Не в этой жизни!

— Йо, Бэк, ты управишься за сегодня с этим вопросом? Чондэ подкатил к Бэкхёну на своем до безобразия противном стуле, который скрипит от неудачного движения, и дело не в том, что ему не хватает денег его поменять, Дэ просто лень, а страдай всем остальным. — Да, тут просто, но приходится выбивать все вручную, это требует чуть больше времени, но до девяти я успею, — блондин на секунду кидает взгляд на часы и кивает в знак подтверждения, у него его пятнадцать минут. — Ок, тогда я подожду, пойдем вместе, — за этот скрип Бён мечтает убить парня, что за эти несколько дней стал для него неплохим… Наверное, союзником, до друга еще рано, во всяком случае, он еще не определился. Но с чем точно все было понятно, так это с его странным течением жизни. С того дня, как он согласился работать на Дио, который, к слову, уж очень любил валяться на диване, постоянно надрачивая пальцами клавиатуру своего смартфона, иначе описать это у Бэкхёна не выходит, все будто поменяло свой угол обзора. Сперва Бэк официально уволился со своей подработки, такие копеечные деньги за то время, что он там проводил теперь ему были не нужны, зато появился стимул всю домашку и проекты делать где-то между интересующими его парами, обедом и болтающим на ухо Чондэ, что будто пришил себя к парню. Далее стабильно приклеился Минсок. Быть может это было бы обременительно постоянно терпеть парня ради походов в клуб, но Бэкхён неожиданно поймал себя на мысли: Мин его совсем не раздражает, а порой они отлично заговаривают по душам, будто Минсок снимает с себя какой-то нелепый скафандр лощеного парня со стразами в глазах и показывает себя изнутри. Это не было, как гром среди солнечного дня, эти изменения были едва узнаваемыми, но для Бэка было достаточно и этого. Он больше не считал Минсока потерянным. Они ходили в клуб, ведь останавливаться и терять надежду было не списке великого хакера, иногда садились прямо у забитой барной стойки и отпускали свое сознание на волне шума и сладкого послевкусия алкоголя, но чаще шли наверх, где уже такой родной Кай составлял им веселую компанию. Что было странным, так это, наверное, то как Бэкхён смог притереться к Чонину (еще страннее было понять, что тот назвал свое настоящее имя). Это было действительно выходящим за все рамки, но все же реальным, ведь теперь они сидели втроем и болтали о чем только было возможно. Хотя все же нет… О Чанёле они не говорили никогда. Один раз, Бэкхён как-то попытался вставить слово про него в диалоге, сделав вид, что забылся, но Чонин тогда смерил его таким взглядом, что мурашки пошли, было настолько неприятно оказаться под таким давлением, что больше Бэкхён не пытался выведать о старшем у Кая. Да и Минсок тоже был тут не помощником, будто знал что-то и упорно держал в секрете, молчаливо поддерживая неписаное табу. Бэк злился. конечно же, но понимал, что сам виноват, быть может отказавшись, он смог узнать о Чанёле больше и стать кем-то иным, а не подстилкой на ночь. — Я все, — свернув последнее окно и отправив компьютер спать, парень поднимается с кресла и потягивается, блаженно улыбаясь легкой усталости. Он бы хотел поспать, но дома его ожидает очередной рейд по увеличившемуся гардеробу и Минсок под окном. — Вставай, блин, — пинает он кресло Кима точно под звук пришедшего уведомления о зачислении средств. — Как ты мог заснуть?! — Он отрубается вообще везде, как-то раз даже на пол свалился и все равно спал, — бубнит Дио со своего извечного места. — Да лишь бы меня не тормозил, дубина. Пошли уже, — блондин забирает свой кожаный рюкзак и стартует на выход — Дэ догонит. — До встречи. — И тебе не хворать. «Старческий маразм неизлечим», — думает Бэкхён.

. . .

