и с хуя ли я твоя принцесса, кстати?

Пальто промокло и тянет вниз, словно хочет свести в могилу раньше, чем шальная пуля. Их врасплох застали во время разговора подельники подельников, а Эда вообще в заложники взяли. Непонятно как, непонятно зачем, непонятнонепонятнонепонятно. Арсению ничего уже, сука, не понятно. Он один за ангаром, как кошка, ползёт по стоящим жестяным бакам и пытается не шуметь. Только бы на крышу вылезть, а оттуда уже можно отстреляться. «Пернач», конечно, не лучшее оружие, но больше у него в карманах нет ничего. Даже телефон разбитый в такую кашу, что смотреть больно. Ни звякнуть никому, чтобы подъехали, ни маякнуть. Попову остаётся надеяться на милость жизни, и на то, что сегодня не день его смерти. Он же не верит в фатализм, в конце-то концов. Бредятина одна в голове от этого холода. Его уже до костей пробрало, ещё немного и чихать начнёт, а этого допустить вообще нельзя. Иначе заметят, пустят пулю в ребро и останется Арс тут лежать, пока тело не найдут. Если ещё и найдут… Он встряхивает головой, чтобы выгнать такие мысли, брызгая мокрыми волосами так, что девушки из рекламы завидуют молча в сторонке его шевелюре. Аккуратно, мужчина ставит ногу на небольшой выступ в кирпичной стене ангара и цепляется руками за выпирающие куски черепицы. Рывок, ещё один, и вот он уже на корточках, как истинный гопник в лакированных ботинках, ползёт гусиным шагом вдоль стенки, щурясь, чтобы в тумане разглядеть машины. Ладно бы ещё федералы, от них можно откупиться, но когда сами бандиты, с которыми у тебя сделка, устраивают засаду — это вообще странно. И нелепо. И непонятно. И ему бы сейчас в ванную лечь отмокать, с резиновыми уточками, а не вот это вот, блять, всё. Нет, ну серьёзно, ну какой нормальный глава мафии возьмет с собой на дело один пистолет? Арсений кричит внутри самому себе, что такой дурак, и что всё оружие было у Эда зачем-то — типо такого шустрого точно не украдут. В итоге, украли. Большая часть охраны мертва, вон, трупы под ногами валяются, только спустись с крыши. А Попову сейчас очень страшно даже нос высовывать в дырку стены железного ангара, не говоря о том, чтобы спуститься, потому что не понятно, ебанёт или не ебанёт, выстрелят или не выстрелят, дадут пулю буржую в лоб или оставят жить. Он очень надеется, что не дадут, и боится, как в первый раз на деле, лет десять назад, когда они с Антоном едва не выдали всю команду, а потом получили таких звиздюлей, что до сих пор помнят. К мыслям про Шастуна добавляются воспоминания их встречи недельной давности, разбитая губа, синяк на спине, болящие запястья, и прочие прелести бытия в заложниках у собственного дру(вра)га. Его бы сейчас сюда, он бы вообще без проблем оставшихся двух снайперов и четверых бандюганов с ножами размотал, передушил бы голыми руками за него, затоптал огромными кроссовками. Арс уверен, если бы он тут был, обязательно бы помог. Потому что несмотря на сложные взаимоотношения, они всё ещё нужны друг другу, как раньше. Вроде бы. Ну, ему так кажется. Арсений ложится на холодный бетонный пол, спасибо, что сухой, животом, и упирается ногами, черепашьими движениями вставая, как ящерица, на руки, макушкой выглядывая из небольшой дырки в жестяной стенке в полукруглой крыше ангара. Раздается выстрел только спустя семь секунд — он считает их теперь безупречно — и, среагировав, Арс едва успевает нырнуть вниз. Пуля пробивает насквозь противоположную стену и со свистом падает, ударившись об ограждения внизу, характерно брякнув. Попов морщится, тяжело вздыхает, и достает из кобуры под пальто пистолет. Движения вниз, вверх. Такие тёплые — сложно назвать их хорошими, потому что это всё-таки были преступления — воспоминания о временах, когда всё было проще, легче, когда он зависел только от количества патронов в магазине, бинтов в сумке и звона цепей с кольцами рядышком. Рука на сотую секунды вылетает, а в плечо тут же бьёт непривычная после нескольких лет затишья, отдача, выбивая из колеи. Он промахивается, кажется, и