Будущее уже произошло

Шарли не особо-то умеет скрывать эмоции, особенно когда чем-то недовольна. Хмурит брови, бросает на Джимбея недовольные взгляды. — И надолго ты в это раз? — спрашивает. — Не знаю, — отвечает он. — Может, ты мне скажешь? Шарли, в отличие от него, заглянуть в будущее может. Её предсказания всегда точны — хоть и не всегда понятны. — Хочу выслушать твою версию, — упрямится Шарли. Джимбей не может знать наверняка, но у него есть намерения и планы, и Шарли хочет выслушать именно их. Чтобы узнать, есть ли в этих планах место ей. — Я не знаю, — снова говорит Джимбей. — В худшем случае я вообще не вернусь. А в лучшем… Если всё пройдёт хорошо, если Большая Мамочка отпустит его ко всем чертям морским, если он, как обещал, присоединится к команде Соломенной Шляпы… то что дальше? — Будешь плавать с этими ужасными опасными детьми? — Шарли как будто читает его мысли. Раньше она, кажется, только в будущее умела заглядывать, это что-то новенькое. Или, может, тяжкие раздумья так явно отражаются на лице Джимбея, что ничего не стоит их угадать. — Ты же их видела, — спорит Джимбей, — они… Ужасные и опасные, пожалуй, да. В самом лучшем смысле этих слов. — Не слишком ли ты старый для всех этих перемен? — поддевает Шарли. — Я ещё вообще не старый! — возмущается Джимбей. Шарли снова хмурится, молча смотрит на него, только поднимаются в толще воды пузырьки от её тонкой трубки. Даже хвост подрагивает от недовольства. Шарли прячет эту дрожь, как будто удобнее устраиваясь на диване. Джимбей подсаживается к ней, кладёт на хвост руку, чувствует ладонью неровную акулью кожу. — Я, кажется, всю свою жизнь только и делаю, что пытаюсь совершить что-то достойное, — говорит он. — Ошибаюсь, исправляю ошибки и ошибаюсь снова. Может быть, то, что я собираюсь сделать, — моя главная ошибка. А может, как раз это перекроет все предыдущие. Шарли всё ещё хмурится, недовольные пузыри всё ещё вылетают из её трубки — и всё же она накрывает руку Джимбея своей. Пальцы у неё тонкие, очень бледные и очень холодные, так и хочется согреть. — Но больше, чем исправить все свои ошибки, я хочу после этого вернуться домой, — говорит Джимбей. — Слишком долго я был этого лишён. — Хорошо возвращаться туда, где тебя ждут, — замечает Шарли. Фраза повисает в толще воды, колеблется словно водоросль в морском течении. — Если ждут, — говорит Джимбей. — Ладно, я понял. Я не прошу тебя дожидаться. — Какой же ты дурак, — вздыхает Шарли и кладёт голову ему на плечо. Так они сидят в тишине; кажется, слишком долго. — Так что, ты видела моё будущее? — спрашивает наконец Джимбей. — Я погибну где-то там, далеко от дома? Я вернусь? — и всё-таки не удерживается, уточняет: — К тебе? — Уж будь добр вернуться ко мне, — строго говорит Шарли вместо прямого ответа на его вопросы. — Будущее… — снова начинает Джимбей, но Шарли перебивает его: — Для меня между будущим и прошлым нет особой разницы. Всё предопределено, будущее уже произошло. Все твои ошибки и исправления для меня идут вперемешку, не оправдывай одно другим. И лучше вообще поменьше думай об этом всём. Джимбей вытаскивает свою руку из-под её, но только затем, чтобы заключить Шарли в объятия. Она не особо любит всякие лишние нежности, но сейчас, предчувствуя скорое расставание, не только позволяет себя обнять, но и прижимается к нему в ответ. — И я не могу знать наверняка, что именно с тобой произойдёт, — говорит она совсем негромко, словно не уверена до конца, стоит ли Джимбею это слышать. — Тогда выбор за мной, — улыбается он. — И я обязательно вернусь, как только смогу. Шарли не особо-то умеет скрывать эмоции, и по её короткой улыбке он понимает, что не ошибся. А может, она действительно всё знает, просто не хочет сбивать его с толку. Раз уж будущее давно произошло, то самое главное — что думая о нём, Шарли улыбается.