Виноградный король

Я помню тот день, когда я научился говорить. Четыре года - чудовищно поздно для этого, но и начал я не со слогов, а с предложений. Когда я впервые вслух попросил у мамы еды, я не сказал "Кушать" или, например, "Ням-ням". Я сказал: - Мама, принеси мне, пожалуйста, рыбных котлет, мне они понравились. И мама ответила, будто так и должно было быть: - Они закончились утром, сынок. Так я научился говорить. Думать мне было легко, и это я делал с рождения, но раньше слова будто застревали в глотке, как комок манной каши. Мою маму буквально звали "Честная", а отца буквально звали "Правда". Я же был лжецом, каких нет и не было во всём городе. Мне нравилось врать, мне нравилось, что люди искренне верили моему вранью. Моя мама, Нао Ома, работала воспитательницей в детском саду, но она перестала работать перед тем, как умереть. Я не успел к ней привыкнуть и никогда её особо не любил, но я до сих пор по ней скучаю. Мой отец, Шин Ома, работал на заводе и пил очень много, и мне казалось, что он тоже скоро умрёт. Спиртные напитки, которые отец делал из чего попало, я считал чем-то вроде медленного яда, вливающегося в вены и медленно их уничтожающего. Потом я понял, что был прав, но об этом расскажу позже, сейчас же я расскажу только о том, что на сегодняшний день не пью ничего, кроме воды, чая и панты. Отец мне был безразличен и пьяным, и трезвым, но у отца был лучший друг - его начальник, единственный взрослый, с которым мне было хоть немного интересно. Кенджи Гокухара был директором завода. Мне всегда нравились влиятельные люди - директора, правители, даже учителя, и я сам хотел стать лидером, который может управлять хоть чем-то, помимо собственной жизни. Гокухара-сан был очень талантливым лидером, он умел организовывать труд на заводе так, чтобы рабочие не уставали, но работали продуктивно и производили столько продукции, сколько могут произвести. Гокухара-сан постоянно говорил что-то о том, каким должен быть настоящий японец. Настоящий японец должен быть холодным, расчётливым, умным и красивым. Часто Гокухара-сан и мой отец сидели на кухне за чашкой чая и разговаривали, не как начальник и подчинённый, а как лучшие друзья. - Шин, ты должен гордиться, что у тебя растёт настоящий японец. Вот я не могу иметь детей, но я бы тоже хотел быть отцом такого человека, как Кокичи. - Да можешь взять себе этого Кокичи, он мне не нужен, - отвечал отец. - Шин, я понимаю, что ты не до конца протрезвел, но ты не думал, что можешь причинить Кокичи боль? Почему ты отвергаешь человека, для которого ты являешься буквально всем? - Буквально всем для него является Нао, а я - просто банкомат, Кенджи. Отец смеялся и подливал в чашку из-под чая спирт. - Шин, чистый спирт вредит организму. Тебе нужно либо лечиться от алкоголизма, либо, если тебе так нравится вкус спиртного, пить обычный алкоголь. - Одеколон дешевле. Несмотря на то, что отец и Кенджи были лучшими друзьями, Кенджи никогда не делился деньгами с отцом. И это можно было понять - он просто считал это иррациональным. - Мне кажется, что Кокичи странный, - говорил Гокухара-сан. - Нао говорит, что у него аутизм. Я вообще не знаю, что такое аутизм. Нормальный парень, только слишком умный. Кенджи, а может, это твой сын? Гокухара-сан смеялся, а я делал вид, что рассматриваю в зеркало свою стрижку. Виски были побриты, а макушка торчала и напоминала корону. Я никогда не воспринимал всерьёз обвинения отца в том, что Гокухара-сан - мой родной отец. Когда Гокухара-сан был ещё младше, чем я, в него кинули камень как раз за то, что был слишком умным, и попали прямо в область паха. Гокухара-сан из-за этой травмы не мог быть моим отцом даже в теории, а мой отец просто был слишком пьян, чтобы думать об этом. *** В конце марта в наше общежитие переехала девушка из первого класса старшей школы. Там, где она жила, была только начальная и средняя школа. Её звали Чиэко, она любила историю Европы, но ей не с кем было делиться своим интересом к ней, и тогда я попросил её показать книги по истории. Я очень любил книги, но у нас дома были только детские книжки с огромными картинками, я их ненавидел и не считал за литературу. Чиэко показала мне книгу про Гитлера, документалистика какая-то, я сейчас и не вспомню название. Сама книга была неинтересная, слишком много терминов и слишком мало того, что было действительно интересным. Не рассказывалось ни про Гитлерюгенд, ни про Аненербе, ни про Тиргартентштрассе, о которых я узнал только тогда, когда заканчивал старшую школу. Про Гестапо написали несколько абзацев, и вообще вся книга была написана в таком ключе, что нацисты - мерзавцы, нацисты - уроды, нацисты - твари, а причины и предпосылки того, почему они были мерзавцами, уродами и тварями, автор не написал. И всё-таки, эта книга втянула меня в историю Третьего Рейха. Мне хотелось такого же влияния, как у Гитлера. Стареющий эмо с маленькими усиками не очень-то был похож на верховного лидера, но и я не был похож на лидера. Я любил смотреть в зеркало в коридоре. Это зеркало было общим, в него смотрелись все жители нашего этажа, кто-то не просто смотрелся, но и лапал, или же плевался. Парень, который жил в комнате в конце коридора, вообще любил рисовать разные неприличные символы и слова на зеркале. Итак, когда я смотрел в зеркало в коридоре, я видел тощего маленького мальчика с выбритыми висками и торчащими вверх волосами. Сейчас меня назвали бы маленьким панком, но я не был панком и мне не нравилась моя стрижка. Я хотел длинные волосы, поэтому перестал стричься в средней школе. Лицо моё очень нравилось Гокухаре-сану - чистокровно японское, наверное, поэтому. Мои родители были похожи друг на друга, так сильно похожи, что я задумывался над тем, что я мог бы быть результатом инцеста. Конечно, этого слова в четыре года я не знал, но задумывался над этим довольно часто и спрашивал Чиэко, может ли такое быть, что мои родители - брат и сестра. Тогда мне Чиэко отвечала, что Япония долго не поддерживала дипломатических отношений с другими странами, поэтому все японцы в какой-то мере братья и сёстры, даже я и она. Я удивился, но виду не подал. *** За год до того, как я должен был поступить в начальную школу, произошёл разговор моего отца и Гокухары-сана. - Мария-чан приезжает со своим сыном. Мне так не терпится поскорее её обнять! - Она же украинка. Разве тебе, Кенджи, не противно? - Я понял, что любовь превыше любого расизма. - А ещё у неё муж есть, помнишь? - Шин, он такой же, как ты, пьяница, которому на всё насрать. - Ты сказал слово "насрать"? Что случилось с моим корешом-интеллигентом? - Гриша, между прочим, одного возраста с Кокичи. Пусть Кокичи придёт к нам. - А ты вообще спросил самого Кокичи? - Гокухара-сан, я приду, - сказал я, и тогда Гокухара-сан взял меня за руку и повёл к себе.