умиротворение

Эдик чувствует себя неловко. Ему, в принципе, чаще всего сложно в нормальное человеческое общение, но сейчас именно тот случай, когда он максимально растерян. Сейчас, когда в нём, в его поддержке так сильно нуждаются, он боится сделать лишнее движение или сказать что-то не то, потому что он и так может сказать совершенно не то, что хотел, или это может прозвучать совершенно не так, как звучало у него в голове. И хоть Ефим уже, вроде как, научился понимать его правильно, сейчас не то время, когда стоит рисковать. Битва чёрных закончилась, но это определённо не та ситуация, когда можно расслабиться и морально настроиться на следующую неделю. Потому что вердикты они узнают только завтра. И хоть уже ничего не исправить, всё, что было в их силах, уже сделано, а паника с каждой минутой только растёт. И хоть в этой битве Эдик не принимал участие, по ощущениям она была самой нервной и эмоционально выматывающей. В какие-то моменты Эдик просто не мог оторвать взгляд от Ефима, не потому, что от парня в принципе сложно оторвать взгляд, а потому, что напряжение, которое агрессивными волнами исходило от него, передавалось всем в помещении, а Эдику в первую очередь. Потому что Эдик будто сам стоял внизу в чёрном фартуке и на протяжении полутора часов из кожи вон лез, чтобы остаться на проекте. С другой же стороны, мужчина прекрасно понимает, что он бы и близко так не нервничал из-за собственного блюда, уж чего-чего, а уверенности в том, что он готовит, хоть отнимай. И вот сейчас, когда конкурс позади, когда их ждёт, видимо, одна из самых нервных ночей, Эдик может лишь бесшумно перемещаться по номеру, почёсывая время от времени то свой затылок, то свои усы, и подбирая правильные слова. Но, смотря на парня, который скукожившись сидит на краю своей кровати и будто не дышит и не моргает уже где-то полчаса, Канаряну кажется, что, даже если бы по комнате прошёлся слон, он этого даже бы не заметил. И, если честно, Эдика пугает такое состояние Ефима, прежде он никогда не видел его таким. Даже когда тот обижался на мужчину по какой-либо причине (а их было достаточно), от него всё равно исходила энергетика жизни, молодости, невозможности усидеть на одном месте, а сейчас… Сейчас парень выглядит так, будто он пережил самый стрессовый момент его жизни, хотя, возможно, так и есть. И ему бы не помешала помощь квалифицированного специалиста, а не соседа по номеру тире его недопарня, который вряд ли может чем-то помочь. Эдик в какой-то момент даже подумал позвать сюда Юлю, дабы та его утешила и успокоила, а он эту ночь поспит у неё. Но что-то его останавливает. Мысль о том, что это должен сделать именно он, а не кто-то другой? Чувство собственничества, которое внезапно в нём проснулось? Эдик не знает. Он знает лишь то, что не собирается никуда уходить от этого парня (как сейчас, так и в будущем), и что он просто обязан сделать хоть что-нибудь, что заставит парня почувствовать себя лучше. Хотя бы попытаться. Но Эдику банально страшно. Он будто ходит по минному полю, где достаточно лишь одного неверного шага и всё — бомба, которая находится в голове Ефима, взорвётся к чёртовой матери. С другой же стороны, а вдруг парню наоборот нужна эта встряска? Что-то, что выбило бы его из этого состояния и позволило бы выпустить все эмоции, которые накопились внутри, а их явно сейчас не мало. Эдик даже не заметил, как настолько ушёл в себя, что застыл посреди комнаты, пока не услышал тихий, будто каждое слово дается ему с трудом, голос парня: — Ты чего замер? И Эдик понимает, насколько жутко это может выглядеть со стороны — номер покрытый гробовой тишиной и два мужика, которые застыли, словно они какие-то древнегреческие статуи. — А ты? — так же тихо отвечает Эдик. Он присаживается на свою кровать, прямо напротив Ефима, и заглядывает тому в глаза. Не так, как обычно он смотрит на судей, когда те оценивают его блюдо, а с теплотой, со всей заботой, на которую он способен, во взгляде, со всей любовью, которую он испытывает к этому парню, который сидит в метре от него и выглядит, как загнанный в угол зверёк. Он садится на свою кровать, а не рядом с парнем, только потому, что действительно боится его спугнуть. Он может сесть позже, просто нужно действовать аккуратно, медленно. Ефим же на вопрос не отвечает, просто резко пожимает плечами, будто за время, за которое он сидит в одной позе, разучился