Более ста лет назад Хизуру была союзницей Элдии. Сын главы клана Сёгуна (позже известной как Семья Азумабито) имел тесные отношения с правящей династией Фрицев. После того, как Карл Фриц перенёс Элдию на Парадиз, он пригласил этого сына к себе на остров. После поражения Элдии в Великой войне Титанов, репутация Хизуру была запятнана, а оставшийся на Парадизе потомок клана Сёгуна дал начало Азиатскому клану за Стенами. В начала дальневосточной войны Марли, Зик приглашает Киёми Азумбатио для присоединения к силам Парадиза. В конце концов он уговаривает женщину, а Хизуру начинает помогать Элдии готовиться к будущему нападению на Марлию. В 852 году Киёми посещает Парадиз и встречает Микасу, потомка того самого Сёгуна. На встрече с властями Киёми, как посол Хизуру, высказалась, что её страна поможет Парадизу с инфраструктурой. Однако уже через год Хизуру отказывает Парадизу в помощи с иностранной торговлей.
Зимой грань между ночью и днем размыта. Если даже невзрачное и томное летнее утро заявляет о себе во всеуслышание, опрокидывая на землю ковш нежно-розовых сполохов… То зимой холодный и белёсый рассвет подкрадывается незаметно, исподтишка. Как профессиональный убийца. Микаса не стала щуриться, когда холодные льдинки забились о её замерзшие и уже порядком раскрасневшиеся щёки. Она лишь продолжила неподвижно стоять и наблюдать, как неизведанные ею улицы медленно преображались под целой горой снега. Вокруг ходили люди, оживлённо переговариваясь между собой. Их наряды пестрили красками и различались между собой не только украшениями, но и дизайном. Но больше всего поражали здания, так и приманивающие взгляд к себе чарующими фонариками. И пока сыпал снег, двигаться дальше правда не хотелось. Даже если бы он продолжил идти до самого утра. Микаса бы стояла так и дальше, вглядываясь в каждое незнакомое лицо, вчитываясь во множественные вывески. Она была в этой стране впервые. К собственному удивлению, пока она об этом даже не жалела — приглашение Киёми Азумбатио посетить земли предков оказалось весьма кстати. «Снегопад — единственная погода, которую я люблю. Он меня почти не раздражает, в отличие от всего остального. Я часами могу сидеть у окна и смотреть, как идет снег. Тишина снегопадения. Она хороша для разных дел. Самое лучшее — смотреть сквозь густой снег на свет, к примеру на уличный фонарь. Или выйти из дому, чтобы снег на тебя ложился. Вот оно, чудо. Человеческими руками такого не создать. Тебе стоит хотя бы раз побывать на своей родине, госпожа Микаса. Просто сделай это для своих тревог». И эти слова въелись Микасе под кожу настолько глубоко, что даже она сама не догадывалась об этом. Хотя, речь не в болезненности. Теперь дело было за малым: не остаться посреди самого оживлённого квартала, а продвинуться в своём путешествии чуть дальше, нежели на пару метров после прибытия её корабля. Но она продолжала стоять, впитывая запахи, голоса и сам свет. Было в этом месте что-то удивительно притягательное. Незнакомое и мирное. Оно не давило тяжестью воспоминаний, не терзало сердце и от этого не хотелось выпотрошить себя наизнанку. Вздрогнув, Микаса резко качнула головой. Горстка снега скатилась с её порядком отросших темных волос прямо на поникшие плечи. Вот воспоминаниями она душиться сегодня не хотела. Только не ими. Она и так ими питалась, ими жила, ими дышала дома. Ими же и умирала. Но здесь… Здесь было иначе. Хотелось подышать чуточку глубже и дольше. Чуточку свободнее. Она перевела усталый взгляд на замёрзшие и красные пальцы, словно это было чем-то важным и действительно значимым. Хотя, возможно так и было. Снегопад был удивительным, даже шелест листьев на деревьях вокруг пах свободой. Стоило очередному порыву ветра скользнуть по её плечам, как Микаса ощутила ещё кое-что — довольно неприятный тычок в бок. — Ох, прошу прощения, госпожа. Прошу, простите! — пожилой мужчина склонился в вежливом традиционном поклоне. — Совсем забегался. Простите! — Всё нормально, — Микаса повернула голову, едва