Он сбегает по лестнице, потому что лифт кто-то перехватил раньше него, а поэтому ворчит — прическа растреплется и будет уже не такой, как он хотел. Гадство. Минсок просигналил уже пять минут назад, но вот шнурки на высоких ботинках никак не поддавались, а бантики вообще жесть, Бён ненавидит их с самого детства. — А вот и наша королева бала! — выкрикивает Ким, стоит ноге блондина оказаться за порогом многоэтажки. — Уж думал состарюсь, морщинами покроюсь и все, никто не захочет мою еще прекрасную задницу. — Хорош, — Бэк пихает парня локтем в бок, растягивая губы в улыбке под ответный хохот. Издевки тут в рамках приличий, шлепок по заднице и свист — тоже. — Поехали уже, состарившийся лис. Дорога веселая, потому что Минсок рассказывает, как в, на минуточку, дорогом бутике ему попался еще совсем зеленый консультант, который хоть и выглядел на пять с хвостиком, но вот стеснялся и краснел аки евнух. Бёну становится даже жалко на минуту этого «милашку Сехунни», но дикий ржачь сдержать не может. В клубе сегодня любимый диджей блондина, Каю он, естественно, этого не говорил, ведь тот сам отбирал обоих, но второй парень, заходит как-то не особо хорошо, и зал с Бэкхёном явно солидарен — народу сегодня опять больше, и протискиваться мимо всех этих тел куда труднее. — Ну нет, сегодня скажу Каю, что он обязан дать мне карточку от черного входа, — тяжко выдыхает Ким, протягивая парням на входе в V.I.P. зону карту. — От черного входа? — Ага, ты ведь не думал, что он приходит сюда через парадные двери, — фыркает Мин, когда их наконец пропускают, хотя могли уже запомнить в лицо и не держать столь долго. — Там стоит специальный человек, которому и платят больше, чтобы рот точно держал на замке, ведь сюда приходят персоны, что совсем не любят светиться, соответственно и проходить через весь зал им вообще не надо. Кай к таким людям относится с особенной щепетильностью, чаще всего это либо те, кто хорошо платят, либо с кем было бы хорошо заиметь связи, либо друзья, ну, как Чанёль, например. Минсок понимает, что ляпнул лишнего, от того открывает и закрывает рот рыбкой, но потом прикрывает глаза и мотает головой. «Забудь и не спрашивай». От невозможности узнать больше, да и просто открыть рот, потому что все равно что-либо еще не скажут, у Бэкхёна сводит челюсть. Как и всегда они проходят по коридору до знакомой двери и попадают в ту комнату, где все и началось. Музыка приглушенно переливается из колонок по периметру, свежий воздух вперемешку с легкими нотами сандалового дерева приятно расслабляют. Можно уверенно сказать, Бэк полюбил это помещение, полюбил находиться в нем, несмотря на то, что каждый раз в первые секунды пребывание внутри нечто отзывалось тупой тянущей болью. Блондин пытался уверить себя, что не надеется так отчаянно, как было, но из раза в раз проигрывает войну самим с собой. Наверное после такого «прокола» со стороны Минсока, видеть широкую спину в черной рубашке и такие знакомые оттопыренные уши на идеальном затылке настоящее видение или мираж, потому что Бэкхён не верит, не может поверить, что Чанёль спустя столько попыток отыскать наконец перед ним. — Оу, мы не вовремя? — с сомнениями говорит Минсок, пока Бён все еще в прострации залип на фигуре мужчины, что стоит рядом с Каем у окна. Те оба поворачиваются, почти одновременно, но если непроницаемое лицо Чанёля считай таким и осталось, улыбка с лица Чонина слетела быстрее, чем в голове проносится «Упс». Всем было понятно, что этой встречи нужно было избежать любыми способами, Бэкхён знал, что этой встречи не избежать ни-за-что. — Я, видно, засиделся у тебя, — Чанёль кладет тяжелую ладонь другу на плечо, говоря тем самым, что он уверен в своих словах и возражать не стоит, ставит стакан с виски на стойку, что была ближе всего и забирает свой пиджак со спинки дивана. Его желание — уйти и не нарваться на проблемы, которые может создать Бэкхён, ведь Чонин не мог не поделиться своими наблюдениями о поисках мальчишки. Но вот была загвоздка. О том, что тот ищет его Чонин очень уверенно сказал, а вот уточнить, что тот не просто рыскал где можно и нельзя, но еще и поработал над собой, да так, что того парнишки и след остыл — не уточнил. Смотреть на такого Бэкхёна было сложно. Воспоминания о его податливом теле и нежной коже все еще преследовали ночами, а порой и в силуэтах проходящих мимо людей. Чанёль боялся, что нарушив свои правила в ту ночь ему будет тяжело остаться безучастным, да так и вышло. Не может совершенно не волнующий мальчишка, пусть и преобразившийся и похорошевший, заставлять его так усиленно глубоко и медленно дышать. Минсок тем временем оттаскивает Бэкхёна к диванчикам, стараясь избежать столкновения с Чанёлем. Ему было понятно, как сильно друг хотел увидеть мужчину, с которым переспал, было понятно, пусть тот и не говорил об этом, Минсок