попадает в стекло, которое с дребезгом летит на землю. Нет, ну эти горе бандиты точно дураки совсем. Даже не бронированное! Они приехали сюда на обычной машине? Да что за люди вообще?! Аж стыдно становится. Вторая его пуля попадает, судя по отсутствию дребезга стекла, еще одного выстрела и положению его руки, относительно вооруженного, в плечо либо в предплечье. Арс готов расцеловать самого себя за то, что не разучился ещё. Руки-то помнят, а глаза, пусть не видят так же хорошо, как раньше, запоминают по очертаниям и додумывают сами. Это в крови у него, бегать от полиции, прятаться по тёмным подвалам, а не носить дорогущие костюмы и за «молчание» платить огромные деньги… Бабки, бабки, сука, бабки ведь проебали! Переправив пару людей через границу они могли бы заработать больше девяти миллионов, а то и за семнадцать, если бы ещё одного нашли. Ну что за чёрт, одни разочарования и потери. Арс вздыхает, ёжится от холода, уткнувшись лбом в руку. Спать хочется и, простого, человеческого: поесть, лечь в кроватку и укутаться пледом по глаза, и чтобы парни сами всё решили, сами деньги нашли, сами всё отправили. Он убирает в кобуру пистолет и трёт ладони, пытаясь согреться. Честно, подустал уже от этого всего, но выходить из игры не время. Ой как не время. Один снайпер почти повержен, но остаётся еще один, с другой стороны стены, где окон и дыр нет, откуда не вылезти никак. Внизу, где–то, кстати, бегают четверо лысых беспонтовых пирожков с ножами, готовых всадить их Арсению в плечо, в бедро, или, того хуже, в шею, в руку куда-нибудь. Оно ему не надо совсем, поэтому остается только ждать подмоги, если Выгра успел её вызвать, конечно. Но он-то вызвал, это точно. Спустя полчаса, три затёкшие конечности из четырех и уже едва ли не клевание носом в пол, Попов слышит шорох. Шум колес, шаги, размеренные и тихие, потом глухие удары — всего пара штук. что там вообще за нинздя? — и дальше шаги, чуть более уверенные. Он не понимает, кто такой у них в команде, кто не врывается с ноги в хату под Highway to hell с магнитолы в машине, не ломает прикладами хребты и не стреляет, а бьёт только. Арсений выглядывает в дырку в стене и глазам поверить сначала не может. Антон, скотина такая, идёт, чуть улыбаясь, положив руку одному из каких-то мужиков на плечо и приобнимая его по-дружески даже. Не курит, на удивление, а только перешёптывается с ним тихонько и смотрит в воздух, видимо, взглядом выискивая Попова на крыше. В висках гулко стучит и мужчина горько ухмыляется про себя, закусив губу невольно, по надоедливой и нервозной привычке. С чего он взял, что Шастун изменился-то? Просто так с нихуя? Не бывает. Люди не меняются. Предатели тем более. Наверное, не стоило учиться доверять заново. Не стоило это всё, если главный человек, ради которого это всё и было, не изменился, и предал второй раз. И предаст снова, наверное, а Арс, как дурак, будет приходить снова и снова, потому что не хочет терять, потому что дорожит хрупким доверием и взаимопониманием. Шастун внизу смеётся с чего-то, хрипло, даже не стесняется громкости своего голоса, уставшего немного и с нотками прежней агрессии. Он жестом подзывает к себе этих четверых ребят, собирает в круг. Арсений как на иголках сидит, но с места не может сдвинуться — боится. Только смотрит красными от воды, холода и стресса глазами через дырку в стене, с каждой секундой хмурясь всё больше и мрачнея всё сильнее. Ну не мог же он второй раз так сильно ошибиться? Да не мог, нет, метеорит дважды в одно место ведь не падает. — Короче, Эда вы куда дели? В багажник? Отлично, прекрасно! Как запихнули-то? — без тени смущения спрашивает Антон, насколько Арс слышит отсюда, и улыбается даже. А говорит ведь о своём друге, можно сказать. О человеке, который его из таких передряг вытаскивал, что не верится, как это всё можно было просто так выкинуть в мусорку и забыть. — А этот где, графин? На крышу? Дурак что ли? Попов уже даже слышать не хочет, что он дурак. Он правда дурак — обычный, доверчивый, никчемный