окинув взглядом старичка. Осыпав её парочкой вежливых комплиментов, мужчина улыбнулся и поблагодарил за понимание. Видимо этот момент был тонким намёком для неё не стоять посреди оживлённого квартала, а отойти хотя бы в какое-нибудь заведение. Удивительно, что подобный тычок в рёбра она получила только раз с таким потоком людей, снующими то в одном, то в другом направлениях. Пришлось осмотреться, ведь выбрать заведение было непросто — пёстрые вывески с разными названиями были слишком кричащими и от того отталкивающими. И среди огромного вороха названий с не всегда удачной игрой слов внимание Микасы привлекла одна не такая уж и скудная фраза: «Без памяти — без прошлого, одно дно для двух чашек». Похоже, поэтичные корни настолько глубоко протиснулись в основание страны, что даже маленькое и старенькое заведение будет завлекать тебя загадочными строчками. Микаса была во многом сильна, но только не в этом. Эту часть мира она пока не понимала. А посему, зашла в заведение без каких-либо конкретных ожиданий. И села за первый попавшийся столик. Вот только кто же мог знать, что место это было… для свиданий. Возможно, следовало бы насторожиться или что-то заподозрить ещё у входа, ведь в заведении было очень темно. Лишь свечи у каждой двери хоть как-то давали понять посетителям, куда следовало двигаться. Для Микасы подобный мрак проблемой не был, быть может, у заведения такая политика? В другой стране другие обычаи. Она села поудобнее и подождала, пока к ней подойдёт молодой человек в строгой форме мутно-зеленого оттенка. — Доброго вечера, госпожа. Как я могу к вам обращаться? — вежливая и мягкая улыбка притягивала к себе внимание, а мелодичный голос завершали композицию в образе незнакомца. Стало немного неловко. Многим, но не ей. Микаса, чуть нахмурившись, тихо сказала: — Микаса. Молодой человек, переложив маленький блокнот в другую руку, принялся что-то записывать. Улыбка не уходила с его ясного лица ни на миг. — Госпожа Аса, очень приятно. Я буду вашим помощником сегодня. — Микаса, — она повторила это громче. — Я вас услышал, госпожа Аса, — улыбка становилась почему-то ей раздражающей. — Я буду вашим проводником сегодня. Молодой человек повторил это с всё той же беззаботностью. — Проводником? — она наконец-то обратила внимание и на эту часть. В животе неприятно заурчало. Чувство затянувшегося голода давало о себе знать более навязчиво, чем она изначально предполагала. — Вы здесь впервые, госпожа? — глаза молодого человека сверкнули в свете мерцающих свечей. — Да. И хотелось бы поесть, похоже, очень давно хотелось. — Прекрасно! Мы работаем только вечером. Это заведение помогает людям встретить собеседника, друга или товарища. Здесь вы можете вкусно поужинать, отдохнуть и просто помолчать. Требований не так много: принимать политику заведения, не шуметь и не включать свет. Дополнительные правила указаны на обратной стороне меню, — официант осторожно указал пальцем на дальний угол стола, возле которого сидела Микаса. — Каждые десять минут к вам будут подсаживаться незнакомцы, вы можете завести приятную беседу и многое другое. Собеседники будут сменяться, пока вы не позвоните в этот колокольчик справа от вас. Микаса ощутила, как её организм начинал самый настоящий бунт, вызванный обострившимся чувством голода. — Но поесть я ведь смогу? — она с сомнением покосилась на аккуратное и при этом довольно больное меню. Так называемый проводник улыбнулся шире: — Разумеется, возможно, вы желаете начать с блюда этого вечера? — Давайте два и горячий напиток, — она кивнула, считая разговор законченным. И очень зря, ведь мужчина посчитал это знаком — госпожа хоть и не знакома с остальными правилами заведения, но прочесть их на обороте меню точно сможет. Требований и правда было мало, главное — не шуметь излишне, не тревожить гостей и не включать свет. Правила заведения были несколько чудаковатыми, однако Микаса не видела ничего предосудительного в том, что кто-то будет утолять голод рядом. Будут они говорить или нет — ей все равно. Есть хотелось сильнее. Но как же она ошибалась. И это был не первый некомфортный момент за сегодня.***
