Царившее умиротворение разрушил свист тормозов темного автомобиля на обочине дороги, в которую ее столкнула Иетсуна. Было много крови, криков и… боли. Но все, о чем могла думать сполна ощутившая привкус предательства девочка, это только о жестоких, лишенных смысла действиях зачинщика недавнего инцидента. За что? За что?! ЗА ЧТО?! Савада билась в немой истерике, мечтая исчезнуть из этого мира как можно скорее, не последовав естественной цепочке. Она впервые задумалась о том, чтобы совершить самоубийство. Ей было пять лет, она пролежала в больнице чуть ли не все лето и с грустью вспоминала, как хорошо было раньше. До того, как Иетсуна так сильно изменилась. А после полилась череда серых будней, разбавляемых разве что издевательствами с ее стороны, которые Тсунаеши стоически старалась терпеть, все больше зарываясь в путаницу системных файлов, компьютерных кодов и цифровых программ. Она не могла назвать себя профессиональным или хорошим хакером. У нее случались свои ошибки и осечки, которые несли завидные разрушения, кроме того ей определенно не хватало желанного опыта. Однако это было единственным, благодаря чему она могла спрятаться от невыносимой реальности, где ее презирает собственная же сестра, не обращает внимания ветреная мать и портят разновидными неприятными гадостями окружающие школьники. По крайней мере у нее стали появляться друзья. Да, отъявленные кадры вселенной, страдавшие психическими наклонностями, как Бельфегор, странными занудными лекциями, ожидаемо Верде, и просто имели чудаковатые привычки вроде их троицы из нее, Спаннера и Шоичи. Но они были. Еши о большем и мечтать не смела, надеясь, что данное спокойствие будет длиться вечно. В сравнении друг с другом они со старшей сестрой были полными противоположностями. Иетсуна проводила больше времени с отцом, а Тсунаеши с матерью. Иетсуна вращалась вокруг мафиозных боев и уличных драк, буквально дыша этим возбужденным воздухом, Тсунаеши же мирно сливала информацию определенным лицам, взламывая скрытые видео камеры наблюдения и карту местности. Иетсуна одевалась с иголочки, училась на высшие отметки и глядела на всех таким взглядом, как будто они были тем еще дерьмом, в то время как Тсунаеши прослыла неудачницей во всех смыслах этого слова, скатившись в полный нуль и боясь поднять дрожащего взора с носков своих ботинок. С трудом верилось, что они приходятся друг другу родственниками. Данный факт не раз отмечали родители, друзья и одноклассники. Каждый, кто хоть немного узнает их поближе. Неправильные близнецы. Неправильные игры в мафию. Согласно взломанному компьютеру Емитсу, Иетсуна должна будет стать следующим боссом Вонголы. Тсунаеши не сомневалась, что у той получится. Все качества, требуемые для этого поста, по крайней мере уже имелись в запасе. Только беспардонно ворвавшийся в их жизни Реборн считал по-другому, вбивая в голову недовольно поджимавшей губу всякий раз девушки непреложную истину о том, что хранители — это не только товарищи и оружейный материал, но также дорогая семья. Кажется, он не догадывался о том, кто на самом деле снял Проклятие Аркобалено, над реализацией и планом которого долгое время корпели они с Верде вдвоем. Что же, это и к лучшему. Савада нуждается в маске непримечательного гражданского, дабы никто не подумал, что тот самый нашумевший хакер со сладким, дурманящим пламенем, является ее скромной персоной. Истинным небом быть хорошо только до того момента, пока не настает час скрывать свои настоящие способности. Еши скупо улыбалась на подозрительные взгляды киллера, привычно игнорировала подтачивания Иетсуны и жила собственной жизнью непримечательной школьницы, числившейся участницей в одном малоизвестном игровом клубе. Жизнь текла своим чередом, изредка перебиваясь на фирменные приключения, собственноручно созданные Аркобалено Солнца, для устрашения и дальнейшего обучения