дурак. И Шаст этим пользуется, издевается, видимо. Перебил кучу людей, только чтобы… А, собственно… Чтобы что?.. Тут не срастаются никакие корни, не сходятся никакие рамки и что-то не получается ничего. Он ведь ему больше не должен, правда, не должен, ни людей, ни денег. С чего тогда такой сюрприз-то? Шастун резко хлопает по спине кого-то из них и вра(дру)г совсем меняется в глазах Арсения. Он зря поверил, зря понадеялся, что тот изменился. Наивный, надумал себе, что ещё может вернуть дружбу и прежнее доверие. И хочет ведь, безумно хочет и пытается, но не получается. Теперь — нет. Он всё тот же. Люди расходятся и Антон двигается по направлению к ангарам, оглядывается в тумане, ищет Попова взглядом. Дыра в стене большая, и он вполне может увидеть его при большом желании. Главарь мафии пытается как-то шевелиться, разминая затекшие ноги, даже садится на бетонный пол, ёжится от холода, понимая, что ещё немного и от всех его людей останутся одни рожки да ножки, когда ему пустят пулю в голову. Снайпер меткий, в этом он убедился, когда перебегал от машины до машины — тот прострелил два стекла рядом с ним. Выстрел прогремел едва ли не над ухом. Ещё немного и Арсений бы не вышел из воды сухим, спасибо реакции, что она за все года подводила только три раза, и в четвёртый бы уже не подвела. — Выходи, прятальщик. — хриплый голос тонет в барабане дождя по ржавому металлу, расплывается эхом от стен и заставляет коленки задрожать зачем-то. — Я ж тебя не на дуэль зову. — Не выйду, Шаст. — он трясётся весь, как кошка, в мокром противном пальто и пиджаке, который на плечи давит своей тяжестью, что умереть хочется и не вставать. — Мне второй снайпер с ОМВ-девяносто шестым за секунду башку снесет. — Никто в тебя стрелять не будет, дурак. — Антон усмехается, плотнее закутываясь в толстовку и щурится, задрав голову на дыру в стене, откуда торчала мокрая макушка. — Выходи, говорю. Попов усмехается тоже, нервно, и встаёт наконец-то, на корточки, ползком движется к концу крыши, выходя из поля зрения друга. Шастун недовольно звенит цепями, шаг за шагом подходя к ангару, хлопая себя по бедрам и шмыгая носом. — Я не выйду, даже не пытайся. Скоро приедут наши. — Брезгливо кидает Арс, усевшись на край бетонной крыши и свесив ноги, болтая ими немного. Он ведь не боится совсем, что ему кто-то что-то сделает: раз|уверил его Антон, что никто стрелять не будет, значит, наверное, никто и не будет. У него самого, как минимум, оружия нет точно, потому что ни на поясе, ни в карманах ничего не видать. Правда, что вообще за оружие может быть у человека, который со спичками ходит везде, вместо зажигалки. Парень подходит ближе, останавливаясь напротив Арсения и глядя на него снизу вверх, в кои-то веки, отчего второй даже как-то горделиво усмехается. — Ты уже вышел. — Я всё ещё в здании, просто вылез немного. — Попову по одежде настукивают противный марш — кажется, похоронный — капли, и он морщится от воды, убирая ладонями мокрые волосы с лица назад. — И это ты всё устроил, да? Твои люди переубивали большую часть моей охраны и даже Выгру в заложники взяли? Он смотрит снисходительно, не хочет говорить, потому что уже разочаровался второй раз в Антоне и третий ему не вынести ну никак. Тот, кстати, как-то подозрительно долго молчит и бегает глазами по улице, в тумане разглядывая что-то. А затем прикладывает окольцованный указательный палец к губам, сквозь него отчетливо, но беззвучно говоря: «Я за тебя». Арсений аж замирает на секунду, хмурясь сильно и щурясь так же, недоверчиво, брезгливо, от одного нахождения рядом с предателем и обманщиком такого уровня, которому он какого-то чёрта всё еще доверяет, нежничает с выводами и не хочет отвергать. — Либо сейчас, либо труп. — коротко бросает Шастун, пока со стороны уже слышится шум, топот и крики. Бегут эти бандиты, как под копирку одинаковые, с ножами на поясе и криками про то, что «длинный наврал, собака». Антон для них чужак что ли? И он тоже. И кому верить? — Придурок, быстрее прыгай! — рычит