был не глуп, а еще иногда умел смотреть дальше остальных. Когда хотел, конечно же. В данной ситуации он хотел избежать истерики, а она будет, потому что Чанёль не пойдет на то, чего желает Бэкхён. Старший собирался выйти как можно тише, даже прощаться не стал, и так понятно, что это вынужденно, и дверь закрыл почти бесшумно, быстрее направляясь к выходу, пока парень не вышел из своеобразного транса. Только это был не транс, и Бён понимал ситуацию лучше любого, анализируя все так, как если бы собирался писать самый сложный в своей жизни код. Досчитав до некого старта в своей голове, когда Кай и Минсок однозначно выдохнули и расслабились, Бэкхён вырывает руку и выбегает прочь. — Да твою же мать! — вскрикивает рыжий, со злостью бросая свою небольшую сумку на обивку дивана. Гнаться и наводить больше шума он не собирался. — Я этого ожидал… — выдыхает Чонин. Бён выбегает за старшим и замечает его, удаляющимся в противоположную от охраны сторону. Надпись «черный ход» маячит в сознании красной вывеской и не жалея сил он срывается туда. Он не кричит, чтобы тот остановился, понимая, что это возымеет обратный эффект и тогда успех догнать эту башню будет равен единица в минус сотой степени, Бён лишь старается бежать так быстро, как позволяют ослабевшие ноги. Почти что срывая дверь с петель, Бэкхён проносится мимо охраны и в последний момент хватает Чанёля за пиджак на его предплечье. Дыхание сбито, в легких пожар, но эйфория от того, что он смог застилает глаза. Ему нужно лишь пару раз вдохнуть, чтобы сказать, что хотел, но он понимает — такой роскоши у него нет. — Послушай, я очень хотел тебя увидеть! Дай мне сказать, что хочу! — на одном дыхании лепечет Бён, сильно зажмурившись. Открыть глаза страшно, увидеть в глазах мужчины отвращение страшно. Но Чанёль молчит, не двигается, не вырывается, но и не поворачивается взглянуть на него. Такое безразличие режет без ножа, но у него хотя бы есть шанс, что выслушают. Мужчина же просто убеждал себя не смотреть и не поворачиваться. — Я помню все, о чем мы с тобой говорили, о нашем договоре, я помню, и не хочу его нарушать, я хочу расторгнуть его! — уверенно выговаривает Бён, сильнее сжимая дорогую ткань в пальцах. — Мне не нужны твои деньги, я готов их вернуть, я хо-чу тебе их вернуть, потому что я так не могу. Я не могу думать, будто ничего не было, я сплю и вижу ту ночь, я хожу и везде вижу тебя, мне тошно от того, насколько я стал неожиданно зависим, но это сильнее меня. Ты зацепил, ранил, каким-то чертовым образом привязал меня! И я схожу с ума, стараясь поймать тебя! Пожалуйста, не игнорируй, я не прошу любви и отношений, но… хотя бы тут, не игнорируй, не смотри, как будто я пустое место, я не верю, что ты просто так забыл ту ночь, будто ее и правда не существовало. Бэкхён тяжело дышал, сжимая зубы, понимая, что сказанное — не правда. Он не хотел только отсутствие игнора, он хотел этого мужчину целиком, чтобы узнать, понять, открыть все потайные двери и тайны, ведь он знал, что Чанёль не только жесткий и холодный. — А с чего ты взял… — мужчина медленно повернулся и взглянул на парня с максимальной дозой отрешенности, — что я не забыл? С чего ты решил за меня? Ты для меня никто. Мальчик, которому я хотел помочь, взяв то, что было нужно. Ты согласился сам, добровольно, а теперь требуешь расторгнуть договор? Мне не нужны эти деньги, и ты… мне не нужен. Потрясенный Бэкхён не удерживает руку Чанёля пальцами и отпускает, позволяя тому пойти к машине. — Я изменился! Я стал лучше! Я сделал это, — руками указывает на свой вид, — ради тебя! Чтобы соответствовать, не выглядеть потрепанным парнем из подворотни! Я умен, я интересен, я могу составить отличную компанию, за меня не будет стыдно, так почему?! Я же нравлюсь тебе! Мое тело! Хотя бы оно! Тогда, ты был откровенен и я видел, что тебе нравится! — Ты и правда изменился, — уверенно заявляет Пак с присущей бизнесменам холодностью в голосе. — Покрасился, приоделся, мои деньги помогли тебе почувствовать себя значимым и что-то стоящим. Уверен ты зацепишь многих, только вот… Ты ничего не стоишь без вот этого всего. Эта истерика сейчас показывает тебя, как неразумного вспыльчивого мальчишку, у которого торнадо в голове крутится. Достойную оболочку с милым личиком и красивым телом я могу найти в любом клубе, да и поумнее будут: получат свое и будут рады. Ты жаден и эгоистичен, ты ребенок, Бэкхён, — последние слова выходят как-то жалостливо мягко, а губы украшает снисходительная улыбка, от которой Бёна выворачивает от злости. — Прости, но дети меня не привлекают. Больше не глядя ни секунды на раздавленного парня, Чанёль садится в машину на пассажирское сидение, давая сигнал водителю ехать. И ничто так отчетливо не отпечатывается в памяти за сегодняшний день, как плотно сжатые кулаки и низко опущенная светлая макушка.