Дечимо. Текла бы, если бы не эти тягостные ощущения при близком присутствии отобранных хранителей Наследницы. Не ее. Тсунаеши старается убедить себя в этом, против воли отчитывая Хаято за вредное курение, смеясь над прочитанной мангой вместе с Такеши, приходя для поддержки в боксерский клуб Рехея, подольше резвясь с игривым, капризным Ламбо и отдыхая на крыше, вслушиваясь в сопение лежащего на ее коленях Хибари. Это сложно — препятствовать связи, когда та идет к тебе прямо на встречу. Хотелось бы верить в то, что это не случайность, что это судьба, но холодно отрезвляет понимание того, что последует за их отказом Вонголе. Королевской убийственной семье, державшей в стальном захвате целую страну. С горечью она признает, что у нее нет таких сил. Она не может противостоять подобному врагу. Ей хочется отступить, но не позволяют. Хранители смотрят на нее с мрачной решительностью, и в следующую секунду Савада делает то, о чем будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Она соглашается. И никто больше не скрывается. Ни Иетсуна, исчезнувшая на несколько дней и доведшая репетитора до нервного состояния, которая начинает изменять себе, не задерживаясь до поздней ночи из-за ночных баров или очередной драки. Ни Тсунаеши, переставшая скрывать собственные отношения со всеми. Помутнение рассудка или все-таки нет, но ее наконец оставили в покое. Савада-старшая переключилась на одни известные лишь для нее задачи, посещая забытый старый детский сад, отключая телефон от неугодных звонков и целиком и полностью игнорируя младшую сестру. Еши кидает на нее настороженные взгляды и, успокаиваясь, переводит дыхание. Может быть все не так уж и плохо, а ей даже удастся дожить до двадцати лет. Она устраивает встречу с Варией, находит общие точки соприкосновения с Занзасом и теряется от его откровенного предложения занять пост, вместо своей высокомерной сестры. Истеричный смех вырывается непроизвольно. Если Вонгола ей не по зубам, то почему бы не примкнуть к ней, да? Как назло у Реборна нет времени для туманных советов, в последнее время он чересчур увлекается тренировками с Иетсуной, на которых уже доводилось бывать. Что же такого приятного находил лучший киллер современности в том, чтобы вжимать усталую, злую девушку в пыльную землю лицом и фиксировать запястья за спиной, Еши не понимала в упор, но старалась уважать чужие желания, чувствуя странную скованность и неконтролируемое раздражение. Итальянец ей нравился, она осознанно искала с ним встреч, желая узнать побольше информации, несмотря на то, что уже вычитала крупицы его биографии из базы данных вдоль и поперек. И столь очевидный интерес немного выводил из безмятежного равновесия. Японка смела надеяться, что он не отвернется от нее. Ее веселили их теплые разговоры за чашкой свежесваренного ею кофе, приятный тактильный контакт, наподобие случайно соприкоснувшихся кончиков пальцев, легких поглаживаний по голове и мягких усмешек с тягучим плавленным взглядом, а также податливого пламени. Их притягивало друг к другу. И Тсунаеши была готова умолять сестру на коленях, чтобы та не препятствовала зарождающимся отношениям. Чтобы не отбирала то, что было так дорого для нее, выращенное путем долгого, плодотворного развития. Она неловко протягивает ладонь вперед и просит мягким добрым голосом, забывая о том, сколько боли та ей причинила, оставив небольшой тонкий шрам на запястье: — Пожалуйста отступись, нее-сан. Одна единственная просьба. Но Иетсуна отшатывается от протянутой руки, как от опасного огня, и криво усмехаясь, смотрит на нее полным потайной желчи взглядом: — Ты определенно сходишь с ума, Тсуна. Тсунаеши опускает ладонь и скользит потерянным взглядом по деревянному блестящему паркету, на котором можно было разглядеть даже свое отражение, натыкаясь на собственные горящие темной бездной глаза. В них была спрятана жгучая ненависть.