парень злобно, глядя на крышу и уже трёт кулаки. — Сейчас же! Ты жить хочешь?! Иди, стреляй во второго! Ему дважды повторять уже не надо было. Пока Шастуна встречают четверо крепких ребят, Попов спрыгивает с бетонной крыши и кубарем катится по мокрому асфальту, группируясь, потом уже вскакивая на ноги. Бежит так, что пятки сверкают. У него задача обезвредить самого опасного противника, потому что только у него из них двоих есть пистолет и навыки отточенной стрельбы. Нет, Антон тоже стреляет отлично, но дело это не любит вообще и не воспринимает, предпочитая либо рукопашных, либо поножовщину. И, судя по десятку шрамов на всем теле, поножовщина ему ближе. Ноги заплетаются и непонятно вообще-то, куда бежать надо, но Арс бежит, оглядываясь иногда на Антона, который ногой толкает в грудь одного, локтем бьет по хребту второго, третьему дает коленом в пах, когда ставит вторую ногу на землю, а у четвертого снимает нож с пояса и уже без опаски играет с ним (бандитом) в гляделки. Как только заходит за машину, слышит выстрел. Становится очень-очень страшно и по-глупому, потому что он пропустил, отвлекшись, когда подошел слишком близко, и снайпер поднял прицел винтовки. Попов тяжело вздыхает, сам себя успокаивая — ну не впервой, и не второй раз же ему это всё, чего так бояться? Он осторожно становится на выступ своего, родимого Гелендвагена и мысленно благодарит производителей за то, что сделали на боковой части такую подножку. Спиной прижавшись к тонированному стеклу, он прислушивается: в кустах, где-то совсем рядом с ним, вода не стучит по листьям, потому что попадает только по человеку, видимо, не особо внушительных размеров, ведь разница едва ощутима в таком шуме. Но он слышит. И решает выстрелить наугад, хоть половину магазина, в любом случае ведь попадёт. Попов за секунду выныривает из-за машины и в прыжке стреляет, даже когда до земли остается меньше десяти сантиметров — стреляет, не жалеет плечо и пуль, хмурится так, что самому страшно было бы на себя посмотреть. Пули мимо него пролетают. Не все, правда. Одна летит в бедро, но он падает как раз во время и успевает отдернуть ногу, уже, кажется, фантомно почувствовав эту боль от выстрела. Всё получается, как ни странно. Молодой человек, спрятанный в кустах, падает на спину, сметая за собой с листьев воду. А сам Арс, как в дурацких боевиках, перезаряжает пистолет, вставая с мокрой земли и ногой толкает кучку пустых гильз, с характерным бренчанием рассыпающихся по асфальту. Он на секунду останавливается и пытается отдышаться. Холодно до ужаса, непонятно вообще, как пальцы ещё не отмёрзли и сумели выстрелить. Но если всё-таки получилось, значит ещё не время списывать себя со счетов. Быстрым шагом Попов отходит, оставляя снайпера в кустах так и лежать, совершенно плюнув, чё он там вообще и куда. У него Антон сейчас с четырьмя сразу дерётся, и вообще нет возможности тормозить, если хочет его живым вытащить. Когда Арсений подходит ближе к ангару, видит только еле живое туловище, прислонившееся спиной к стене. Шастун дышит часто-часто и тяжело, держится за грудь, макушкой уперевшись в стену, едва не на плечо язык высунув. — Живой? — бессмысленный, тупой вопрос, но задать же надо. — Сам всех что ли, в одного?.. — Нет, блять, мертвый… Сам, конечно сам, хуле мне, в рукопашн… — он кашляет, хрипит немного, даже задыхается, чем до побеления мафиози пугает. — в рукопашный же. Мне нормально, щас отдышусь и дальше… Антон поднимает глаза на него, а затем большой палец в воздух, и Попову предстает удивительной странности картина. Он часто раньше видел друга и в крови, и с разбитыми руками в такой хлам, что ничем уже не помочь было, и какого он его только не видел… Но сейчас — Шастун дрожит от холода, усталости и трет второй рукой нос, а кровь идёт, не останавливаясь, едва ли не струей стекает по губам. — Блять, тебя пиздец покромсали. — Арс неосознанно подходит ближе, переступая через тела, такие же полуживые, как и его бандит-драчун, но уже не особо дёргающиеся, и