— Я сломаю тебе хребет. — Прошу вас… Поймите, — взволнованный голос походил на блеяние. Фалько нервно вытер холодный пот со лба, словно это могло облегчить его ношу. — Я сломаю тебя полностью. Фалько задрожал и присел вместе с попутным поклоном, едва ли не в прыжке. — Поймите, это для вашего блага… Да, так оно и было. Для блага всего человечества мужчину перед ним напоили парализующими таблетками и отправляют сейчас в сомнительного вида заведение на инвалидной коляске. И хотя он уже способен был передвигаться самостоятельно, пусть и с тростью, сегодня даже этот вариант отпадал. — Сломаю по частям и сложу в форму одного из тех растений, что ты так заботливо выращивал в своём саду последние три года. Фалько попытался снова вытереть мокрый лоб, но несчастный измокший платок пал ниц к его ногам. Даже он не выдержал этого нервозного и беспокойного потока. В какой-то момент Фалько даже позавидовал этому клочку потрепанной ткани. — Я вернусь к вам через два часа. Пожалуйста, это для вашего блага. Вам нужно разговаривать хоть иногда с людьми. — Я могу их вырезать по одному. — Не можете! Не надо резать здесь людей, — Фалько нервно огляделся. И хотя мужчина перед ним был действительно обездвижен, он вполне был способен изничтожить всё на своём пути чуточку позже. А пока был вполне безобиден. Если только не смотреть прямо в глаза. И когда не дует ветер. Люди рядом, проходящие мимо со счастливыми улыбками, придавали немного храбрости. — Не надо резать людей, — Фалько повторил это, прямо как местные монахи мантру. — Мне достаточно будет и тебя. — Я это придумал не один! И правда, если они придумали это целой командой, почему отдувается Фалько один? Потому что камень бьет ножницы — довольный голос Габи так и стоял в ушах. Фалько скривился сильнее. Дело было за малым: выжить. Буквально заволакивая коляску в мрачное заведение, молодой человек мысленно прощался с жизнью десять раз. Ведь предстояло сказать следующее: — Завтра это повторится. Простите. И не дожидаясь бранного потока и смертоносного погрома — ну а вдруг? — Фалько убежал в один прыжок. Если бы можно было бы быстрее, он бы устремился и в окно. Послезавтра это тоже повторится, если кто-то из них выживет. Очевидно, работники заведения были предупреждены о прибытии весьма непростого гостя. К мужчине сразу поспешил юноша с навязчивой улыбкой. И он сразу ему не понравился. — Нас предупреждали о вашем прибытии, господин. Как я могу к вам обращаться? — Выведи меня отсюда обратно. — Как к вам обращаться, господин? — улыбка порядком раздражала. — Выведи меня. — Мне нужно ваше имя, господин. И так продолжалось около получаса. Улыбка сопровождающего настолько стала раздражать, что мужчины нервно задёргались. — Леви, — он процедил это сквозь зубы. Выплюнул. И если бы мог выплюнуть быстрее, то непременно бы это сделал. Со вкусом, расстановкой. Было ещё одно «но». Он проголодался. — Еви, — сопровождающий поклонился. Левый глаз нервно дёрнулся, очень сильно. — Леви. — Господин Еви, сейчас я отвезу вас на место, — сопровождающий продолжал улыбаться, словно намеренно провоцируя приступ неконтролируемого бешенства. — Каждый раз, когда вы захотите сменить своего собеседника, вы сможете воспользоваться вот этим колокольчиком… В конце концов, звон в этот вечер не утихал ни на секунду.***
