Всполохи испуганных бабочек, завлекли рассеянное внимание императора. Одна из бедствующих бедняг залетела через распахнутое окно в дальнем углу его спальни. Запутавшись в толстой бархатной шторе, она осела на пол и замерла, совершенно не понимая, как ей спастись из жестокой ловушки
Он очень долго смотрел на немую борьбу насекомого, усмехаясь над её поведением. Едва она сделает нервный шаг и запутается ещё сильней, а после — погибнет, не найдя спасения. Выждав ещё несколько минут, он поднялся с софы и ухватившись двумя указательными пальцами за тонкие пластинки крыльев, поднял её на уровень своих глаз.
Тонкие палочки ног нервно задергались, в попытке уцепиться за что-то, но увы, крохе лишь оставалось ждать свою гибель от холодных рук Клода. Мужчина отодвинул толстую штору, и подошёл к окну. Вытянув руку наверх, он равнодушно начал рассматривать пойманную жертву, продолжая о чем-то думать. Стоило ему лишь посильнее сжать пальцы, как хрупкие пластинки треснули, но ему не хотелось вредить ей.
— Бабочка, верно, — сухой голос мужчины, неприятно резанул по сердцу, когда принц неловко отвёл взгляд от императора. — Ночная бабочка*, пытающийся добраться до солнца Обелии.
Крохотные ладошки сжались, пытаясь унять волнение. Ему было так страшно показываться перед ним, особенно, когда тот был не в настроении, и как на зло, Анастасиус — единственный, кто мог сдерживать отца, занимался фехтованием. Словно, тот выискивал момент, чтобы никто не мог ему помешать совершить задуманное.
— Ты знаешь, что означает твоё имя?
Мальчик кивнул.
— Да, Ваше Величество, — топазовые глаза неотрывно изучали плитку под ногами. Ещё чуть-чуть и хрупкие колени рухнут, заработав очередной синяк. — Я…
— Хромой принц, сын ночной бабочки, что посетила меня лишь раз, — смешок звучит как звон треснувшего клинка, Клоду хочется закрыть уши, не слушать страшные слова, но он покорно продолжает стоять перед императором, сглатывая тугой ком боли и горечи. — Что же нужно ребёнку одной ночи от повелителя?
Его отец, почивший ныне император Обелии, был поистине умен и расчетлив. Имея огромный запас знаний и опыта, он мог с легкостью словесно унизить, придумывая изящные афоризмы и красивые слова, вводящие публику в немой восторг. Зрители словесной битвы или речей на балах, сходили с ума от него. Величали великим поэтом, внесшим в культуру великой империи намного больше, чем передовые писатели того времени.
Из сотни аристократов и дворян, верных своему повелителю, была и его мать.
Мужчина почувствовал как давно позабытое чувство дежавю липко уцепилось за него, когда усики бабочки задрожали из-за хилого дуновения ветра.
Его мать была точно такой же. Слабой, хрупкой, тихой. Клод едва мог вспомнить её небольшое бледное личико, обрамленное длинными светлыми волосами, вечно спрятанными в небольшую пучок или же корзинку, чтобы не мешали при уборке комнат. Большие карие глаза, отливающими золотистыми оттенком в игре солнечных лучей дарили ощущение тепла, которого ему так не хватало.
Словно, она была соткана из света и тепла.
Она была из небольшой бедной семьи овдовевшего герцога. Едва сводя концы с концами, ещё юная герцогиня, услышав об работе горничной в императорском дворце, ухватилась за эту возможность, не задумываясь ни на секунду об одиноком отце и перспективном замужестве. Целеустремленная, добрая, старательная…
— Клод, — поправив толстое пуховое одеяло, женщина наклонилась и поцеловала в лоб уставшего принца. — Ты хорошо постарался сегодня на тренировке вместе с господином Николасом.
— Ты видела?..
— Да, — она улыбнулась ему краешками тонких губ. — Я попросила дать работу в западном крыле, чтобы посмотреть как ты занимаешься.
Клод слегка покраснел, чувствуя ликующую радость. Он редко слышал от посторонних добрые слова, выслушивая больше замечания и сухие укоры.
— Мама, — боясь, что стража у дверей услышит, мальчик перешёл на шепот. — Ты же всегда будешь со мной?
Горничная растерялась от вопроса, но лишь на мгновенье, собрав волю в кулак, красавица потрепала сына за челку и привстала с кровати.
— Конечно буду, мой маленький принц.
Он плохо помнил её лицо, в его памяти отложились лишь очертания и цвета, ощущения, которые она приносила, когда была рядом. Когда ему исполнилось пять, она перестала посещать его так, как раньше. А после, и вовсе — пропала.
Бросила бесполезного сына — как он узнает намного позже, подслушивая разговоры прислуги. Собрала вещи и ушла, не желая больше видеть своего хромого мальчика. Император щедро заплатил ей за работу и рождение ребёнка, как его наложницы, объяснив это, тем, что она ему больше не нужна.
Ошарашенный принц, чувствовал себя преданным и одиноким, совершенно не понимая, что сделал не так, из-за чего его родная мать решила оставить его одного. Он так хотел найти её и расспросить, но всё что он мог, выслушивать очередные насмешки со стороны отца, которому было одним наслаждением видеть, как его младший сын погружается в пучину отчаяния.
Со временем печаль и грусть переросли во что-то большее — в жгучую ненависть, а после в едкую ярость. Его мучили, истязали, а она даже думала навестить его? Спросить, как он? Скучает ли она вообще по нему?