останавливается напротив сгорбившегося Антона, который ладонями упирается в колени. — Поехали давай отсюда. Разберёмся, как ты это сделал, и почему они приняли тебя за своего, чуть позже. В какой маши… — Он не успевает договорить, потому что парень кидается на него и резко тянет на себя, секунду постояв в неловком положении лицом к лицу, потом толкает несильно к стенке, чтобы тот упёрся лопатками. Прямо за пару секунд до того, как Арсений оказался у стены, на него кинулся как раз-таки полуживой бандит. Попов не медлит, выхватывает пистолет и подбегает ближе к этому, упавшему навзничь, одному из вроде как поверженных Шастуном, ставя ногу ему на спину и вжимая лакированным ботинком в асфальт. — Будешь рыпаться, я тебе голову прострелю. — Хищно скалится Арс, потому что в груди бурлит всё, кипит, адреналин зашкаливает до такой степени, что он почти не контролирует что делает. Приставив пистолет к чужому затылку, перезарядив его для пущей верности, он продолжает. — Кто ваш босс? Антон у стены разгибается медленно и, краем немного залитого кровью глаза, видит шевеление под машиной этих недозлодеев. Наверное, показалось. Метнув взгляд на Попова, который так усиленно строит из себя злого главу мафии, он, хромая, подходит ближе и опирается немного локтем на чужое плечо, какую-то часть собственного веса заставляя держать Арсения. Тот не отвлекается, упорно тыкает дулом в затылок и усмехается тихонько. Ему обидно, стыдно за себя даже, что подумал в начале всего этого на Антона — подумал, что он всё это и затеял, а как оказалось, ошибся. — Я… Я не скажу… — хрипло произносит тело на земле и Арс давит ногой сильнее, рыча. — Я вам ничего не скажу! — Ты и так умрешь, полудурок, чего бояться-то? — отрезает Попов и смотрит на Антона, который не жив, не мертв, и чуть тише спрашивает. — Дойдешь до тачки-то? Шастун кивает, прикрывает на секунду глаза, а потом чувствует, даже сквозь дождь, шум и бесконечный стук сердца в ушах, опять шевеление где-то рядом с ними. Суперспособности прям, блин, Люди Икс отдыхают. — Посмотри налево, сзади меня. Кто-то может быть. — Едва слышно бросает он, и открывает глаза, поднимая их на уставшего и промокшего до нитки Арсения. — Я не обернусь просто, ёбнусь сразу. Второй поднимает бровь и перебегает глазами Антону за спину, щурясь и вглядываясь в туманную местность. Шастун в это время уже осторожно забирает у него пистолет из рук, перехватывает поудобнее и, неотрывно глядя на друга, стреляет в голову бандиту, лежащему на земле, вздыхая потом облегченно и грязной рукой почесывая кровавый нос. — Ну? — осипше и заёбанно, спрашивает парень, всунув пистолет в кобуру Попову — отличные взаимоотношения, когда вроде не друзья, а под пальто лазать, чтобы пистолет положить — всегда пожалуйста — и кашляет. — Кто-то есть. — Задумчиво и с напряжением каким-то, сожалением даже, отвечает мафиози и поправляет полы одежды, сунув руки в карманы. — Пошли. Терять нечего, вряд ли это третий снайпер, да ещё и под машиной. Он кивает Антону, который слабо отвечает, глядя глаза в глаза. — Мда уж. Тебе далеко до штаба? Могу подкинуть к нам, подлатаем. А то ты совсем плох. — Тихо, так по-старому беспокоится Арс, шмыгая носом, шагая с ним бок о бок. — Я не настаиваю, просто… — Замолчи, Сень, я понял… Давай просто найдем его и вырежем, а потом разберёмся, мм? — фыркает едва слышно Шастун, зевнув и зажмурившись на секунду, опирается на левое плечо другу, пытаясь с вывихнутой ноги как-то снять нагрузку. — Кто это там вообще? Не увидел? Арсений только недовольно качает головой. Уже почти подойдя к лобовому стеклу, Антону будто что-то за ногу цепляется. Он смотрит вниз, всё еще немного держась за Арса, но уже поздно как-то. Рывком его сбивают с ног и он стонет сдавленно от боли в колене, не соображая, что вообще происходит. Попов — спасибо реакции уже трижды за день — успевает сориентироваться и хватает под руки Шастуна, оттаскивая назад. В ушах гулко начинает стучать и играть какая-то навязчивая музыка из триллеров. Совсем