… Для того, чтоб понять по-настоящему, что есть та или иная страна или то или иное место, туда надо ехать зимой, конечно. Потому что зимой жизнь более реальна, больше диктуется необходимостью. Зимой контуры чужой жизни более отчетливы. Для путешественника это — бонус. Но Микаса не была реальной путешественницей или достойным внимания туристом. И как же она была голодна! Время тянулось столь медленно, мучительно и с раздражающим привкусом горечи во рту. Это не было пыткой или чем-то ужасным, однако начинало раздражать, ведь пряные и насыщенные нотками сладости ароматы раздавались едва ли не от каждого стола. И только у неё было по-прежнему пусто. Пришлось осматриваться в который раз. Она сидела на мягком небольшом диванчике и ощущала какую-то тяжесть в груди, странное нетерпение. Кончики пальцев уже онемели, но Микаса продолжала елозить ими по слегка шероховатым листам уже фактически заученного наизусть меню. Что же за блюдо вечера она изволила возжелать? Что это будет — запечённая рыба или сочное мясо с овощами в приправах диких растений эриний? Быть может, это вяленные овощи в винном соусе с сыром и ягодами? Всё это, ранее вычитанное в злополучном меню, даже на слух казалось приторным и безмерно вкусным. А вместо подноса у её стола оказался собеседник. — Здравствуйте, я Таото, люблю красных рыб, гулять по безлунным ночам и сборники Косьёке Тайсо. Мне тридцать, ищу себя. Какой у вас размер? Ответа не последовало. А вот удар по пальцам, протянутым вперёд, был восхитительным. Даже ширма у столика не дрогнула. Звон колокольчика получился особенно печальным. — Рюн Кавал, пилот и я могу вознести тебя сегодня до небес, что скажешь? Звон колокольчика раздался не сразу, но был бескомпромиссным. — Дональд Коми, впервые здесь, надеюсь встретить единомышленника и изучать город вместе, смотреть на птиц и любоваться пейзажами. Было бы неплохо завести отношения…. И картина повторилась. — Мне нужен наследник для моего клана, я обеспечу тебя всем, дам жилье в поместье и деньги. Требований не так много… А звон колокольчика не утихал. При этом Микаса ни разу не поднесла руку к нему — всё делали за неё. Видимо, она была скверным собеседником. Микаса ощутила его присутствие сразу же. Но никто не хотел приветствовать друг друга. В конце концов, этот миг был предрешен. Достойный соперник. Или же… враг таких заведений? Резкий, раздражённый и холодный тон разрезал покой этого вечера уже навсегда: — Не буду тратить ваше время, госпожа, — последнее слово было выделено намерено и с явной циничной насмешкой. — Я не оправдаю ваших ожиданий, не отвечу на ваши вопросы, не проведу вас до дома. Тишина продолжилась. Микаса упрямо вглядывалась в меню, от расплывающихся надписей на листиках которого уже начинало подташнивать. — У меня нет намерения вести светскую беседу, делать комплименты и держать вас за руку. Даже так: у меня нет желания прикасаться к очередной потной ладошке, хватающей меня, словно желаете подержаться за соломинку для утопающего. Я предпочитаю тонуть сам. А тишина была всё так же прекрасна, как и снегопад по прибытию в эту страну. Ну почти. — Дайте угадаю, здесь вы ищите свою судьбу, прекрасного будущего мужа своих детей? Нужен целый или не очень? Или богатый кошелёк с увесистым свёртком купюр, едва уложенных туда с едва сладким, но все же затхлым запашком сигар? Но вам это, конечно же, кажется неважным. Ведь вы здесь за впечатлениями, пора сбежать от тусклых рабочих будней, сорваться во все тяжкие и забыться? Вопросы, каждый из которых был более ядовитым, чем предыдущий, продолжали сыпаться. Собеседник словно желал задеть человека перед собой максимально быстро, сыграть на чувствах, словно на струнах. — Есть хочется, — но она проронила лишь только это. И поток вопросов, на которые не было и не будет уже ответа, неожиданно сник. Тишина даже как-то стала давить на уши. — А ведь и правда, — неприветливый тон сменился на нетерпеливый. И оба даже не были удивлены, как будто по волшебству перед ними возник их проводник — фактически уже ненавистный им мужчина с приторной улыбкой. В руках его было сразу два подноса. С обещанным и такими долгожданными блюдами вечера, так давно заказанными Микасой. — Какого х…? Они сказали это вслух. Не сдерживаясь и хрустнув зубами. На подносах было множество рюмочек с разноцветными жидкостями. От этого зарябило в глазах. Но хуже всего было то, что была там и тарелка. Одна. Одна тарелка каких-то сухих палочек, политых странным белым соусом с комочками. — Вы заказали по два блюда этого вечера. Вот они, мы ради служить вам, госпожа