хорошо управлять своим телом, и теперь каждое движение ощущается как-то слишком странно. — Не хочешь выйти на балкон покурить? — предлагает Эдик. Он понимает, что, с вероятностью девяносто девяти и девяти процентов, тот откажется, но он не может не предложить, хотя бы попытаться. Потому что он знает, что Ефиму всегда сигареты помогали привести свои нервы в порядок. То ли после нервного конкурса, то ли после неприятного разговора с Эдиком или с каким-то другим участником. — Нет, спасибо, — на выдохе отвечает Кравченко и продолжает сидеть в той же позе, как и раньше. И Эдик делает то, что велит его сердце. Он встаёт с кровати и садится на пол прямо перед Ефимом. Он кладет свои ладони ему на колени и опускает на них свой подбородок и смотрит на того снизу вверх, пытаясь словить его взгляд, пытаясь разглядеть в нём какие-то эмоции. Эдик чувствует, как скучает по парню, на лице которого могло отображаться просто миллион совершенно разных эмоций в секунду. Эдик чувствует, что больше всего на свете ему хочется, чтобы парень улыбнулся. Своей самой очаровательной в мире улыбкой. Самой яркой, самой искренней в мире улыбкой. Некоторое время Ефим совершенно никак не реагирует, будто не ожидал таких действий от Канаряна (как и он сам, на самом-то деле), а затем опускает свои руки, закидывая их на плечи мужчины. Эдик воспринимает это за положительную реакцию, поэтому он идёт дальше — поворачивает голову и ложится на колени, а руками аккуратно обхватывает пояс парня и мягко поглаживает его поясницу круговыми, а иногда и абсолютно хаотичными движениями. Мужчина замечает, как со временем спина парня под его руками постепенно расслабляется, и парень будто мякнет в его руках. В какой-то момент Эдику кажется, что тот вот-вот уснёт, и он понимает, что это не очень хорошая идея. Ему самому совершенно не сложно так сидеть, он мог бы провести так хоть всю свою жизнь, но вот спина парня, на которую он и без того может шуточно жаловаться время от времени, явно ему спасибо не скажет. — Может, ты ляжешь? Тебе стоит поспать, — Эдик решает не говорить «выспаться перед завтрашним» или что-то в этом духе, потому что вряд ли парень хочет слышать что-то подобное. — Наверное, ты прав, — сонно отвечает Ефим и при этом совершенно не меняет свое положение. — Эй, ты что, хочешь чтобы я тебя уложил? — Эдик пытается добавить игривости в свой голос, чтобы как-то растормошить своего парня. И ему это удаётся, потому что он слышит тихий смешок, а затем чувствует, как Ефим пытается выпутать руки и встать. Эдик аккуратно поднимается, а затем подает руку парню, чтобы тот сделал так же, но в ответ видит лишь скептически поднятую бровь. Он подумал, что тот так реагирует на помощь, но, на самом деле, парень после этого просто ложится на кровать. В одежде, в которой он был на съёмках, и даже в кроссовках. — Не-не-не, сначала в душ, — начинает Эдик, мягко потряхивая Ефима за плечо. — Дядь, давай, ты потом спасибо скажешь. — Ладно, мамочка, — закатывает глаза Кравченко и встаёт, чтобы потом медленно переместиться в ванную комнату. Эдик же лишь смотрит парню вслед и думает о том, как же всё-таки непривычно видеть его таким. Таким безжизненным, без огоньков в глазах и какого-то внутреннего пропеллера, от которого парень ведёт себя так, будто он функционирует за счёт какого-то вечного двигателя. Как только дверь в ванную закрывается, Эдик смотрит на кровать парня и думает, что её нужно расстелить, чтобы тот вышел из душа и сразу завалился спать в уже готовую для этого постель. Потому что, мужчина уверен, Ефим этого сам делать уж точно не будет, вряд ли у него остались на это силы, а снова поднимать его, чтобы помочь, ему совесть не позволяет. Поэтому он аккуратно убирает плед, который лежал сверху, в сторону, а затем взбивает подушку, чтобы парню удобнее было лежать. Эдик понимает, что за все свои почти тридцать лет он никогда ни о ком так не заботился, как об этом пареньке. Но, если честно, он заслуживает этого. Он заслуживает абсолютно всего в этом мире и сейчас, как никогда раньше, он понимает, что ему просто необходимо показать Ефиму, что он здесь. Что он готов на всё ради него, он готов на всё, лишь бы тот наконец расслабился, лишь бы тот снова улыбнулся и осветил всё вокруг своей улыбкой. Он любит его. Сейчас это кажется самой очевидной вещью. Он, блять, любит его, и сейчас этот парень единственное, что