юный парень, невысокого роста и худощавый, выползает из-под дна машины и кидается с каким-то нечеловеческим ревом на них. А так как Антон ближе, кидается сначала на него. Горизонтальное положение Шастуну не очень нравится. Ну во-первых потому что у Арсения руки ледяные и прижимают толстовку итак промокшую хуже некуда к телу, во-вторых из-за разъярённого парня. Он выскальзывает из рук запутавшегося во времени мафиози и стукается затылком несильно об асфальт, успевая сгруппироваться, дрожащим коленом пнуть бандитёныша в пах. Тот каким-то, блять, чудом сначала умудряется цапнуть ножом по брови Попова, едва не перешагивая через Антона, а затем как-то теряет весь свой запал и скулит тихо, упав рядом на асфальт, свернувшись комком. И всё? Так просто? А Арсу даже не больно, просто надоело, чесслово. Ну что за приколы-то такие? Не могли по-честному что ли драться? И парень не виноват вообще, что в такой замес попал, к тому же молоденький вроде. Жалко. Но похуй — он ведь дон, ему, в принципе, на всё так, только бы Шаст живой был. Даже немного переживает за него, поэтому и злится. Нет. Много. Поэтому и бьёт ботинком в солнечное сплетение, позволяя Антону за это время хотя бы откатиться в сторону. Сам хватает пистолет из кобуры — как он там оказался? — и глядит зло, уже вымученно, в глаза парнишке этому. — Прости, малой, но эта принцесса моя. И пускает пулю, дернувшись от отдачи немного, в питушествие по его внутренностям. Кровь красиво растекается по луже и Арсений чешет лоб ребром ладони, вздохнув. Давно он так не тренировался и столько людей за один день не прибивал. Шастун на асфальте стоит — ну как, стоит — на четвереньках, кашляет и хрипит. Парень резвый был, ещё и придушить успел, а у него и так дыхательные пути уже ни к черту нихера, судя по всему. Попов подскакивает, поднимает его осторожно за плечи и заставляет посмотреть на себя. — Тох, не отключайся только, слышишь? — он тормошит рукой, хлопает легонько по щекам и вглядывается в полуживое лицо. — Норм… Нормально. — Кивает Антон и отстраняет чужие руки от себя, потом касаясь ладонью носа — кровь не идет. Отлично. Только не легче как-то, под ним всё равно месиво кровавое, полугустое-полужидкое, противно-багровое. Мозг вообще отказывается как-либо соображать, хотя после такого-то — грех на это жаловаться. Что-то же он ещё может воспроизводить. Например, бледное и помятое, в красных следах, лицо Арсения, который не отходит дальше, несмотря на постоянные тычки в грудь ослабшими ладонями. — Я головой ударился… — Ничего, щас Эдика вынем из багажника и поедем в дом. Посидишь у нас, потом вернёшься в штаб к своим. Не возражаешь? — Попов виновато почему-то улыбается, не зная куда деть руки и пряча одну в карман, второй всё ещё сжимая пистолет. Шастун кивает слабо и лезет ладонью в карман. Дыхание – ни к черту, а покурить – святое. Спички ожидаемо проебаны, даже не просто промоченны, а прям проебаны — тёрка на коробке́ тоже отошла, промокла и свернулась комочком. — Зажигалка есть? — Была… Он достает из внутреннего кармана сигареты в пакетике — какая прелесть, забота, чтобы не промокли. а коробо́к туда убрать-то не судьба было, ага? — и молча обхватывает фильтр губами, наклоняясь немного. Арсений, спустя пять попыток, дрожащими пальцами зажигает кончик и хмыкает. Шастун разворачивается спиной к нему, прихрамывая, и опирается затылком о его макушку. Отточенный жест, как они обычно стояли после какого-нибудь мессива, возвращая силы и молча общались. Попов закрывает глаза синхронно с ним и хмурится, окоченевшими пальцами сжимая оружие. Страшно, вдруг кто вылезет и попортит такой момент. Ему приятно снова рядышком стоять, как раньше, приятно едва ощущать сигаретный дым и боль в мышцах от бесконечной беготни сегодня, от ударов даже. Но больше всего радует легонько-легонько касаться чужого мизинца собственным. Будто ничего не было, будто всё еще на дворе 2010 и они после очередного дела пытаются вернуть себя в строй. – И с хуя ли я твоя принцесса, кстати?