и господин. Надеюсь, это придётся вам по вкусу. На всякий случай, мы добавили немного закусок, чтобы не было так приторно, — и эта улыбка показалась им чистым ядом. Совсем не разбавленным. Проводник испарился до того, как подносы полетели в его приветливое лицо, словно мужчина мог предугадать миг опасности. Удивительное чувство самосохранения или такта — они не знали, да и не важным это было в данный миг их уединения. Нервный смешок не заставил себя ждать. В уголке подноса был еще и горячий напиток, который просила Микаса — маленькая чашечка кофе. Они заказали сплошную выпивку и никакой еды. Никакой еды, о которой каждый мечтал уже довольно давно. Ничего съестного настолько, чтобы успокоить раздражение. И дело не только в желудке. Голодные, злые и опустошённые. Невидимые, забытые и одинокие. Они не встретились глазами и чувствами, не засмеялись в унисон. Они в унисон ненавидели. Микаса, устав от этого места, от проводника — или он более похож на простого официанта? — взяла сразу две стопки и выпила их залпом. Это фактически обожгло её горло и заставило странным образом почувствовать себя живой. Даже тьма вокруг словно стала обжигать её бледную кожу, позволяя телу расслабиться. И это впервые за долгое время. Расслабиться настолько, чтобы заинтересоваться последовавшим обращением: — Я не могу пошевелить руками в данный момент. Можешь ли ты…? Она скривится и сбежит? Посчитает извращенцем и изнеженно позвонит в чертов колокольчик, чтобы сменить столик? Потребует извинений с криками, как это делали ранее? В итоге, Леви скривился сам, устало прикрывая глаза. Худший вечер в его жизни. Точнее, максимально бесполезный вечер. Эти два часа казались самой настоящей нелепой и несуразной пыткой — позорным пятном на его репутации. Ему не нужно было общаться с людьми. Ему это было просто не нужно. Он устало вздохнул, желая заглушить раздражение в груди, бесов под кожей и свою брань в голове. Но тьма под веками не продлилась долго, поскольку холод на губах вынудил оживиться. Леви удивлённо открыл глаза, сам не понимая, что уже пьет фактически из рук незнакомки. Она буквально влила в его рот первую рюмку. Мягким и почти осторожным движением, а он даже не услышал шороха её одежды рядом. — Ну и дрянь, — Леви поморщился, чувствуя кисло-сладкий привкус на языке. Девушка напротив лишь тихо сказала: — Мне тоже не нравится. А затем она протянула к его губам ещё одну рюмку, ничего не спрашивая и не требуя ответов взамен. Он осушил и её. В этом мраке видны были лишь их очертания, ни выражения лица, ни саму внешность разглядеть было нельзя. Только вслушиваться, вдыхать и чувствовать. — Дерьмо, — он скривился, подмечая, как незнакомка повернулась к подносу, недолго рассматривая, что выбрать следующим. Выпив мутно-красную жидкость, она прохрипела: — Напоминает водоросли. — Тогда мне то, что слева. И так продолжалось до тех пор, пока не остались на подносах лишь чашечка кофе и тарелка c закуской. Но они испили и съели даже это. Кислое, горькое, сладкое и солёное. Это щемило на языке, это щипало на губах и зудело на дёснах. Это было от злости и неудовлетворённости, это от одиночества и неумения говорить складно. И лишь когда её рука дрогнула, слегка задевая тёплыми кончиками пальцев его нижнюю губу, капля уже остывшего кофе стекла по аккуратному подбородку. Это заставило Микасу почувствовать себя неловко и остановиться. Это ведь был первый раз, ведь так? Единственный собеседник без беседы мог и оскорбиться её неловкости. Столь нелепой и глупой. Микаса отвернулась и потянулась свободной рукой к салфеткам. Она всё это время подносила ко рту незнакомца еду и алкоголь, но ни разу не поинтересовалась, удобно ли ему. Да что там — она даже в лицо его не смотрела толком, ведь оного и не видно было. Да и ей это было не нужно. Ничего из этого. Выходя из заведения голодными, захмелевшими и каждый в разное время, они ощутили одно: они ещё сюда вернутся. Просто потому что… настоящее блюдо вечера ведь так и не было подано, ведь так?