Некогда, большие топазовые глаза, наполненные переливами светлых чувств, засияли ярким оттенком бирюзы, словно сочащийся яд, что с каждым годом становился насыщеннее. Взращенная ненависть на королевскую семью, укреплялась всё сильнее и сильнее, благодаря проступку Пенелопы, предательством Анастасиуса и издевательством императрицы. А он верил им, как мог верить только покинутый ребёнок.
Верил императрице, которая «приняла» его как второго сына.
Верил невесте, что ярко улыбаясь, даря ложные надежды.
Верил брату, что яро защищал его от родителей, подставляя свою спину.
Но всё это было одной большой ложью во благах его близких. Никто не задумывался о его счастье, желаниях и мечтах, ставя свои приоритеты выше. Какая разница, что он чувствует? Что хочет? О ком думает? Если можно унизить, прижать к полу и заставить быть тем, кем его хотят видеть.
Слабым и беспомощным насекомым, которого с легкостью можно было удавить сжатием пальцев.
И однажды, во время личного разговора, отец Феликса передал ему письмо. Просил не торопиться, и прежде чем, тот планирует начать поиски своей горе-матери, сначала, прочитать небольшое письмо. Клод рассмеялся, чувствуя, как верный пёс императорской семьи, пытается повлиять на его решение, но из личного уважения, всё же прочел.
Будь во мне сила, я бы вырвала тебя из рук Эйбума и спрятала далеко-далеко, мой маленький Клод. Но я слаба… Всё, что мне оставалось, это оббивать пороги дворца, умоляя пустить к тебе, пока я в конечном итоге перестала ходить из-за тяжелой болезни.
Я знаю, нет оправдания моему проступку, и чтобы я не говорила, ты не сможешь простить меня. Но… Я так хотела, перед своей смертью увидеть тебя, мой маленький принц. Увидеть лицо, твою улыбку, как тогда…
Клод, я хочу чтобы ты знал…
— Папа?.. — сонное личико Атанасии выглянуло из-за толстых дверей его покоев. Выждав, когда отец обратит на неё внимание, Ати подошла к нему и потянула за тогу. Мужчина медленно перевёл свой взгляд на дочь, равнодушно смотря на её неспокойный вид.
— Ты почему не спишь?
— Ати не спится… — она осторожно потерла кулачком правый глаз, всё ещё выжидая, когда отец поднимет её на руки, как обычно он это делал. — Ати захотела к папе.
Не дождавшись привычной ласки, принцесса обратила внимание на то, что Клод продолжал держать что-то на весу.
— Что это?.. — Ати внимательно вглядывались в крохотный объект. Девочка хорошенько похлопала глазками и наконец поняла, что это. — Бабочка!
Неловко потянув к ней руки, Обелия немо просила отца дать ей посмотреть поближе.
— У Ати никогда не получается их поймать! — Клод послушно опустил руку ниже, позволяя дочери внимательно рассмотреть капустницу. — А папа поймал её так легко!
— Эта жалкая букашка мешала работать, — фыркнул тот. — Вот и поймал.
— Она такая красивая… — маленькие пальчики попытались ухватиться за тонкие крылошки, но мужчина не дал.
— Их крылья хрупкие, не надо трогать.
Принцесса удивилась — отец никогда ей ни в чем не отказывал и едва наставлял, а тут такая странная реакция на её действия. Она наклонила голову на один бок и убрала руки, изучая насекомое лишь взглядом.
Твоё имя означает не только хромой. Как бы эти жалкие люди не хотели унизить тебя, сломать, ты всегда будешь моим Великолепным** мальчиком. Тем, кто не ступит на скользкую дорожку, выложенную королевской семьей. Я знаю, ты выше этого, не дай им разрушить себя.
Чтобы ты не выбрал, каким бы путем не пошёл, я хочу, чтобы ты был счастлив, Клод. Лишь когда в твоём сердце появится это чувство, я смогу упорхнуть из твоей жизни к настоящему солнцу этого мира…
— Подойди.
Атанасия послушно выполнила просьбу отца, когда тот, подхватив ребёнка одной рукой, поднял её.
— Папа, не убивай миссис бабочку, она просто немного глупая… — заметив холодный взгляд императора, Ати грустно посмотрела на беспомощное существо в его руках. — Уверена, после этого, она больше не будет залетать к тебе. Или может мы поселим её в саду?
— Нет, — Обелия воспользовался своей силой и подарил кроху своей силы никчемному существу, отпуская на волю. — Имея такие широкие и тонкие крылья, она должна лететь вперёд, где живёт свобода.
Кроха взмахнула своими белыми крылышками и едва успев сориентироваться практически рухнула вниз, как резко взмыла вверх и упорхнула во тьму.
— Не знала, что папочка умеет говорить как настоящий поэт, — ахнула девочка.
— В этом месте не должны жить какие-то жалкие жуки, — отнекивался он.
— Но это было так красиво! — обняв отца за шею, Ати завороженно смотрела на Клода. — А расскажи что-нибудь ещё, папочка!
— Разве не Феликс главный сказочник? — ухватив дочь двумя руками, повелитель, лениво побрел к софе.
— Но папа лучше Феликса! — малышка развела руками. — Во-о-от на столько!
Мужчина хотел в очередной раз раздраженно вздохнуть, поражаясь, каким упертым ребёнком была Атанасия, как вдруг, его оглушил звонкий смех позади себя. Тихий, но такой чистый, искренний.
Как у его матери.