его волнует. Точнее, состояние этого парня. Мужчина кладет подушку обратно, берёт в руки телефон, чтобы посмотреть сколько времени, и удивляется — уже давно за двенадцать, как время пролетело так быстро? Тем не менее, как только он увидел время, усталость будто новой волной покрыла всё тело, будто он снова пережил весь этот день. Сейчас же ему кажется, что парень торчит в ванной дольше обычного, и он не может не переживать по этому поводу. В голову сразу лезет куча вариантов того, что могло произойти, из-за чего Эдик начинает нервно мотать головой, а потом идет в сторону ванной и стучит костяшками в дверь. — Ты там живой? — у Эдика в голове просто бегущей строкой «просто ответь хоть что-нибудь, просто ответь хоть что-нибудь, просто-». — Да, я почти всё. Эдик облегчённо выдыхает и чуть ли не сползает по стене. Его останавливает мысль о том, что один из них всё же должен оставаться в трезвом рассудке и держать ситуацию под контролем. И, если обычно этим занимался Ефим по его же инициативе, то сегодня это определённо задача Канаряна. А затем он слышит звук открывающейся двери, машинально поворачивает в ту сторону голову и видит, как оттуда выходит Ефим — с взъерошенными мокрыми волосами, покрасневшими щеками и в футболке, на которой в некоторых местах проскакивали мокрые пятна. — Всё в порядке? — это определенно самый тупой вопрос, который мог задать Эдик в данной ситуации, он просто не сдержался. Ефим же одаривает его взглядом в духе «а ты как думаешь?», а затем идет в сторону кровати и удивляется, видя расстеленную постель. — Канарян, а ты умеешь удивлять, — тихо хмыкает Ефим. — Всё ради тебя, — на полном серьёзе отвечает Эдик. Ефим поворачивается, чтобы посмотреть на своего парня, и в этот момент Эдик впервые за вечер видит во взгляде, кроме усталости, такую родную теплоту. И он не может не воспринимать это как маленькую победу. После этого парень поворачивается обратно и ложится на свою кровать. И Эдику больно смотреть, как тот подбирает под себя колени и будто пытается уменьшиться или, может, казаться меньше, чем он есть на самом деле. Он подходит к своей кровати и абсолютно неосознанно сгребает в руки свой плед и подушку, а затем подходит к кровати Ефима и мнётся, прежде чем сказать: — Я, эм… Я могу? Поскольку Ефим повернут к стене, он понятия не имеет, о чем его спрашивают, поэтому с трудом поворачивает голову в сторону Эдика и смотрит как тот стоит со своим постельным. Парень еле заметно улыбается, прежде чем прошептать «конечно можешь» и подвинуться к стене, занимая теперь еще меньше места. Эдик же аккуратно кладет свою подушку рядом с подушкой его парня и ложится рядом, приобнимая Ефима и беря его руку в свою. Ефим же вздрагивает от неожиданности, а потом расплывается от порции человеческого тепла, в которой он так сильно нуждался. Именно поэтому он пододвигается к Эдику, чтобы чувствовать это всё ещё сильнее, на что Эдик в ответ сжимает руку Ефима в знак поддержки. — Ты сегодня большая ложечка? — тихо смеётся Ефим. — Понятия не имею, что это значит, — и Эдик действительно не имеет понятия. Но, судя по интонации парня, это не значит ничего плохого. Они лежат какое-то время в тишине, всё так же прижавшись друг к другу. И Эдик уже готов был уснуть чувствуя сердцебиение парня, как слышит еле заметное «спасибо». — За что? — За помощь на битве. И… И за сейчас? — с полувопросительной интонацией отвечает Ефим. Обычно парень более разговорчив и уверен в своих словах, но сегодня тот день, который совершенно не вписывается в их «обычно». Эдику же, как всегда, нужно немного времени, чтобы подобрать правильные слова: — Ты хорошо справился сегодня. Я уверен, что ты никуда не уйдешь, ты не можешь, — тихо отвечает Эдик, шепча парню куда-то в область шеи, из-за чего у того мурашки по коже. — Ты так говоришь, чтобы успокоить меня, или ты действительно так думаешь? — Я действительно так думаю. Ты правда молодец. Мужчина чувствует, как Ефим немного сжимается от его слов, будто стесняется. — Так непривычно слышать от тебя подобное. — Значит, мне нужно чаще тебе такое говорить. Они снова погружаются в уже такую привычную для сегодня тишину, но на этот раз она абсолютно комфортная и спокойная. Эдик чувствует, что у Ефима выравнивается дыхание и он вот-вот провалится в сон, поэтому, перед тем как уснуть, он говорит: — Мы обязательно справимся с этим, обещаю. И Ефим верит.